Теории сожаления с 1980 года начинают развиваться в экономике и психологии независимо друг от друга. Они построены вокруг простой идеи: выбирая, люди стараются не столько максимизировать ожидаемый выигрыш, сколько минимизировать возможности сожаления о том, что было бы, если бы они выбрали иначе. Для экономистов это во многом попытка найти модель, которая объясняет разные аномалии при принятии решений, обнаруженные в экспериментах психологов Даниэла Канемана и Амоса Тверски. Они увидели, что люди скорее избегают негативных исходов, чем стараются приблизить желаемое, хотя нормативная теория решений утверждает, что им должно быть все равно. Люди не различают малые и очень малые вероятности и ведут себя иррационально разными иными способами.
Канеман и Тверски представляют эти аномалии как список эффектов. Большое количество ученых пытаются свести эти разрозненные эффекты к простой и ясной математической модели. По крайней мере три таких модели используют идею того, что люди не столько максимизируют ожидаемую полезность, сколько избегают ошибок. Они думают о том, как им будет больно, если они поймут, что могли сделать все по-другому и выиграть гораздо больше. Люди в соответствии с этой логикой покупают лотерейные билеты не потому, что надеются выиграть, а потому, что боятся проиграть. В конце концов, представьте себе, что будет, если вы не купили лотерейный билет, который оказался счастливым. Представьте, как вам будет обидно: сэкономили вы всего ничего, а не приобрели миллионы. Чтобы застраховать себя от этой возможной неприятности, люди готовы потратить небольшую сумму, которую не согласились бы потратить, для того чтобы выиграть.
Психологические эксперименты, поставленные главным образом нидерландским психологом Марселем Зеленбергом, на протяжении десятилетий показывают, что люди во многом руководствуются предполагаемыми сожалениями, а выигрыш является второстепенным соображением.
Например, Зеленберг обнаруживает интересный факт. Выбирая между двумя коробками, как в «Поле чудес», индивиды осведомлены о том, что, если они выберут коробку А, они узнают, что лежало в коробке Б: в конце программы будут открыты обе. А если они выберут коробку Б, то они не узнают, что лежало в коробке А: та останется закрытой. Они уверенно выбирают Б, потому что, получив Б, они никогда не узнают, что еще они могли бы выиграть, а взяв А, узнали бы, насколько удачен был их выбор.
Старая теория решений говорила, что индивиды могут избегать рисков. В действительности они избегают не рисков, а сожалений. В некоторых ситуациях это провоцирует как раз выбор рискованного варианта, как в случае с лотереей, которая, с одной стороны, представляет собой неоправданный теорией вероятностью риск, но с другой — возможность за небольшие деньги отвести от себя угрозу очень большого сожаления.
Зеленберг и его коллеги выявили несколько ситуаций, которые делают предвкушаемые сожаления особенно тяжелыми. Людям свойственно сожалеть о том, что они сделали, если в этом был задействован личный выбор. Например, если банкир покупает то же, что и все, и они вместе прогорают, банкир сожалеет меньше, чем если он один инвестирует в неудачный проект, когда все инвестировали в удачный. В первом случае действие не несло отпечатка личности. Также люди боятся оказаться в ситуации, в которой маленький шаг повлек за собой значительные последствия. Если мы всю жизнь шли к какой-то катастрофе и все закончилось ужасно, это грустно. Но это не вызывает такой досады, какую вызовет ужасный конец, наступивший вследствие маленького нетипичного проявления слабости или мелкой ошибки с нашей стороны.
Отсюда любимый журналистами зачин истории о трагическом происшествии: «Каждое утро профессор Икс выходил из университета в одно и то же время. Он был человеком, который жил по часам. Но в этот день его задержали студенты. Он опоздал буквально на 5 минут. Но это отставание было смертельно: в минуту, когда он проезжал по мосту, мост рухнул. Ах, если бы он поступил так, как поступал всегда!» Это хороший сюжет. Вариант: «Каждый вечер профессор выходил ровно в 9 часов, и в тот вечер под ним провалился мост» не стоит того, чтобы попасть в газетные заголовки. Он не провоцирует эмоционального ощущения досады.
