В этом отрывке автор дает экскурс в историю границ Украины и трактует ее как долгий процесс цивилизационных встреч Запада и Востока, православия и других религий, а также как результат взаимодействия и конфликтов различных государств, этнических и социальных групп.
Визуально знакомые контуры территории Украины оформились в ХХ в. Постепенное слияние региональных единиц, из которых она в конце концов сложилась, длилось чуть ли не тысячу лет. Присоединяясь при разных исторических обстоятельствах и в разное время к первоначальному — Киевскому — протоукраинскому ядру, игравшему роль своеобразного центра притяжения, они постепенно формировали единое осознанное целое. А первое упоминание о территории, которая воспринималась как нечто целостное, встречается в трактате византийского императора Константина Багрянородного «Об управлении империей» (948–952 гг.): «Внешней Руси» (землям между Новгородом и Смоленском) здесь противопоставляется «Внутренняя Русь» — Киевская, Черниговская и Переяславская земли. Согласно видению автора «Повести временных лет» — летописи киевского происхождения, составленной в конце ХІ — начале ХІІ в., понятие «Русь» уже охватывало весь восточнославянский ареал: «Се бо токмо словѣнескъ языкъ в Руси: поляне, деревляне, новъгородьци, полочане, дьрьговичи, сѣверо, бужане, зане сѣдять по Бугу, послѣже же волыняне».
Понадобилось еще несколько столетий для того, чтобы из этой размытой территории современники выделили пространство, соотносящееся с территорией современной Украины.
Достаточную четкость его очертания приобрели только в первой половине — середине XVII в., отождествляясь, как будет детальнее показано ниже, с Киевщиной, Чернигово-Северщиной, Волынью, Подольем и Галицией. Одновременно более точно были обозначены и границы. Например, в 1670-х гг. гетману Ивану Самойловичу западные пределы Украины видятся охватывающими «Подолье, Волынь, Подляшье, Подгорье и всю Червонную Русь, где стоят славные города Галич, Львов, Перемышль, Ярослав, Люблин (!), Луцк, Владимир, Острог, Заслав, Корец».
Другой тогдашний гетман, Петро Дорошенко, отождествляет Украину на Западе с землями «за Перемышлем и Самбором вплоть до Сянока», а на востоке — «до Севска и Путивля». Сакральным же ядром этой территории представлялась Руськая земля княжеского времени с центром в Киеве, или Внутренняя Русь Константина Багрянородного. Именно ее казацкий историк Самойло Величко назовет в начале XVIII в. «предвечной отчизной нашей, которая сияет истинным и непоколебимым благочестием от святого и равноапостольного князя Владимира Киевского, который просветил Русь крещением».
Итак, в представлении людей конца XVII — начала XVIII в. западные рубежи украинской общности очерчивались речкой Сан и понизовьем Западного Буга, северно-восточные тянулись по Новгород-Северщине до Стародуба, восточные ограничивались рубежами Гадячского и Полтавского полков, а южные — обжитой полосой предстепной зоны: Чигиринщиной, Уманьщиной, Брацлавщиной. Выдвинутым далеко в степь форпостом оставалась Запорожская Сечь. Такой географический образ собственной территории удерживался в восприятии украинцев и в более позднее время, невзирая на многократные переделы между Россией и Речью Посполитой, Речью Посполитой и Турцией, Россией и Австрией, Советским Союзом и Польшей.
Упоминания южных и восточных земель современной Украины в документах XVII в. отсутствуют: людям того времени показалась бы абсурдной мысль о принадлежности ей татарских кочевий в Приазовье, а Закарпатье и Буковина воспринимались как органичные части Трансильвании и Молдавии. Постепенное распространение на эти земли представлений об их связи с украинским жизненным пространством растянулось с конца XVII до середины ХХ в., отражая как миграционные процессы, так и политические изменения, в особенности те, что привели к перекраиванию карты Европы вследствие Первой и Второй мировых войн. На востоке во второй половине XVII — в начале XVIII в. фактически украинскими стали земли незаселенных степных окраин Московского государства, на которых вследствие казацкой колонизации образовалась так называемая Слободская Украина — более поздние Сумщина, Харьковщина, Курщина (Курск), Воронежчина (две последние, как населенные смешанным украинско-русским населением в ходе административно-территориальной реформы 1923–1925 гг., были отнесены к Российской Федерации). На протяжении XVIII в. украинское, преимущественно казацкое население, продвигаясь вдоль реки Северский Донец в сторону моря, вытесняет из Приазовья Едычкульскую и Джамбойлуцкую ногайские орды, способствуя при этом ослаблению Крымского ханства. Именно так были колонизованы территории современных восточных областей Украины — Донецкой и Луганской (в 1778 г. российские власти принудительно выселили туда из Крыма всех проживавших на территории полуострова христиан — греков, армян и христианизированных тюрков-кипчаков, одновременно начав расселять здесь же иммигрантов из Турции, Австрии и Пруссии; несмотря на русификаторские усилия царского, а потом и советского правительств, этот регион по сей день остается одним из наиболее пестрых в этническом отношении).
