А основным таким центром Оружейной палаты являлся Центральный зал, который представлял собой помещение, заполненное портретами российских императоров, причем под портретами российских императоров находились те или иные исторические предметы или предмет. Например, под портретами царей Михаила Федоровича и Алексея Михайловича находились арматуры из лат. Под портретом Петра Великого (Петра I) — носилки Карла XII, захваченные во время Полтавской баталии. Под портретом Екатерины II находились ключи от турецких крепостей, которые были взяты в период ее царствования. То есть, как вы видите, предметы здесь были выбраны достаточно интересно — по принципу трофея, если угодно, и здесь очень интересно соединялась династическая тема со своего рода военной темой.
Особенный сюжет здесь — предметный ряд, который находился под портретом Александра I. Дело в том, что после 1831 года, после подавления Польского восстания, Николай поставил под портрет Александра I бронзовый ковчег с польской конституцией. Польская конституция была дарована Александром I Польше в 1815 году, и Николай I ее фактически таким образом вернул Александру. Но здесь, кроме того, располагались еще и польские знамена, которые были захвачены после восстания, после подавления восстания, и ключи от польских крепостей. Более того, здесь была помещена еще и кровать Наполеона I.
Фактически расположение здесь предметов указывало на то, что Николай I посвящал победу над восставшей Польшей Александру I, но появление здесь этого элемента — кровати Наполеона — мне кажется очень примечательным, потому что, по сути, оказывается, что победа над Польским восстанием — это продолжение Наполеоновских войн. Я думаю, что, по мысли Николая I, восставшая Польша — это страна, которая в свое время была союзницей Наполеона и выступала против России, потерпела сокрушительное поражение, потом была обласкана милостями императора Александра I, ей была дарована конституция, но она не смогла воспользоваться этими милостями и проявила себя как истинный и исконный враг России, а сейчас повержена вновь, и это некоторое окончание Наполеоновских войн. Здесь достаточно интересно еще обратить внимание на то, что русские войска брали Варшаву в 1831 году на годовщину Бородинского сражения. Это такой чрезвычайно любопытный элемент, и мне кажется, что расстановка предметов внутри Оружейной палаты во многом отражала эту позицию.
Кроме того, мне кажется, что Николай I пытался здесь провести и более глубокую параллель, потому что, обратите внимание, внутри этого Центрального зала размещались два объекта, связанные с событиями, разделенными примерно столетием, но более или менее схожие друг с другом, а именно: носилки Карла XII, которые, как я уже сказала, были захвачены во время Полтавской баталии, которые приняли участие в Полтавском триумфе, находились в центре всей процессии, и, таким образом, мне кажется, Петр хотел символизировать, что Карл сам захвачен и идет в числе пленных; и кровать Наполеона I. Эти объекты внутри одного и того же пространства, мне кажется, должны были символизировать некое продолжение линии, связанной с победами русского оружия у Казани. Второе здание Оружейной палаты появилось существенно позже. Оно было построено в конце 1850-х годов, и оно появилось буквально несколькими годами спустя после строительства Большого Кремлевского дворца — нового главного московского дворца Романовых.
Идея репрезентации власти была заложена здесь уже на уровне самого проекта архитектора Тона. Если вы посмотрите на здание Большого Кремлевского дворца и на здание Оружейной палаты, то увидите, что декор совпадает, они представляют собой некое единое сооружение. Более того, мне кажется, что отношение к пространству здесь схоже, потому что здесь такой значительно объемный второй этаж, двойной ряд окон, второй этаж представительский в обоих случаях. Это было действительно некоторое такое единство. А кроме того, тот факт, что, вероятнее всего, второе здание Оружейной палаты было рассчитано скорее на представительские цели. Еще одним аргументом в пользу того, что это здание несло исключительно репрезентативные цели, является и то, что здесь совершенно отсутствовали помещения для научной работы и хранения экспонатов. Оно было абсолютно репрезентативным по своим целям, и администрации музея очень часто приходилось писать императору и просить его выделить отдельные помещения, для того чтобы сотрудники музея могли работать.
