Гравюры делались по канонам и правилам, весьма непохожим на западные. Это не произведения авторского искусства, когда художник от начала до конца работает сам по себе: делает эскиз, режет доску, накатывает краску, печатает. Японская гравюра, как и в значительной степени все японское искусство, ― это произведение коллективного художественного творчества.
Применительно к гравюре существует понятие «гравюрный квартет» ― четверо участников. И если кто подумает, что первую скрипку в этом квартете играл художник, например Хокусай, то он ошибется. Самым главным был издатель, который предлагал тему, поскольку знал рыночный спрос. Он рисковал своими деньгами, и ему нужно было думать о рынке: как продать готовое произведение. Издатель делал заказ художнику, тот выполнял эскиз на бумаге. Дальше это переходило резчику, который вырезал на деревянной доске формы. Их брал печатник, накатывал краску и оттискивал на бумаге оттиски с этих досок. Таким образом трудилось четыре человека. Это относится ко всей классической японской цветной гравюре, за исключением одного вида, о котором я сейчас и говорю, — суримоно.
В суримоно существовал пятый участник, пятый элемент, как я люблю это называть. Это была некая квинтэссенция, которая осуществлялась силами поэта. Он был пятым и, может быть, даже самым важным участником. Суримоно в переводе означает «печатная вещь». Главное слово здесь — печатный.
На самом деле суримоно не вполне печатная вещь, если говорить об издательской практике. Самое точное обозначение этого вида продукции — самиздат. Японский самиздат XVIII ― первой половины XIX века — это классические суримоно, делавшиеся многочисленными поэтами-любителями, которым хотелось видеть свои вирши напечатанными. Поэзия в то время была чрезвычайно широко распространена. Но как это обычно бывает, за исключением немногих талантов — гениев или особо пробивных авторов, — бо́льшую часть поэтов официально не печатали. Издатели не платили деньги за их произведения, поэтам приходилось объединяться в группы, складываться на издание и печатать себя самостоятельно. При этом стихи были короткие и могли записываться в одну или две строчки (что в переводах у нас обычно публикуют как пятистишие ― танка). Поэтому нужно было или очень много стихов, чтобы хватило на книжечку, или можно было напечатать это на одном листке бумаги.
Сами по себе короткие строчки выглядели чаще всего не очень привлекательно. Даже если их писали каллиграфически со всякого рода изысками почерка. Поэтому самодеятельные поэты приглашали художников делать иллюстрации к своим стихам. Или необязательно даже иллюстрации, а какие-то картинки по мотивам. Все это организовывалось в виде карточки размером 18 на 22 сантиметра. Несколько таких стихотворений, иногда одно с рисунком более или менее известного художника, оттискивались с резной деревянной формы на бумаге, и получался листок под названием суримоно.
Суримоно были чрезвычайно распространены, потому что в то время был расцвет так называемой простонародной городской культуры. Это было время замирения страны, когда кончились взаимоистребительные феодальные войны, когда в городе у жителей, ремесленников, профессионалов, торговцев, мелких самураев образовалось много свободного времени, некоторый излишек денег и некоторая недостаточность форм применения своих знаний, сил и талантов. Это было время, во многом похожее на время советского застоя, когда тоталитарное общество терпело очень много образованных людей, не репрессировало, но и не особенно допускало в те или иные сферы. Они объединялись в разного рода кружки по интересам, в кружки любителей самодеятельной поэзии. Советская параллель — КСП (Клуб самодеятельной песни), если кто-то помнит, что это такое. И время от времени они издавали свои стихи.
Следует помнить, что в Японии чрезвычайно любили поздравлять друг друга с разными праздниками, например с Новым годом. Полагалось дарить друг другу поздравительные открытки. Этот сюжет тоже чрезвычайно широко использовался в суримоно. К каждому Новому году печатались десятки тысяч карточек с поздравительными стишками и картинками, так или иначе отмечающими наступающий год. По восточному календарю это мог быть год лошади или петуха. Это могли быть роскошные картинки, и если у тех, кто печатал суримоно, было много денег, то они заказывали разного рода изыски. Сейчас мы показываем картинку художника Синсая со слепым тиснением, которым хорошо показано оперение петуха.
Иногда же картинки были совсем простые, но с большим количеством текста. Это означало, что художник был не слишком знатный и просил себе гонорар невеликий, а поэты писали свои стишки столбец за столбцом. И получалась такая страничка, где было много текста и мало картинок. Думается, что большей частью эти стихи были не слишком интересны или совсем неинтересны. Если бы не картинки — а среди художников, которые делали картинки к суримоно, были мастера первой величины в ранге Хокусая и других, — то про бо́льшую часть суримоно люди бы давным-давно и забыли.
