— Когда устная речь попала в сферу интересов лингвистики?
— Так исторически сложилось, что лингвистика была ориентирована прежде всего на исследование письменной формы. Отчасти причина состояла в том, что лингвистика как наука возникла из необходимости истолковывать памятники для тех носителей языка, для которых написанные тексты оказались не вполне понятными по историческим причинам. Кроме того, письменный текст анализировать гораздо проще. Он сразу зафиксирован и не такой текучий, как устный текст, его легко разложить на составляющие для анализа и подвергать многократной обработке. С устным текстом все гораздо сложнее, поэтому интенсивное исследование устной речи связано прежде всего с развитием технологий, позволяющих это делать.
Так или иначе, долгое время лингвистика была ориентирована именно на анализ письменных текстов. Это совершенно несправедливо, потому что устная речь, по сравнению с письменной, является первичной формой существования языка. И исторически устная форма существования языка первична, во всяком языке она возникает раньше письменной. Помимо всего прочего, существует огромное количество языков, где письменности нет вообще, подавляющая часть языков мира существует только в устной форме.
— В чем особенность методов изучения устной речи?
— В целом наш словарь и наша грамматика в значительной степени пересекаются в письменной и устной форме. Хотя в устной речи существуют грамматические конструкции и слова, которые на письме обычно не употребляются или передаются с большим трудом. Главное отличие не в грамматике и в словаре, а в наличии ресурсов, которые есть в устной форме и полностью отсутствуют в письменной. Это то, что лингвисты называют супрасегментными средствами. Сегменты — это наша грамматика и наш словарь, а супрасегментные средства — это то, что ложится сверху, это в первую очередь интонация, голосовые возможности, связанные с тем, что лингвисты называют фонацией, паузацией, и некоторые другие средства.
Для того чтобы все это исследовать, нам необходимы специальные средства фиксации устной речи. Для этого мы создаем корпуса устной речи — коллекции устных текстов. Это аудио- и видеозаписи, которые сопровождены транскриптами — письменной фиксацией с помощью особых средств кодирования. Иными словами, мы переносим устный сигнал в сегментированную письменную форму. С помощью этих средств кодирования мы пытаемся отразить как сегментные средства, то есть слова и грамматику, так и супрасегментные, то есть типы интонации, паузации, темпа речи, громкости и т. д. Например, мы фиксируем способы заполнения пауз. Не все паузы, как говорят лингвисты, «абсолютны». Иногда говорящие заполняют паузы некоторыми звуками, «эканием» или «мэканием», которые ревнители чистоты языка считают вредными фрагментами. Между тем это очень важные сигналы, потому что, если человек будет просто молчать, у слушающего возникнет недоумение, он не поймет, закончена диалогическая реплика или нет. Если человек «мэкает», он намеренно посылает сигнал слушающему о том, что он еще не уходит «с поля боя», что ему просто требуется дополнительное время.
— Какие основные ошибки существуют в устной речи и как часто они возникают?
— Здесь необходимо очень аккуратно разграничивать наше представление о том, что такое ошибки в устной речи с точки зрения нормы и что такое ошибки с точки зрения говорящего. Ошибки с точки зрения нормы — это события, которые так или иначе оцениваются нормирующим взглядом, сообществом, которое устанавливает, соответствует ли сказанное зафиксированным правилам или нет. В нашей исследовательской группе мы занимаемся изучением ошибок другого рода — таких речевых событий, при которых говорящий сам решает, что он сказал что-то не то, и исправляется. Это, как правило, случается в неподготовленной устной речи. Чаще всего это исправление слова, которое «попало в эфир» по недосмотру говорящего и оказалось не соответствующим его изначальному плану. Существуют замечательные механизмы, которые позволяют нам подставить в устной речи одно слово вместо другого, сохранив при этом его грамматическую форму. Если брать метафору использования онлайн-общения, то это можно сравнить с использованием зачеркнутого шрифта в ЖЖ. Получается, что вы как бы зачеркиваете одно слово, но в устной речи вы не можете от него избавиться, слушающий его получил, а значит, хоть и в зачеркнутом виде, но вы его видите. Далее вместо него следует другое слово, которое вы поставили как бы на его место. В результате слушающий понимает, что вам не понравилось какое-то слово и вы заменили его на другое.