Параллельное наступление на земли Едисанской и Буджацкой орд шло в Причерноморье. Вследствие Русско-турецких войн 1768–1774 и 1789–1791 гг. и особенно после ликвидации Крымского ханства (1783 г.) экспансия Российской империи на юге приобрела масштабы организованного колонизационного движения. А так как часть причерноморской степи (приблизительно современные Запорожская, Днепропетровская и частично Кировоградская и Николаевская области) к тому времени уже считалась владением Запорожской Сечи, то после ликвидации Сечи в 1775 г. она была заселена переселенцами с Балкан, из Молдавии и Валахии, Пруссии, России. Стабильное земледельческое население, осевшее на землях бывших татарских кочевий и запорожских зимовников, приблизительно на две трети состояло из украинского и быстро украинизированного румынско-сербского компонента. А взятая целиком, эта пестрая, лишь недавно обжитая полоса от Донца до Дуная, будто бы «подшитая» к старой Украине, получила название Новороссии (в отличие от Малороссии, то есть казацкого Гетманства). Ее южной оконечностью был Крымский полуостров, присоединенный к Российской империи в 1783 г.
Распад империи на отдельные государственные образования (в конце 1922 г. объединенные в СССР) впервые поставил вопрос о демаркации границ Украины. Среди регионов, украинскость которых не вызывала сомнений, были и земли бывшей Новороссии. В то же время в составе России остался, вопреки географической логике, Крым (Верховный Совет СССР официально передаст его Украине в 1954 г. как доказательство «вечной дружбы» по случаю празднования 300-летия Переяславского соглашения). В ходе уточнения межреспубликанских границ в 1923–1925 гг. к Российской Федерации отошла также часть старой казацкой территории — Стародубщина (теперь в составе Брянской области).
Вторая мировая война принесла новые приращения. В соответствии с установленным после ее окончания разделом земель к СССР (формально — к Украине) были присоединены старые территории Австро-Венгрии, которые после 1918 г. принадлежали Польше, Румынии, Чехословакии и Венгрии. В частности, от Румынии перешли Буджацкая степь — причерноморское побережье между реками Днестр и Дунай (сегодня юго-западные районы Одесской обл.) и Буковина (ныне Черновицкая обл.), от Венгрии Закарпатье, а от Польши — старая историческая территория Галиции, за исключением Саноччины и западных частей Перемышльщины и Холмщины с городами Санок, Перемышль (Пшемысль), Холм (Хелм), Ярослав и др.: именно здесь, в соответствии с договоренностями Ялтинской конференции 1945 г., прошла граница между СССР и Польшей.
, окончательное оформление границ Украинского государства, осуществленное на протяжении ХХ в., стало итогом политических договоренностей, которые зависели от Украины лишь в том смысле, что факт ее существования использовался в аргументации советскими дипломатами. Интересами украинского народа руководители СССР были обеспокоены в последнюю очередь, однако благодаря их стратегическим расчетам почти все части этноса впервые были объединены в рамках единого политико-географического тела — Украинской Советской Социалистической Республики, чьи внешние границы унаследовало Украинское государство.
Остается добавить, что поскольку этот очерк посвящен отдаленным временам, то наше внимание будет сосредоточено лишь на тех регионах, в которых протекали определяющие для этноса события, то есть на исторических землях Украины, как их понимали в XVII в. Так что читатель не обнаружит здесь прошлого Буковины, Закарпатья, Новороссии или Крыма. По моему убеждению, эти сюжеты требуют не беглых параграфов-вставок (как это делалось до сих пор в обобщающих работах по истории Украины), а отдельной фундаментальной работы, в которой упомянутые регионы рассматривались бы в контексте истории тех государств, в состав которых они входили: Молдавии, Трансильвании, Австрийской империи, Венгрии. То же самое относится и к Крыму, на который стоит смотреть не иначе как через призму самостоятельного Крымского ханства и его сателлитов — ногайских орд, земли которых стали впоследствии южной и юго-западной зонами нынешней Украины.
