Важным моментом был 1726 год, когда был заключен союзный договор с Австрией, со священной империей германской нации, когда Россия присоединилась к одной из европейских коалиций. Потому что вся международная политика того времени, а это прежде всего европейская политика, строилась на противостоянии определенных коалиций друг с другом. Следующий момент ― это Семилетняя война, в которой Россия участвует как раз на стороне Австрии и в которой она воюет с Пруссией, и воюет достаточно успешно. Эти победы в Семилетней войне укрепили, с одной стороны, авторитет России на международной арене, сделали ее полноценным игроком, а с другой стороны, они были важны для русского, российского самосознания. Они дали русским людям уверенность в своих силах. Действительно, после Семилетней войны Россия обретает новый статус на международной арене и начинает активно участвовать в решении международных споров, в том числе споров между различными германскими государствами. Участвуя в германской политике, она выступает гарантом в разного рода конфликтах между германскими государствами и, таким образом, начинает играть более важную, более активную роль на международной арене.
Соответственно, в этом ключе, в этой плоскости можно говорить о том, что имперское сознание выражалось в понимании права на вмешательство в международные дела, на активное участие в международных делах. Мы ― империя, и мы вправе вмешиваться в те конфликты и те проблемы, которые возникают. У нас есть интересы, которые распространяются далеко за наши границы именно потому, что мы ― империя. Это то, что касается внешнеполитической части.
Что касается внутриполитической составляющей, то здесь дело обстоит значительно сложнее. Империя ― это всегда многосоставное, многонациональное государство. Вполне естественно, что власть стремится к тому, чтобы обеспечить некое единство этого пространства, и, соответственно, пытается сформировать какое-то единое сознание у своих подданных. Хотя применительно к XVIII веку трудно говорить, что власть это делает осознанно. Скорее, она это делает на каком-то интуитивном уровне. В конечном счете, если говорить о Российской империи, наверное, до конца существования Российской империи сделать это российской власти так и не удалось. Хотя в XVIII веке мы видим, что этот процесс идет. Известное сочинение Михаила Васильевича Ломоносова называется «О сбережении российского народа». Ломоносов не пишет о русском народе ― он пишет о российском народе, имея под этим в виду, похоже, все-таки всех подданных верховной власти, независимо от национальности. Но, правда, при этом нужно сделать одну очень важную оговорку, что в это время, в середине XVIII века, когда Ломоносов это пишет, еще не возникло современное этническое представление о нации. Оно возникнет только в конце XVIII века, как принято считать, под влиянием Великой французской революции. Но тем не менее идея присутствует, что российский народ как некая единая масса, можно сказать, единая общность.
Тем не менее, как я уже сказал, до конца решить эту проблему не удалось. Уже в 80-е годы XIX века произошла известная история, когда московские, русские купцы обращаются к власти с требованием ограничить права польских купцов, которые выступают их конкурентами. В Лодзи они производят ткани, привозят в Россию, продают их тут по низким ценам, и в результате русское купечество испытывает из-за этого большие трудности. Но поляки в то время ― это такие же подданные русской империи, это часть империи. Это воспринимается не как единое пространство.
Если обратиться к еще более раннему времени, к XVIII веку, то мы можем найти очень интересные замечания в довольно известных мемуарах Григория Винского. Григорий Винский ― выходец из Украины, из Малороссии, который приезжает в Россию, в Петербург, поступает в учебное заведение, и он среди прочего упоминает о том, что его однокашники его, Винского, малороссиянина, воспринимали как иностранца. Они его воспринимали как иностранца, а он о них пишет как о людях более низкой культуры, чем та, в которой он сам был воспитан и вырос. Такое взаимное восприятие нам указывает на то, что проблема соединения не прошла, хотя власть прилагает определенные усилия в этом направлении, притом что речь идет о Малороссии, об Украине, которая уже более ста лет находится в составе Российского государства.
Власть предпринимает определенные шаги. Например, когда при Анне Ивановне, в 30-е годы XVIII века, возникает Шляхетский кадетский корпус, царский указ говорит о том, чтобы размещать выходцев из прибалтийских губерний, то есть тех, кого позднее стали называть остзейскими немцами, вместе с русскими в одних покоях, чтобы они жили вместе, чтобы они взаимно друг у друга учились языкам. Этим остзейским дворянам в качестве служителей нанимать русских людей, а вот русским дворянам в качестве служителей неплохо было бы латышей или эстонцев. Эта такая попытка создать нечто единое. Но, как я сказал, судя по всему, это не удается сделать до конца.
Еще раз я только подчеркну, что сама проблема имперского сознания может быть лучше артикулирована, мы можем ее лучше увидеть из текстов, вышедших от верховной власти. К примеру, инструкция, которую Екатерина Великая дала в 1764 году Румянцеву, назначая его генерал-губернатором Малороссии, в этом смысле очень характерна, потому что основная мысль там заключается в том, что Украина уже давно находится в составе Российского государства, но метрополия от этого не имеет никакой пользы, поэтому это пространство нужно унифицировать и привести его к такому состоянию, когда от Украины начнет поступать польза. Мы можем эту мысль, эту идею рассматривать в качестве имперского сознания, за которым опять же стоит представление об империи как о едином унифицированном пространстве. Но эта проблема унификации имперского пространства была не чисто русская проблема, и ее ― надо заметить, с меньшим даже успехом, чем в России, ― в XVIII веке пытается решить император Иосиф II в Священной Римской империи, и ему это не удается. Екатерине Великой в этом смысле удалось гораздо больше. Опять же подчеркну, что эта проблема плохо пока изучена, плохо пока исследована, она, в общем-то, ждет своего исследователя.