Зеленберг показывал, как люди умело маневрируют, чтобы избежать узнавания последствий своих поступков. В Голландии была очень удачная почтовая лотерея, успех которой, по словам Зеленберга, объяснялся одним существенным отличием от большинства лотерей. В обычной лотерее мы не так боимся не купить выигрышный билет, потому что мы, как правило, знаем, что не узнаем, были ли билет, который мы могли бы купить, выигрышным. Это возможно, но мы этого никогда не узнаем. В случае с почтовой лотереей люди точно знали, что они не выиграли, потому что они участвовали в лотерее по умолчанию в виде обладателей почтового кода. Они обречены были узнать, что их почтовый код выиграл. И если бы они сделали такую малость, как купить билет за один гульден, тогда, наверное, они сейчас были бы ощутимо богаче. Предвкушение этого сожаления могло сказаться — и, вероятно, сказалось — на успехе всего предприятия.
Избегание сожаления представляет собой любопытную теоретическую проблему. Социологи традиционно считают, что большую часть нашего мышления составляет взаимодействие с воображаемыми Другими. Классик социальной психологии Джордж Герберт Мид утверждал, что у нас есть интернализованный Другой, состоящий из обобщенных реакций всех значимых для нас в период взросления людей, и что, когда мы обдумываем какую-то проблему, мы обращаемся к нему, представляем себе его реакцию на наши поступки и можем реформулировать свой курс действия. Например, мы читаем в уме Обобщенному Другому, роль которого мысленно принимаем, сочиненные нами стихи, решаем, что рифма никуда не годится, и переписываем их. Но в случае с избеганием сожаления мы взаимодействуем не с Другим, а с собственным будущим Я. И наши поступки — это реакции на реакцию этого будущего Я, которого в данный момент не существует и может даже никогда не появиться, но мы предполагаем его существование. Мы представляем себе, как это наше возможное будущее будет горько сожалеть, если мы сделаем это или не сделаем чего-то другого.
Существует очень мало исследований того, насколько мы реалистически представляем себе это будущее Я. Эксперименты Канемана и Тверски показывают, что мы приписываем ему полную нечувствительность к некоторым нюансам нашей ситуации. Например, мы думаем, что если выбираем между двумя коробками и выберем неудачно, то будем об этом горько сожалеть. В момент выбора мы действуем абсолютно рационально, потому что коробки одинаковые. Мы лишь мысленно подкидываем монетку, зная, что шансы 50 на 50. Но наше будущее Я, подозреваем мы, все равно не будет удовлетворено. Оно забудет обо всех этих нюансах, забудет о рациональном выборе, о монетке, а будет говорить нам: «Ну ты олух! Если бы выбрал… Ну что тебе стоило выбрать другую коробку? И вот так всю жизнь». Правда ли наше Я такое? Похоже, что люди на самом деле сожалеют не совсем о том, о чем они собирались сожалеть в прошлом. Наш жизненный курс образуется во взаимодействии с вымышленным «другим», с которым мы никогда не столкнемся в реальности. Но хотелось бы знать гораздо больше.
Следующая интересная тема — пересечение между ожидаемыми сожалениями и безвозвратными потерями — понятием, развиваемым в теории организаций. Пример безвозвратных потерь — организации, продолжающие инвестировать в проекты, которые перестают выглядеть привлекательными для вложения денег. Например, правительство, все так же тратящее деньги, миллион за миллионом, на строительство стадиона, который стоит уже гораздо дороже, чем другой стадион, за который взялся бы другой подрядчик. Можно освежить воспоминания о новостях чемпионата мира по футболу в Петербурге, чтобы узнать, сколько миллиардов можно бездарно потратить таким образом. Но деньги будут вкладываться и вкладываться, потому что мы же не можем признать себе, что прошлые 30 миллиардов были неудачей. Нам придется достроить его, потому что проще отбиваться от таких критиков, имея готовый стадион, чем признать себе, что 30 миллиардов были потрачены зря. Другой пример — аргумент любой милитаристской риторики: мы же не можем допустить, чтобы кровь наших мальчиков была пролита зря, поэтому мы пошлем еще мальчиков и прольем еще больше крови, чтобы эта война точно никогда не закончилась.
