В истории всякого рода есть такие персонажи, которые всегда вызывают кучу вопросов: и таинственные, и непонятные, и в основном известные не под собственным именем, а под прозвищем — типа Железной Маски во французской истории. Лжедмитрия I с Железной Маской сопоставлять, конечно, не надо, но, как бы то ни было, это персонаж, много лет волнующий историков, личные данные которого до конца совершенно неясны и, похоже, в значительной части останутся такими же неясными. Дело не в том, что историки плохо работают, а дело в плохой сохранности документов. Почему они плохо сохранились — это отдельный большой сюжет, но, так или иначе, их не так много, как нам хотелось бы. Речь все-таки идет о человеке, стоявшем в центре событий, которые получили название Смутное время, событий кардинального значения для русской истории.
Теперь по порядку, что это такое Лжедмитрий I, откуда он взялся. Иван Грозный был женат семь раз, детей он имел только от первого и последнего брака. Сын от первого брака, царь Федор Иоаннович, скончался в 1598 году бездетным. Но вообще, когда в 1584 году Федор Иоаннович сел на московском столе последним московским Рюриковичем, у него был еще и брат, сын его отца от последнего брака на Марии Нагой, звали его царевичем Дмитрием. Царевича Дмитрия с семьей, иногда говорят, отправили в ссылку, что, конечно, несправедливо: это была не ссылка. Тем не менее мальчик, которому было в момент кончины отца всего три года, уехал из Москвы с матерью, собственным двором, слугами и, кстати, парой приставов, приставленных к нему из Москвы, в город Углич. Под прозвищем царевич Дмитрий Углицкий он и был известен довольно долго.
И вот царевич Дмитрий в 1591 году погиб. Погиб при обстоятельствах, которые у Пушкина самым ярким образом отразились в «Борисе Годунове» видениями царя Бориса, — «мальчики кровавые в глазах», которых, наверное, все помнят с детства. Эти «кровавые мальчики», собственно, царевич Дмитрий, гибель которого народная молва вешала на Годунова очень решительно. При этом было проведено следствие. Нельзя сказать, что оно было уж совсем беспристрастным, но тем не менее Годунов демонстративно поставил во главе следствия боярина Василия Ивановича Шуйского, своего политического противника, будущего царя Василия Шуйского эпохи Смуты. И следствие пришло к выводу, что это был несчастный случай: царевич закололся во время игры в свайку, поскольку был склонен к эпилепсии — это было наследственное заболевание, полученное им от отца.
Тем не менее, несмотря на гибель царевича, слухи о том, что он не погиб, а жив, довольно быстро стали распространяться по всей России. И современники-иностранцы, которые бывали на Руси в конце XVI — начале XVII века, довольно регулярно фиксировали, что в народе существует уверенность, что царевич уцелел. При этом в 1598 году скончался старший брат царевича Федор Иоаннович, на престол был избран Борис Годунов. И, соответственно, нетрудно догадаться, что все противники царя Бориса — а таких было немало — так или иначе объединились под именем царевича Дмитрия. Теперь дело было за малым: должен был найтись кто-то, кто бы этого царевича олицетворил. И этот человек нашелся.
В 1603 году в Речи Посполитой, Польско-Литовском государстве, появился некий молодой человек. Он оказался в замке Самбор — это было гнездо польских магнатов Мнишеков, территория современной Львовщины. Дальше проследовала душещипательная история, когда юноша на смертном одре, якобы сильно заболев, признался, что он не кто-нибудь, не какой-то первый попавшийся юноша, а ни больше ни меньше как сын царя Ивана Васильевича, царевич Дмитрий, тот самый, слухи о жизни которого ходили. Воевода Юрий Мнишек, хозяин замка, оценил находку. Молодой человек был представлен в Кракове королю Сигизмунду III. Но красивая история, которую он рассказал, не получила никакой поддержки в польском обществе. Король был готов поддержать юношу в его претензиях на русский престол.
Сейм же дружно от него отвернулся, лидер польской шляхты канцлер Ян Замойский сказал, что это вообще комедия в духе Плавта и Теренция и верить тут нечему.
Это к вопросу о том, что едва ли не поляки принесли Лжедмитрия I на русский престол, все было совершенно не так.
В итоге все кончилось тем, что в Польско-Литовском государстве была совершенным образом устроена система власти, и магнатерия, в том числе и Мнишеки, были людьми невероятно самостоятельными, в отличие от русского боярства, которое целиком находилось под властью царя. То есть это была практически их авантюра, организованная на небольшие деньги, и отряд Лжедмитрия, когда он пересек русскую границу в попытке скинуть Бориса Годунова с престола, был всего лишь в две тысячи человек. Но вот, что называется, «спичка упала в солому» — всеобщее недовольство царем Борисом привело к тому, что Лжедмитрий I начал с поражений, а завершил тем, что в мае 1605 года победным маршем пришел к Москве. Борис Годунов к этому времени скончался, и народ дружно посадил на престол нового царя, он был увенчан шапкой Мономаха в Успенском соборе Московского Кремля в июне 1605 года.