Чаще всего такое происходит с отдельными словами, но иногда и с грамматическими формами, потому что выбор способа выражения, особенно при высокой скорости говорения, может не успеть за так называем речевым заданием. Вы, например, произносите какое-то прилагательное в мужском роде, не успев сообразить, что дальше будет определяемое в женском роде, и вам приходится постфактум исправить в этом прилагательном мужской род на женский. Иногда так получается, что вы сказали уже довольно много, и тогда автомониторинг показывает, что предложение нужно переговаривать целиком. В этом случае, если снова возвращаться к метафоре электронного общения, возникает ситуация, как если бы вы отправили электронное письмо, потом обнаружили, что в нем была ошибка, и тогда отправили новое письмо с правильной информацией и упоминанием, что прошлое было неверным. В устой речи, как и в письменной, мы часто сопровождаем такие глобальные самоисправления извинениями вроде «Ой, простите, что я говорю?! Я имел в виду совсем не это».
Еще один важный класс самоисправлений относится к ситуации, когда конструкция или слово правильные, но возникают не в том месте, где они могли соответствовать исходному замыслу говорящего. Например, вы начинаете рассказ и сразу вводите имя собственное какого-то действующего лица. А потом спохватываетесь, сообразив, что слушающему об этом лице пока еще ничего не известно. Тогда приходится прерывать рассказ, вставлять нужный комментарий, чтобы исправить сложившуюся ситуацию, и возобновлять изложение. В спонтанной речи самоисправления происходят с довольно регулярной частотой, примерно от трех до десяти исправлений на сто слов. Эта частота зависит не столько от языка, сколько от жанра и условий речи. Если взять спортивный репортаж, то там скорость речи такая высокая и изменения обстановки, на базе которой человек формирует свое речевое задание, происходят настолько быстро, что речевые ошибки возникают часто. И очень часто говорящий не успевает их полностью исправить, потому что, пока он устанавливает несоответствие сказанного и задуманного, условия снова меняются. Если же, наоборот, человек читает лекцию по предмету, который хорошо знает, он подготовился и имеет перед собой множество подсказок, например презентацию со слайдами, то в таком случае он делает гораздо меньше самоисправлений.
— Почему мы стремимся подогнать свою устную речь под нормы письменной? Насколько это адекватное восприятие правильности речи?
— Здесь очень важно понимать, в каком жанре выступает человек. Если вы читаете новости по бумаге или с экрана, то, конечно, так называемого «мэканья» быть не должно. Если же мы ведем спонтанную беседу, у нас нет запланированного текста, наличие «мэканья» неизбежно, так как говорящему необходимо в режиме реального времени формировать речевое задание и искать средства, чтобы адекватно донести его до слушателя. На мой взгляд, мечта о речи без «мэканий» связана с неумением разграничивать речевые жанры. Никто же не осуждает «мэкающего» за чашкой чая. Из-за того, что наше образование ориентировано на усвоение нормы, а не на умение с ней обращаться, существует гипертрофированная оценка роли нормы в том, что мы делаем.
— Сталкивались ли вы с междисциплинарными исследованиями в области самоисправлений? Например, работают ли в данном направлении нейробиологи? Почему возникают такие проблемы? Почему человек выдает слово быстрее, чем успевает обдумать, что это не то слово, которое нужно?
— Этим очень серьезно занимаются психолингвисты. Эту проблему исследуют и нейровизуализационными методами, то есть инструментальными средствами, которые позволяют визуализировать то, что происходит в человеческом мозге, посмотреть, какие зоны мозга активируются при том или ином процессе. При психолингвистическом исследовании эту же проблему изучают с помощью лингвистического эксперимента. Мы как специалисты по корпусному подходу к дискурсу занимаемся корпусными исследованиями коллекций образцов устной речи, которые собираем. Сказать, что мы полностью знаем ответы на эти вопросы, было бы сильным преувеличением. Существует несколько серьезных моделей, которые позволяют описывать эти процессы. Считается, что есть некоторый набор параметров, от которого зависит количество ошибок. В частности, темп речи, внешняя ситуация, жанр, количество собеседников, участвующих в диалоге, и так далее. Но в этой области исследований гораздо больше вопросов, чем ответов, именно поэтому данными проблемами так интересно заниматься.
Исследование ошибок, которые воспринимаются говорящим как ошибки, на мой взгляд, самое интересное направление в данной области. Потому что, когда человек успевает сказать не то, что собирался, лингвист получает доступ к лаборатории речеговорения. Это один из способов понять, как происходит планирование речи и ее реализация, а также возможность выяснить, как именно строится высказывание и какие когнитивные механизмы задействованы в этом процессе.