Безвозвратные потери представляют собой прямое продолжение предвкушаемых сожалений. Только сожалеть приходится не просто о том, что мы собираемся сделать, но и о том, что мы уже сделали. Наши действия организованы в курсы или последовательности, в которых каждая следующая фаза — это цель, а предыдущая фаза — средство. Когда мы говорим себе, что больше не движемся к этой цели, все, что стало средством для нее, все предыдущие шаги в ее направлении становятся ошибкой. Но если мы продолжаем двигаться в том же направлении и все-таки достигаем цели, все, что мы сделали до сих пор, оказывается правильным ходом.
Рациональность наших прошлых поступков определяется не тогда, когда мы их совершали, а в данный момент. Она зависит от того, как мы поступим сейчас. Руководствуясь этой логикой, государства продолжают отправлять войска на войну, которую не надо было начинать. Люди продолжают жить с теми, с кем они никогда бы не сошлись, если бы догадывались, на что все станет похоже. Но не зря же мы мучились все эти годы, чтобы развестись после двадцати лет совместных страданий! Люди идут работать по специальности, которую ненавидят, потому что они получили диплом о высшем образовании именно по этой специальности, и так далее.
Каждый наш шаг, пишет американский социолог Говард Беккер, создает коммитмент в терминах теории игр, который заставляет нас все глубже и глубже привязывать себя к уже выбранному курсу действия. Если я получил образование по какой-то специальности, я не желаю чувствовать, что все было зря, и иду работать по этой специальности. Если начал работать по этой специальности, я не желаю чувствовать, что это было зря, и буду продолжать работать по ней же, чтобы не перечеркивать посвященные ей годы.
В этом плане многие составляющие нашей жизни напоминают классическую аферу 1990-х годов: жертва продолжала вкладывать деньги, потому что выйти из игры означало признать, что все предыдущие вложения и все предыдущие шаги были ошибкой. В какой-то момент люди начинают руководствоваться совершенно безумной надеждой на чудо, в результате которого они получат назад не только деньги, но и ощущение того, что в конечном счете они всегда выбирали правильно. Получат некую внутреннюю состоятельность, которой они лишились бы иначе и которая может быть большей потерей, чем потеря денег.
Безвозвратные потери могут быть обнаружены в самых разных сторонах социальной организации. Они не обязательно принимают патологический характер. Общая последовательность в течение нашей жизни, за которой стоит опасение, что, если мы круто поменяем курс, нам придется пожалеть о том, во что мы инвестировали раньше, может в конечном счете в большинстве случаев быть вполне выигрышной для каждого из нас. Но важно помнить, что в каждом конкретном случае она может и не быть таковой.
С другой стороны, особенно в современных обществах, которые чрезвычайно изобретательны на предмет превращения всего в целесообразные рациональные последовательности, мы находим и ответные реакции, распространение институтов и практик, которые позволяют людям избежать этого постоянного давления прошлого на их будущее. Например, мы учимся избегать последствий некоторых наших шагов. Мне пришло в голову довольно удачное обозначение для этого — «биографические контрацептивы». Но, к сожалению, редакторы журналов категорически протестуют против того, чтобы они были использованы в научной статье, поэтому я оставлю их здесь (UPDATE: редакция журнала «Социологическое обозрение» заслужила величайшую признательность автора, приняв статью, в которой «биографические контрацептивы» все-таки присутствуют, хотя и не в названии, как предполагалось изначально). Как и обычные контрацептивы, они позволяют индивидам не влипнуть слишком глубоко в последствия своих возможных шагов и, если надо, эвакуироваться к исходному состоянию. Аналогом будет, например, избегание слишком глубоких инвестиций в получение высшего образования, которое часто случается у студентов. Можно провести в университете пять лет, но не вложить в высшее образование столько, чтобы его было жалко бросить и получить заново.
Также существуют различные формы культивации атемпоральности, когда всевозможные гуру — от йогов до психотерапевтов — учат нас смотреть на каждый момент нашей жизни как на цель и ни на один как на средство. Таким образом, они обещают избавить нас от раскаяния, корень которого лежит в том, что события нашей жизни воображаются нами как цепь причин и следствий. Похоже, однако, большинство людей все-таки не удовлетворяются тем, что может предложить им терапия или йога, и все равно продолжают корить себя и делают новые шаги в неудачном направлении в надежде, что следующий из них волшебным образом исправит сделанную прежде ошибку.