Надо сказать, что торжество Лжедмитрия продолжалось меньше десяти месяцев, потому что ровно через десять месяцев те же люди, которые приветствовали его появление на престоле, подняли восстание против него же, и он был скинут с престола и убит. Что за эти десять месяцев изменилось? Отдельный большой вопрос, но современники приписывали это в основном безобразному поведению свиты самозванца, состоявшей из поляков, пришедших с ним. Судя по всему, безобразия были связаны с тем, что речь шла о двух ментально разных народах. Например, Лжедмитрия обвиняли в вещах, которые в Речи Посполитой, как в стране католической, были совершенно нормальными, но в православном обществе все это выглядело совершенно иначе. Но это внешняя сторона события.
Конечно, были гораздо более серьезные вещи. В частности, Лжедмитрий задумал не что-нибудь, а поход на Крым. Надо сказать, что поход на Крым готовился по всем серьезным обстоятельствам: была собрана армия, артиллерия — все на свете. Но все дело в том, что русское дворянство, основа русской армии, дворянские корпорации с мест не были тогда единым классом. И дворяне южных губерний и южных уездов, как тогда говорили, того, что расположено за Окой, были заинтересованы в походе на Крым по ряду обстоятельств. Дворяне центральной России и северной части страны, похоже, не были в этом заинтересованы совершенно. То есть Лжедмитрий не нашел общего языка с тем классом, который был опорой любого монарха в России, мелким дворянством, и восстание, которое внешне выглядело как восстание против поляков, на самом деле было восстанием тех, кто не был готов ходить на Крым. И в итоге крымская авантюра самозванца так и не состоялась.
А сам Лжедмитрий I остался большой загадкой. Надо сказать, что историки последние 150 лет не раз и не два пытались узнать что-то об этом человеке. Контурная его биография более-менее ясна: мелкий дворянин из-под Костромы из рода Отрепьевых, который оказался в Москве, по не очень ясным обстоятельствам был пострижен, но не куда-нибудь, а в кремлевский Чудов монастырь, в который просто так никого не постригают, и, собственно, из Чудова монастыря Лжедмитрий бежал в Польшу, где себя выдал за сына Ивана Грозного. Так замкнулась биография этого человека, ставшего знаменем целого периода истории. А потом был еще Лжедмитрий II и, кстати, не последний, поскольку Смута в 1605 году еще не завершилась.
Когда Лжедмитрий I — назовем его царевич Дмитрий Иоаннович — объявился в Польше, был официально представлен королю, то есть состоялся как официальный претендент на русский престол, пусть и поддержанный только Мнишеками и некоторыми польскими аристократами, но совсем не всем польским обществом, об этом довольно быстро узнали в Москве, потому что посольские связи между Россией и Речью Посполитой были очень интенсивными, дипломатия действовала постоянно, и, конечно, об этом довольно быстро узнали в московском посольском приказе, тогдашнем министерстве иностранных дел. Было проведено собственное внутреннее расследование, кто это такой. Тут-то и всплыла история о беглом монахе из Чудова монастыря, который вообще-то был мелким дворянином из Костромы, а потом стал монахом.
Дальше читайте Александра Сергеевича Пушкина, «Бориса Годунова», там есть красочная сцена на литовской границе, все соответствует результатам расследования, которое было проведено в Москве.
Дальше российские власти попытались убедить польское общество, что это совсем не царь Дмитрий Иоаннович. Из костромской глубинки привезли его дядю, дворянина Смирного-Отрепьева, и отправили с польским посольством агитировать. Но, надо сказать, никакого эффекта это не произвело, и не потому, что, повторяю, самозванец пользовался общей поддержкой.
Польское общество, Речь Посполитая была государством, устроенным совершенно особым образом. Там колоссальное влияние на общегосударственные дела имела крупнейшая феодальная верхушка, магнатерия, как тогда назывались польские магнаты. Они были очень самостоятельны, существовал, кроме всего прочего, сейм — довольно регулярно собиравшийся съезд представителей сословий. Достаточно сказать, что сейм, например, контролировал финансы, он мог утвердить финансирование военных действий, мог не утвердить. С этой точки зрения возможности короля, который явно хотел поддержать самозванца и, возможно, получить какие-то дивиденды, были весьма ограничены. Так что расследование не произвело никакого впечатления на польские власти, но само по себе дало некоторую нить для понимания того, откуда этот человек взялся.
Но вопросов все равно оставалось довольно много, вопросов самого разнообразного свойства. Например, всякий дворянин должен был служить, вообще дворянин — это военнослужащий. Дворяне в провинции были объединены в корпорации, назывались такие корпорации города, и, соответственно, Отрепьевы служили в так называемой костромской корпорации, костромском городе, как тогда выражались. И вот каким образом он, во-первых, ухитрился уехать из родных мест в Москву, так и не войдя в обязательную службу у себя на родине? А главное, каким образом он постригся в монахи Чудова монастыря, одного из первенствующих монастырей России? Это в общем совершенно неслучайная штука. Мы до сих пор толком до конца не знаем. Но это был человек, безусловно, колоссальных талантов, хорошо образованный, судя по всему, из окошка Чудового монастыря регулярно наблюдавший разного рода процессии и церемонии, которые проходили на царском дворе — Чудов монастырь стоял в Кремле впритык, собственно говоря, к кремлевским покоям. Судя по всему, весь этот опыт не пропал для него даром.
