о философских школах
Организация преподавания философии различается в разных странах. Общее, разумеется, есть, но, например, мы — страна континентальная, и у нас система образования ближе к французской или немецкой. Большую роль в этих курсах играет история философии, а в англо-саксонских странах это не так. Там на всех мыслителей прошлого смотрят так, словно они наши современники, и обсуждают ту же самую проблему, как в первый раз. В англо-саксонской философии большее внимание дается на аргументацию и логику.
Философия — это и наука, и не наука. Она не является science, но не относится и к arts. Потому, что она ничуть не меньше выходит на астрономию и математику, чем на историю и филологию. Мы — наследники античности, философы чувствуют это. И круг проблем, который обсуждается философами, хоть и меняется с веками, но в тоже время во многом остается неизменным. Некие предельные вопросы, которые не решаются посредством экспериментов.
о вечных вопросах
Мыслитель-христианин на вопрос: «что такое любовь?» отвечает несколько иначе, чем буддист. В конце концов, христианство — это религия любви, агапэ. Как у Данте говорится в «Божественной комедии»: «своей любовью бытие дает». Естественно, это будет определенная метафизика любви, которая, скажем, эпикурейцем или ницшеанцем будет пониматься совершенно иначе. Но никакая наука вам не даст ответ на этот вопрос. Как посмеялся Владимир Соловьев над попытками позитивистов, материалистов 19 века обосновывать этику посредством дарвинизма: «Человек произошел от обезьяны, и, следовательно, мы должны любить друг друга». Ни о любви, ни о долженствовании расколдовавшие мир науки нам ничего не говорят. Разумеется, научные теории важны для философов. Времена спекулятивной метафизики давно прошли. Однако есть вечные, предельные (ultimate, как говорил Тиллих) для мыслящего существа вопросы. К ним и обращаются уже более 2.5 тысяч лет философы.
о философии до революции
В России особая история преподавания философии в университетах. Был период, когда её при Николае I в 1848 году запретили, в духовных академиях дисциплина осталась, а в университетах была запрещена. Среди преподавателей философии хватало людей и вовсе не высокого полета, но были и крупные фигуры, например, С. Трубецкой, побывавший и в должности ректора МГУ. Только университетов было немного, несколько профессорских кафедр на всю страну.
о политике студентов
У нас невероятно раздутая система высшего образования с фантастическим количеством студентов. И то количество студентов, причем исключительно в Москве, из нескольких вузов, которое вышло на митинги — это мизерный процент от студенчества в целом. Поэтому моя оценка: студенчество — аполитично. То, что студенты РГГУ, МГУ и еще пары университетов поучаствовали в демонстрациях — ни о чем не говорит. Студенчество даже за свои права не борется, хотя, для вменяемых студентов имеются поводы. Не для тех, кто платит взятки, и толком не учится.
об устаревших кадрах
Кто преподает философию сегодня? Преподают ее, чаще всего, те же самые люди, которые преподавали ее в советское время. А в советское время философских факультетов было очень мало, в качестве преподавателей брали отставных политруков, отставных секретарей райкомов ВЛКСМ, которые карьеру не сделали, и финишировали как доценты кафедры марксизма-ленинизма; жены профсоюзных деятелей с заочным педагогическим образованием и т. п. публика. Почему бы им, действителньо, научный коммунизм не преподавать?
Вот они и остались, это называется преподаванием философии. В лучшем случае, читают общий курс по какому-то жалкому учебнику. Сами они Канта и Платона не открывали. Таких — процентов 80. Такова реальность. Молодых преподавателей мало, как, впрочем, и в случае других дисциплин. А в случае философии — еще и те кадры, что есть, надо заменять, потому, что это люди, которые к философии, по большому счету, отношения не имеют. Они даже марксизм не знают. Марксизм, при всей моей не слишком большой к нему симпатии, это все-таки одно из очень важных направлений мысли 19-20 веков, за ним стоит серьезная философия. Но они и ее не знают. Они того же Маркса не читают, преподавали по советскому учебнику Константинова, а сейчас по какому-нибудь тоненькому учебнику. Есть постаревшие кадры, которые надо менять. На страну есть пятьсот бюджетных мест для обучения философов, и при этом тысяч двадцать, а то и тридцать преподавателей философии в вузах и техникумах. Заменять нужно огромное число людей, а откуда они возьмутся? Да еще при существующей оплате труда преподавателей.
о ВАКовских журналах
Количество псевдо-кандидатов и псевдо-докторов уже больше, чем число нормальных ученых. Процветает бизнес написания диссертаций. Система контроля есть, но ее легко обойти. Ведь если человек оплачивает написание ему диссертация, то может заплатить и за то, что кто-то напишет ему статьи. Есть журналы, в том числе из ВАКовского списка, которые берут деньги. Эта система у нас всеобщая, наука и образование поражены коррупцией.