По жанрам суримоно делились на новогодние открытки, поздравительные открытки по другим случаям, принятие художественного имени или какое-либо событие в семье. Это могли быть программки концертов, где на одной стороне картинка, а на другой — программа, и тому подобные вещи к случаю.
Некоторые суримоно были настолько популярны, что широко распространялись подделки. Они вошли в моду среди торговцев гравюрами в конце XIX века, когда в Японию стало приезжать великое множество иностранцев, которые без разбору скупали все гравюры, особенно с именами вроде Хокусая, Утамаро и других великих художников. Естественно, суримоно на всех не хватало. В отличие от всех прочих видов гравюры, пейзажных или театральных, суримоно никогда не поступали в открытую продажу. Это были картинки для своих, для узкого круга, которые или распространялись между собой просто так, или иногда могли оказаться у торговца антиквариатом, но их всегда было мало. Коллекционеры за ними охотились.
Спрос рождает предложение. Естественно, для мало что понимающих иностранцев стали делать подделки. Таких подделок в европейских музеях чрезвычайно много. До самого недавнего времени (недавнего — это около двадцати лет назад) западные специалисты плохо разбирались в этих подделках. Например, мне довелось работать с фондами одного из больших московских музеев, готовя каталог японской гравюры, и выяснилось, что бо́льшая часть тамошних суримоно — это подделки. Или, лучше сказать, поздние копии конца XIX века, которые на самом деле очень похожи на оригиналы, но, как правило, отличаются по качеству бумаги, или по оттенку, или по некоторым малосущественным на первый взгляд элементам изображения.
Вот, например, одно суримоно с баклажаном, благожелательным символом на Новый год. Считалось, что если в первый новогодний сон увидишь один из трех предметов — гору Фудзи, баклажан или сокола, ― то весь год будет большое счастье. Поэтому дарили картинки с изображением или Фудзи, или сокола, или баклажана. И вот известный баклажан в коллекции этого музея оказался подделкой. На картинке есть маленькая деталь: имя художника написано на поздней копии не там, где следует. И на поздней копии в листочках баклажана не хватает одного зубчика. Вроде бы мелочь, но это мелочь между подлинником и копией.
Иногда подделывали имя. Есть неплохая картинка ученика Хокусая по имени Хоккэй. Воспроизведена после и специально на западный художественный рынок с заменой имени художника на имя мастера. Не ученик Хоккэй, а мастер Хокусай. Хокусая знают все, но это не он. Соответственно, картинка фальшивая, поэтому имеет совсем другую художественную стоимость.
Но главное, что картинки — это очень интересное окошко в мир японской художественной жизни начала XIX века, когда был пик этого вида искусства. Когда в этих часто непритязательных картинках изображали великое множество аллюзий на классические образцы прошлого, когда изображали героев древности в виде современных персонажей. Например, аристократических красавиц былых времен изображали в виде куртизанок нынешних времен. Или когда изображали даосских китайских святых так, что они напоминали японских красавиц. На одной из картинок изображен даосский бессмертный в виде молодого юноши, но его часто принимали за девушку. Было известно, что он умел превращать коз в камень и обратно с помощью своей волшебной палочки. Древний сюжет послужил поэту, который написал на эту тему стихотворение, для иронического, эротического и в общем неприличного содержания. Он вспомнил простонародный обычай, когда на Новый год молодым людям было принято гоняться за девушками с палкой-мешалкой для риса, стараясь стукнуть их по заду. Считалось, что это способствует прокреации, да и вообще приятно. Такой простонародный, слегка неприличный хулиганский обычай был изображен через обращение к старинному религиозному даосскому сюжету.
То есть древность проглядывала в современность, современность опрокидывалась в древность. Казалось бы, простонародная, грубая, плебейская культура оказывалась вовсе не такой уж простой, а глубоко укорененной в классическом наследии всего дальневосточного культурного ареала.
Для сравнения можно закончить вот чем. Такого рода юмористические, непритязательные или даже неприличные стишки с аллюзиями на классическую древность и великих героев или красавиц прошлого напоминают нынешние рэп-баттлы. Когда грубым, иногда специально сниженным языком нынешние рэперы высказывают идеи, восходящие к старому классическому наследию. И когда у них можно услышать некие цитаты, что говорит о том, что эти ребятишки совсем не так просты. Это новая форма бытования все той же вечной классической литературной традиции. И я думаю, что такое сравнение может сделать выцветшие картинки суримоно для нас более понятными и более привлекательными.
