Синтаксис — раздел лингвистики, изучающий и моделирующий правила, по которым образуются единицы, более крупные, чем слово, а именно словосочетания и предложения. Давайте подумаем, как может быть устроена синтаксическая модель. Первое, что приходит в голову, когда мы говорим о возникновении чего-то более крупного из мелких частей, — это метафора строительства. Вот у нас есть кирпичи, из них мы собираем более крупные блоки — словосочетания, а дальше заканчиваем строительство, когда построили весь дом. Вот наши слова-кирпичики, мы строим из них единое целое. В этой метафоре хорошо и правильно то, что возникает важнейшая для синтаксиса идея соединения и, соответственно, отношения «состоять из». Это важная идея, которая в синтаксисе востребована.
Но дальше метафора начинает хромать, потому что все кирпичи, когда мы строим дом, в общем-то одинаковы, а слова у нас разные. И разные они не только и не столько по значению, для синтаксиса это не так важно, а разные они с точки зрения их синтаксических категорий, частей речи.
Один из первых теоретиков отечественной лингвистики Александр Афанасьевич Потебня в XIX веке писал: «Существенным признаком предложения в наших языках является то, что в предложение входят части речи; где их нет, там нет и нашего предложения». Нам необходимо, прежде чем строить из слов синтаксическое единство, расклассифицировать слова по синтаксическим категориям, очень удачно во многом совпадающим с частеречной классификацией, которая известна нам из морфологии.
Таким образом, мы нашу метафору строительства должны модернизировать. Мы строим не дом из кирпичей, а собираем, например, конструктор или играем в тетрис. У нас есть детали разных классов. Этих классов не очень много, но они разные. Какие-то детали хорошо соединяются друг с другом, какие-то плохо. Скажем, существительное хорошо соединяется с прилагательным («бег быстрый») и плохо соединяется с наречием («бег быстро» — это неправильное словосочетание в русском языке). А глагол, наоборот, хорошо соединяется с наречием («бежит быстро») и плохо соединяется с прилагательным («бежит быстрый»). Таким образом, получается, что наша модель, если это конструктор, должна, с одной стороны, включать классификацию исходных синтаксических единиц, слов, а с другой стороны, включать набор правил, которые сообщают нам, единицы каких типов соединяются друг с другом и каковы свойства объектов, которые возникают в результате этого соединения.
То, что я сейчас описала, — это общепринятая на настоящий момент модель синтаксиса, будь то синтаксис функциональный, синтаксис генеративный. Все они, вообще говоря, опираются на такую двухкомпонентную схему.
Теперь давайте мы о них поговорим уже в лингвистических терминах. Итак, в нашей модели есть, с одной стороны, лексикон, словарь — это склад элементарных исходных синтаксических единиц. В словаре хранятся слова, а в некоторых теориях не только слова, но и аффиксы: суффиксы, префиксы и так далее — части слов, бывает и такое. Это не просто склад. Внутри лексикона слова расклассифицированы по синтаксическим категориям или частям речи. Частеречная характеристика слова — это его важнейшая характеристика, которая востребована при включении слов в состав языкового выражения. Но кроме частеречия у слова есть и другие признаки, например фонетические признаки — как это слово звучит, семантические признаки — что это слово значит, грамматические признаки — какие грамматические категории свойственны данному слову. Надо сказать, что грамматические категории неслучайным образом привязаны к частеречной характеристике слов. Это лексикон.
С другой стороны, у нас есть набор правил, которые говорят, единицы каких категорий могут соединиться друг с другом, какой объект будет в результате получен и каковы свойства результирующего объекта. Например, если мы возьмем существительное «книга» и прилагательное «интересный», то при их соединении получится объект, в общем похожий на существительное, — «интересная книга». А если мы соединим существительное «книга» и переходный глагол «читать», получившийся объект имеет скорее глагольную природу — «читать книгу».
Как мы понимаем, на что похож получающийся объект, какие у него свойства? Понимаем мы это на основании того, в какое последующее соединение может вступить получающийся объект. «Интересная книга» очень похожа на «книгу» потому, что так же, как «книга» может соединяться с прилагательным — «новая интересная книга», «книга» может соединяться с переходным глаголом — «читать интересную книгу». Лингвисты говорят в таком случае, что дистрибуция множества синтаксических контекстов, в которых встречается словосочетание «интересная книга», совпадает или практически совпадает со множеством контекстов, дистрибуций существительного «книга», поэтому получающийся объект — объект именной природы, это именная группа, или группа существительного.