Смысл в списке ВАКовских журналов исходно был. Но руководители ВАК, смотрели, прежде всего, на естественнонаучные журналы, а естественные науки куда меньше поражены коррупцией. Зачем кому-то становится кандидатом физических наук, что он с этим дипломом делать будет, если он в бизнесе крутится, в политике? Экономика, право, политология подходят. Логика в этом своя была: тем, кто по заказу делает диссертацию — затруднить несколько жизнь. Наверное, с этим список справляется. В остальном — это масса неудобств.
о системе докторов в США
В Соединенных Штатах вообще нет учреждения, похожего на ВАК. Есть доктор Гарварда или другого приличного университета, а есть доктора каких-то весьма сомнительных колледжей — ну будьте доктором для этого колледжа или повесьте диплом на стенку — он никому не нужен. Вот у вас вышел кандидат наук по политологии — пусть он и будет именно такого «разлива», вашего университете. А у нас система унифицирована, государство отвечает за всех. А как оно может отвечать в той ситуации, которая сложилась сегодня?
Я не предлагаю копировать американскую систему. Исправлять что-то в системе образования — долгий и сложный путь. Я не говорю, что мы это сделаем в ближайшее время. Должны быть и какие-то другие меры. Просто прикрытие какого-то числа этих потемкинских деревень-вузов, прикрытие вместе с этим какого-то количества советов, которые там имеются, объединение ряда вузов, их вычищение. Это огромная задача, и нет здесь чудодейственного метода.
о самом умном человеке
Мне доводилось сталкиваться с самыми разными людьми, и, пожалуй, самым умным человеком, которого я в своей жизни видел, (а я видел много талантливых людей, и беседовал с мыслителями вроде Поля Рикёра, Жиля Делёза и Юргена Хабермаса) был старик, повстречавшийся мне в юности, когда я был в стройотряде, посидевший в ГУЛАГе, с двумя классами церковно-приходской школы до революции. Самый умный человек, которого я видел.
о результатах ЕГЭ
ЕГЭ — не измеритель таланта. Там нет ничего сложного, особенно по русскому и математике. И все равно 7% учеников не получает и тройку, хотя по началу планировалось сделать проходными по математике не 22, а 35 баллов, и тогда бы 15% наших детей не получали бы положительную оценку. Там, где это честно проводится. У нас часто поминают «стобалльников» с Кавказа, но в Чечне, например, — в отличие от близлежащих республик, вроде Адыгеи и Дагестана, — достаточно честно проводят экзамен. Там 35% получают двойки по русскому и столько же по математике. И это реальное отражение ситуации.
Я был председателем приемной комиссии ЕГЭ по обществознанию города Москвы, должен был сидеть и консультировать проверяющих учителей, присутствовать на апелляциях. Я нагляделся на тех, кто по этим апелляциям приходит, около 2000 человек. У кого за 70 баллов — их можно учить в хорошем вузе. Но большая то часть тех, кто пришел на апелляцию, это не те, у кого 60-65 баллов, а у кого 50-55 баллов. Учить этих троечников в университете нельзя. Исключения бывают, конечно: кому-то не повезло, у кого-то способности к другим дисциплинам. Только большинство этих троечников не понимают самих заданий части С.
о двоечниках и отличниках
Я не говорю о том, что ЕГЭ во всем хорош — к тестам у меня отношение не самое доброжелательное. Но в условиях, когда приемные комиссии вузов поражены коррупцией, я не вижу иного выхода. Организовать ЕГЭ так, чтобы исключить коррупцию не так уж и сложно. Я неплохо себе представляю мотивы «борцов с ЕГЭ», речь идет об утрате весьма значительных доходов.
Разумеется, улучшать КИМы нужно. Но уже сейчас ЕГЭ — это процедура, которая очень неплохо отличает троечника от двоечника. ЕГЭ по истории в части «A» и «B» — это не угадайка: если абитуриент не имеет представления о том, когда крепостным свободу дали или путает Владимира Красное Солнышко, Александра Невского и Ивана Калиту, то он просто в школе учебника не открывал — он двоечник. Вот троечник открывал, и в части «A» и «B» даст какие-то ответы. Четверочник от троечника тоже легко отличается. Проблема возникает с частью «C». По истории она не очень хорошая, на мой взгляд, спорные там есть вещи. Отличник может получить четверку. Но, по крайней мере, функцию отсечения тех, кто в школе вообще не учился, или учился именно на тройки — ЕГЭ великолепно решает. Требуется этот экзамен не только будущим историкам, но также юристам, политологам и т. д. ЕГЭ по истории учившихся и способных учиться отделяет от неучей — для будущих юристов этого достаточно. А вот для будущих историков (по крайней мере в некоторых университетах) можно было бы проводить свой экзамен.