Главным помещением здесь являлся так называемый Коронный зал, который находился на втором этаже. Коронный зал, как вы понимаете уже из названия, посвящен главной церемонии, связанной с легитимностью власти, а именно венчанию на царствование, коронации. Этот зал был, безусловно, абсолютным центром второго этажа, и он представлял собой помещение в виде ротонды, что, видимо, являлось определенной отсылкой к храмовым помещениям, и здесь явно есть определенные коннотации, связанные с сакральным и мемориальным пространством. Кроме того, этот зал был отделен от основного пространства Оружейной палаты так называемой гербовой решеткой. На этой решетке в центре находился герб Российский империи, а по бокам были гербы старинных городов, например: Москвы, Смоленска или Владимира. То, как выглядел Коронный зал, можно увидеть благодаря акварели известного нашего реставратора Дмитрия Струкова. Купол зала, ротонду — своего рода символический небесный свод — украшали портреты Рюриковичей и Романовых, которые сейчас там находятся и которые можно увидеть.
Кроме того, этот зал оказывается связан также с дискурсом войны, поскольку он находился на одной линии с Бронным и Оружейным залом. Этот зал сам по себе представлял некое вместилище главных регалий Российской империи: здесь находились венцы, императорские короны, шапки, скипетры, державы, а также государственное знамя и меч, многочисленные кресты. Кроме того, здесь находилось девять тронов, точнее, тронных мест, которые были устроены по такому же принципу, как это происходило, скажем, в Успенском соборе, то есть там был балдахин, а под ним располагались трон и кресла.
Имеет смысл также сказать, что здесь была определенная логика размещения этих тронов. Дело в том, что центральное место — место в глубине недалеко от окна — занимал трон Михаила Федоровича, основателя династии, и надо сказать, что этот трон был чрезвычайно востребованным, если можно так выразиться, во время коронационных торжеств. Например, для коронации в Успенском соборе этот трон выбрало несколько довольно ярких монархов XVIII века: Анна Иоанновна, Елизавета Петровна и Павел I. Впоследствии, уже в конце XIX века, для коронации в Успенском соборе этот трон выбрали также Александр III и Николай II. Вероятно, здесь можно говорить о том, что есть стремление апеллировать к создателю династии в тот момент, когда происходит главное событие, связанное с легитимностью власти. К сожалению, апеллировать к создателю империи, Петру Великому, такой возможности не было, потому что трон Петра Великого являлся двойным троном царя Петра и его соправителя, царя Ивана, поэтому этот трон практически никогда впоследствии не использовался.
Интересно, что периферию этого зала занимали две пары польских тронов. Они находились недалеко от двери, то есть действительно на периферии этого зала. В конце XIX века возникла также идея эти троны убрать, потому что они были менее актуальны. Видимо, появилась идея, что польская тема некоторым образом отходит на второй план.
Я должна сказать, что этой экспозиции сейчас не существует: этот Коронный зал после революции 1917 года был полностью переструктурирован. Сейчас там экспонируется русское вооружение XII–XIX веков, но все, что вы можете увидеть, — это исключительно портреты, о которых я сказала. Троны же были, что называется, понижены в статусе. Они были перенесены на первый этаж Оружейной палаты и сейчас находятся в зале № 7. Интересно, что этот зал является очень узким, очень небольшим и проходным. Более того, он соединяет два помещения, вызывающие чрезвычайный интерес у зрителей, а именно: зал, в котором экспонируются костюмы, и зал, в котором выставлены экипажи. Поэтому он стал своего рода проходным залом. Таким образом, как вы видите, после революции эти троны перестали иметь значение части династической истории, они полностью вынесены из государственно-представительного дискурса. Сейчас они в большей степени воспринимаются как отдельные предметы искусства, которые между собой не связаны и не взаимодействуют.