А сколько единиц соединяет одно правило? Понятно, что если речь идет о соединении, то больше одной, но сколько? Две единицы, три, много? Минимальным концептуально необходимым количеством единиц, чтобы происходило соединение, является два. И лингвисты считают, что в действительности мы можем строить модели, которые являются бинарными, в которых соединения всегда являются бинарными. Действительно, практически не существует языковых конструкций, в которых бы происходило соединение более чем двух единиц и которые мы не могли бы описать как последовательное применение бинарной операции соединения. Известным примером таких конструкций, которые сопротивляются бинарности, является сочинительная конструкция, где есть два конъюнкта и между ними сочинительный союз — «Маша и Петя». При соединении двух единиц между ними возникает синтаксическое отношение, и это отношение является несимметричным, даже антисимметричным. Среди двух единиц, которые соединяются вместе, одна — вершина, а другая — зависимое. Этот антисимметричный характер двух единиц и синтаксического отношения — одно из самых базовых и универсальных свойств синтаксического отношения естественного языка, и опять-таки только сочинительная конструкция нарушает эту идеальную гармонию подчинительного характера синтаксических отношений.
Впрочем, и семантическое сочинение тоже может оформляться с помощью подчинительных конструкций. Мы можем сказать: «Маша и Петя», а можем: «Маша с Петей», используя подчинительную конструкцию. А как узнать, какое слово главное, а какое зависимое? Узнать это можно как раз на основании дистрибуции получающегося словосочетания: с каким из компонентов совпадает дистрибуция всего словосочетания, то и является вершиной. Таким образом мы применяем дистрибутивный критерий в определении вершины словосочетания. Может показаться, что можно поступить и проще. Скажем, в словосочетании «интересная книга» мы знаем, что «интересная» согласуется с «книгой». Форма рода, числа и падежа прилагательного выбирается в зависимости от рода, числа и падежа существительного, а, скажем, словосочетание «читать книгу» — форма падежа слова «книгу» определяется тем, что глагол «читать» переходный. Может быть, достаточно посмотреть на направление морфологической зависимости, чтобы понять, какое слово главное, а какое зависимое. В общем случае это не так, направление морфологической зависимости не всегда совпадает с направлением синтаксической зависимости.
Давайте рассмотрим так называемую посессивную конструкцию, состоящую из двух существительных, одно из которых обозначает обладателя, а другое — обладаемое. Например, «книга учителя» — в русском языке направление морфологической зависимости совпадает с направлением синтаксической зависимости, потому что мы имеем слова «книга» и «учителя» в родительном падеже, но это не в любом языке так. Скажем, в языке фарси такая конструкция оформляется практически диаметрально противоположным образом. Мы имеем существительное «книга» со специальным показателем, так называемым иранским показателем изафета, и дальше существительное «учитель» в своей исходной форме. А могут быть такие случаи, когда и главное, и зависимое демонстрируют взаимную морфологическую обусловленность. Скажем, в татарской именной группе «книга учителя» — «укытучы-ның китаб-ы» — мы увидим и родительный падеж на существительном «учитель», и посессивный аффикс согласования на существительном «книга», то есть морфологическая зависимость разнонаправлена, но это не говорит нам о том, что синтаксическая зависимость направлена в том же направлении, что и морфологическая. Таким образом, важнейшим критерием для синтаксистов является дистрибутивный критерий.
Подведем итог: синтаксис — это такая система правил, которая позволяет брать слова и, учитывая их свойства, предсказывать, какими свойствами будут обладать объекты, возникающие в результате соединения этих слов. Как мы видим, роль синтаксиса намного важнее, чем просто помощь в расстановке знаков препинания. Вообще последние пятьдесят лет синтаксис — это одна из наиболее бурно развивающихся областей в лингвистике, и, мне кажется, именно в этой области сейчас происходят наиболее интересные исследования и захватывающие открытия.
