Олигархия определяется как «власть немногих». В России это выражение получило широкое распространение в середине 90-х годов — трудно сказать, с чьей легкой руки. В числе прочих право отцовства приписывается покойному Борису Березовскому, который в интервью 1995 года обратил внимание на то, что в России более половины экономических активов находится в руках семи частных лиц. С тех пор слово «олигархия» стало очень популярным в стране и используется как синоним: олигарх — человек, который располагает политической и экономической властью. Я бы хотел поговорить сегодня о причинах, по которым в России на развалинах советской экономики возникла олигархия, и о том, какие это имело последствия: как это повлияло на российские экономические и политические институты и на развитие страны в предыдущие 25 лет.
В начале 90-х годов перед Россией стояли две основные задачи: первая — создать в стране институты конкурентно-рыночной экономики, вторая — заменить однопартийную монополию, которая доминировала в советское время, конкурентной многопартийной демократией. Из двух этих задач приоритет был отдан первой, демократия никогда не считалась первоочередной задачей реформ. Более того, реформаторы, по крайней мере многие из них, считали, что демократия и общественное мнение — это не ресурс реформ, а препятствие реформам. В этом отношении они следовали практическому консенсусу, который возник в то время в обществе, в средствах массовой информации, в политике и научной литературе, согласно которому радикальные рыночные реформы не могут получить необходимую демократическую поддержку в обществе. Поэтому такие реформы лучше осуществить при частично отключенных демократических институтах, когда общество находится в состоянии, условно говоря, анестезии, с тем чтобы вернуть его из анестезии после проведения реформ. И в то время, когда плоды реформ уже будут осязаемы многими, последует необходимая демократическая поддержка реформ. Если воспользоваться метафорой из финансовых рынков, речь шла о том, чтобы в отношении демократии открыть короткую позицию: вы продаете актив, которым на самом деле еще не владеете, в надежде получить его снова по более низкой цене.
В результате реализации такой стратегии демократические институты в России в середине и начале 90-х годов номинально присутствовали, но фактически подвергались массовой манипуляции с использованием так называемых политтехнологий — это еще один термин пореформенного новояза, который включал пропаганду в средствах массовой информации, подкуп, манипулирование политическими институтами и другие средства, использовавшиеся для того, чтобы поставить общество перед фактом. В результате во время реформ возник дефицит общественного представительства. И этот вакуум — вакуум в политике, вакуум общественного участия — был заполнен организованными группами интересов. В результате в России возникла олигархия.
Теперь я бы хотел поговорить о том, какие последствия имело возникновение олигархии в России в 90-х годах для институтов и развития страны. Консенсус в литературе конца 80-х — начала 90-х годов состоял в том, что хорошие институты возникают спонтанно, органически, потому что они более эффективны, потому что они лучше поддерживают экономический рост, потому что различные группы в обществе заинтересованы в этих институтах. И, казалось бы, то, что над российскими институтами получила контроль олигархия, не должно было стать препятствием к возникновению эффективных рыночных институтов и первую очередь к возникновению института защиты прав частной собственности, потому что олигархия, как крупнейший собственник, казалось бы, должна быть заинтересована в надежной защите своих активов.
На самом деле в России произошло нечто совершенно иное. Для того чтобы объяснить произошедшее, я должен обратиться к современной теории институциональной динамики, с которой я рекомендую познакомиться в очень хорошей и очень полезной книге Дарона Асемоглу и Джеймса Робинсона «Почему государства терпят неудачи» (она недавно появилась в русском переводе). Согласно Асемоглу и Робинсону — точнее говоря, согласно нынешнему мейнстриму в отношении институтов — институты, институциональные режимы в мире делятся на две основные категории. К первой категории относятся так называемые инклюзивные институты, а ко второй — экстрактивные.
Инклюзивные экономические институты — это институты, которые обеспечивают развитие частного сектора. Причем выгодами этих институтов могут воспользоваться все экономические агенты без ограничений, независимо от их богатства и других личных характеристик. Инклюзивные институты — это защита прав собственности, это верховенство закона, это конкурентные рынки, это равный доступ к факторам производства, общественным благам и услугам. А экстрактивные институты — это институты, которые обеспечивают привилегированной группе возможность присвоения общественного богатства, возможность присвоения ресурсов и активов, которые принадлежат другим.
Инклюзивные институты очень полезны для экономического роста. Показано, что это мотор, драйвер экономического развития и общественного богатства; экстрактивные институты экономический рост тормозят. Разница между инклюзивными и экстрактивными институтами распространяется также на политические институты. Инклюзивные политические институты — это, по сути дела, полноценная демократия, это ситуации, когда принятие важных общественных решений контролируется различными общественными группами, когда разные группы и слои общества так или иначе влияют на то, что происходит в стране. Экстрактивные политические институты — это ситуации, когда правящие элиты располагают контролем над государственными решениями и институтами и используют этот контроль для своей выгоды.