о научных журналах
Понятно, что журнал «Mind» для аналитических философов остается очень престижным журналом. Но он же, для француза престижным по существу не является. Философия, в отличие от естественных наук, во многом связана с национальными традициями. Континентальные страны так и не перешли на язык аналитической философии, и вряд ли на него перейдут. Нет такого журнала, публикация в котором — цель жизни. А у историков философии тем более.
о раздутой системе образования
В моем поколении на дневное отделение, из тех, кто заканчивал школу, в вузы поступало процентов 15. В 80-х годах, стало, наверное, процентов 20 поступать. А сегодня — это 80%. И из них от трети до половины — это псевдо-дипломы. К тому же при нехватке квалифицированных рабочих рук, эту раздутую систему надо всерьез ограничить. Поэтому я бы сказал, что высказывание нынешнего министра о сокращении числа бюджетных мест правильно. Ректор ВШЭ выдвигает идею двухлетнего прикладного бакалавриата — аналог community college в США.
Мне кажется, что было бы куда более осмысленным на год увеличить образование в школе, чтобы последние два года давали серьезное гимназическое образование. Можно посмотреть, как это сделано в Квебеке: там 11 лет школы, но еще два года потом колледж, тоже часть средней школы, где профилированное образование: ты собираешься стать физиком — будешь математику, физику учить; хочешь стать врачом — будет больше биологии, химии. Иначе говоря, надо думать, что делать на этом стыке школы и вуза. Есть огромное число тех, кому и непосильно, да и не нужно высшее образование.От этих 80% надо спускаться не к 15% советской поры, а видимо к 40-50% (как во многих европейских странах). Для начала нужно избавиться от псевдо-образования в паре сотен вузов и большинстве филиалов.
о философии сегодня
Мы живем в эпоху эклектики и софистики. Первые три десятилетия XX века были годами плодотворными, тогда возникли те доктрины, которые доныне сохраняют свою значимость. К концу века преобладала эклектика, соединение идей разных школ. Я с уважением отношусь к Рикёру и Хабермасу, но они именно эклектики. Хабермас куда менее оригинален, чем отцы Франкфуртской школы, Адорно и Хоркхаймер. Есть периоды, когда это — форма существовании философии. В античности были такие периоды: Посидоний, Панеций — это уже не чистые стоики, Цицерон был эклектиком. Куда менее интересны современные софисты, проповедующие разные версии релятивизма для полуобразованной публики, вроде Рорти, Анкерсмита, не говоря уж о политиканствующих ничтожествах, вроде Глюксмана.
Современная аналитическая философия сохранила интерес к ряду традиционных эпистемологических проблем, но многое и утратила. Скажем, этика, эстетика, философия истории сводятся к очень узким терминологическим проблемам, спору о понятиях. Такие споры, разумеется, со времен Аристотеля были важны для философов. Но нынешняя аналитическая философия напоминает позднесредневековую мысль: споры учеников Скотта, Оккама, тончайшие диспуты тех лет о терминах и дефинициях Только вскоре над ними стали смеяться Петрарка и Рабле.
о грантах и статьях
У нас число людей, которые по философии способны написать статью на хорошем западном уровне — несколько сотен человек. На всю страну. Я долгое время был в РГНФ экспертом, и мне представляли 10—12 проектов по истории философии. Из них один — отличный, два-три — посредственные, остальные — никуда не годные. А это ведь те, кто считает себя способным провести научное исследование. Хорошие работы есть, но их мало.
о философии одного полушария
Представители аналитической философии в высшей степени квалифицированны, но большая часть огромного разработанного ими аппарата аргументации — это пальба из пушек по воробьям. Философская техника ради философской техники, не более того. Важна социальная функция, которую аналитическая философия выполняет в США — деидеологизированная философия, которая учит хорошо мыслить, решать проблемы, как логические задачи, смотреть на философию как на способ аргументированного решения очень частных, узких задач. Я решил какую-то задачку — посмотрите, как я ее решил. Но к великим темам философии значительная часть этих решений никак не относится.
Лучшие примеры такой философии все же в лучшую сторону отличаются от «постмодерной» софистики, поскольку речь идет о работах профессионалов очень высокого уровня. Только это — философия одного полушария. Забавно то, что в Соединенных Штатах, вероятно, самой религиозной стране мира (по крайней мере, из стран с христианской традицией) академическая философия в лучших университетах является школой материализма и атеизма.
о кумирах и поклонниках
Мне приходилось читать огромное количество текстов по поводу «грехопадения» Хайдеггера, вступившего в ряды НСДАП. О том, что Адорно весной 1933 г. написал в ведомство Геббельса письмо с выражением надежды на плодотворное сотрудничество, практически не вспоминают. Равно как и о том, каких абсурдных левацких воззрений придерживались Фуко и Делёз, о том, что Бадью был во Франции главным идеологом маоизма. Каковы кумиры, таковы и поклонники.