Важной деталью современной теории институтов является тот факт, что между экономическими и политическими институтами существует тесная связь. В частности, на фоне экстрактивных экономических институтов возникают экстрактивные политические институты, потому что привилегированные элиты конвертируют свои экономические преимущества в политическую власть. А экстрактивные политические институты, в свою очередь, ведут к тому, что воспроизводятся экстрактивные экономические институты.
Хочется еще подчеркнуть, что в таком режиме общество несет потери. Страна не развивается теми темпами, которыми она могла бы развиваться. Общество в целом оказывается беднее. Но тем не менее властные элиты явным образом предпочитают экстрактивные институты инклюзивным, и в этом на самом деле заключается одна из причин того, что инклюзивные институты за 25 лет после реформ в России так и не появились. Надежда на то, что олигархи, получив контроль над политической системой, в частности, после переизбрания президента Ельцина на второй срок, распорядятся этим контролем в интересах общества в целом, оказалась необоснованной. Экономический анализ свидетельствует о том, что олигархи не были заинтересованы в универсальной защите прав собственности, как ни странно это звучит. Подчеркну слово «универсальный». Отсутствие надежной защиты прав собственности позволяло олигархам сохранять свои доминирующие позиции в экономике, а значит, и в политике олигархи не были заинтересованы в создании конкурентных рынков. И в результате ни то ни другое в России за первое десятилетие реформ не возникло.
Важный вывод современной институциональной теории, в которой проводится различие между двумя типами институтов, инклюзивными и экстрактивными, состоит в том, что каждая из институциональных конфигураций носит устойчивый характер. И в отличие от ожиданий сторонников эволюционной теории институтов, со временем природа институционального режима не меняется. Несмотря на то что инклюзивные институты высокоэффективны, поддерживают экономический рост, обеспечивают общественное благосостояние, а экстрактивные институты обрекают страны на застой и бедность, разумеется, очень высокий уровень общественного неравенства.
Выбор между инклюзивными и экстрактивными институтами общество может сделать в редкие моменты своей истории, когда возникает ситуация так называемых критических развилок. Безусловно, в начале 90-х годов такая критическая развилка возникла в России. И вследствие того, что реформы осуществлялись в недемократическом режиме, вакуум представительства был заполнен олигархией, и это обстоятельство привело к тому, что Россия оказалась на траектории экстрактивных институтов.
В социологии известен так называемый железный закон олигархии, согласно которому олигархическая структура экономики и общества не меняется, даже если происходят, казалось бы, весьма глубокие преобразования, в том числе конституционные реформы, попытки утвердить демократию. Россия иллюстрирует этот факт: 15 лет назад в политической системе страны произошли достаточно радикальные изменения — государство окрепло, консолидировалось. Первоначальные олигархи оказались отстраненными в значительной степени от принятия политических решений, было осуществлено так называемое равноудаление олигархов, но общество по-прежнему не стало агентом политических решений, в России по-прежнему сохраняется патерналистское государство с дефицитом демократического представительства. Просто произошла ротация олигархов, и на место старых олигархов пришли новые: руководители госкорпораций, представители чиновничества и бюрократии.
Я бы хотел в заключение обратить внимание на то, что олигархический характер российских преобразований в начале 90-х годов оказал глубокое, сохраняющееся до сих пор влияние на российское общество. Традиционное представление об экстрактивных институтах заключается в том, что эти институты навязываются обществу, что правящий класс использует свою власть, для того чтобы поддержать свою политическую монополию. А в России дело обстоит иначе: теории, которые возникли в социологии, говорят о том, что по мере экономического роста, формирования среднего класса в обществе возникает спрос на демократию, усиливается гражданская культура. И мы, казалось бы, могли ожидать чего-то подобного в середине и конце 2000-х. Но этого не произошло, и опросы свидетельствуют о том, что в российском обществе преобладают прежние патерналистские настроения. Люди не считают, что общество должно принимать активное участие в формировании государственной политики, формировании институтов, многие россияне считают, что их личный успех не зависит от их усилий. У людей сложилось глубокое недоверие к парламенту, к правовой системе, к институтам разделения властей. И это тоже последствия того, что в начале 90-х годов российские реформы привели к возникновению олигархии. Это результат сравнительно недавней исторической памяти, которая привела к дискредитации в российском общественном мнении, к идее конкурентных рынков, экономических свобод и политической демократии.
Сегодня, 25 лет спустя, первых олигархов иных уже нет, а те далече. Борис Березовский в статье 1995 года относил к олигархам, помимо самого себя, Михаила Ходорковского, Владимира Потанина и еще несколько человек. Но эхо того периода российской истории, когда российская экономика посткоммунистического времени формировалась как олигархическая, слышится до сих пор.