Названия и самоназвания украинской территории
Первое зафиксированное в отечественных письменных источниках название территории будущей Украины — Руськая земля: «В лѣто 6360, индикта 15, наченшю Михаилу цесарьствовати, нача ся прозывати Руская земля, — говорится в „Повести временных лет“. — О семъ бо увѣдахом, яко при сем цесари приходиша Русь на Цесарьград».
Ясно, что это утверждение стоит воспринимать как элемент легенды, так как отождествление земли с ее названием — процесс не единовременный, поэтому мы еще вернемся к гипотезам о появлении и значении этнонима «русы» (спорного, как и другие древние названия европейских народов) в разделе о Киевском государстве. Теперь же просто констатируем, что
люди Х–ХІІІ вв. употребляли понятие «Руськая земля» в двух значениях: узком — для обозначения ядра политической общности, то есть Среднего Поднепровья, и широком — с охватом всех территорий, которые первоначально подчинялись Киеву, а позднее тяготели к нему. Более чем четырехсотлетняя традиция отождествления себя с Руськой землей не исчезла и после распада этого эфемерного единства. Как известно, первыми из сферы киевского влияния вырвались правители северо-западных княжеств (будущей Белоруссии), связав свою судьбу с более близкими соседями, литовцами, в новом государственном объединении — Литовском княжестве; с конца ХІІІ в. начинают концентрироваться вокруг нового — собственного — центра притяжения северо-восточные княжества, заложив тем самым фундамент Московского государства, а первоначальное ядро старой Руси — Киевщина и Черниговщина — вместе с Галицко-Волынским княжеством вступают в полосу утрат и поражений, о чем речь пойдет далее.
Каждый из обломков бывшей Киевской державы при посредничестве Церкви и общей книжной традиции «помнил» о своей причастности к Руськой земле и называл себя Русью. Об этом свидетельствуют сочинения местных книжников, независимо от того, писали ли они в Полоцке, Смоленске, Витебске, Москве и Суздале или в Чернигове, Киеве или Галиче. Однако названия государственных организмов, с которыми впоследствии оказалась связана судьба этих земель, свидетельствовали об их руськости разве что косвенно, через титул правителя. Объединенные московским центром северо-восточные территории начали именоваться Великим княжеством Московским, а приставка «всея Руси» появилась в титуле московских правителей лишь с 1493 г., отражая территориальные претензии к Великому княжеству Литовскому. Те руськие княжества, которые вошли в состав последнего, обозначались региональными названиями — Полоцкое, Витебское, Киевское, Черниговское, Владимирское [Владимир-Волынский] и т. п., однако в титуле правителя это обобщалось: после Кревской унии 1385 г. он называл себя королем польским, великим князем литовским, руським и т. д. Прямую связь со старой Русью сохранила лишь Галицко-Волынская держава: лишившись собственной династии и войдя в состав Польского королевства, она с первой трети XV в. официально именовалась Руським воеводством.
Именно в отношении его территории Константинопольский патриархат, столкнувшись с проблемой различения старого, киевского, и нового, галицкого, святейших церковных престолов, в первой половине XІV в. начал использовать понятие «Micra Rosia» (Малая Росия), в отличие от «Megale Rosia» (Великая Росия). В соответствии с привычной для греков пространственной системой, «Малая Росия» означала первоначальную территорию политического тела, а «Великая» — ее новообразованные части (по примеру Малой, то есть материковой, Греции и ее колоний — Великой Греции). В церковноадминистративном смысле Константинополь использовал понятие «Малая Росия» для обозначения украинских епархий Киевско-Галицкой митрополии вплоть до их подчинения московскому патриарху в 1686 г. Из патриарших грамот это словосочетание в последней четверти XVІ в. перекочевало в церковную словесность как торжественный синоним украинского православного пространства Польско-Литовского государства, а с конца XVII — начала XVIII в. стало отождествляться с территорией казацкого Гетманства. Так что после того как полковое устройство было ликвидировано, а на землях полков создана губерния, она получила название Малороссийская. Впрочем, «малороссами» в XІХ в. называли не только жителей административной «Малороссии», но и всех украинцев, проживавших на территории входивших в состав Российской империи украинских земель, тем самым маркируя их отличие от «великороссов» («великорусов»), то есть русских.
Ни константинопольская, ни московская версии термина «Малороссия» не удостоились признания в западноевропейской номенклатуре, которая основывалась на государственно-территориальных признаках. Поэтому, например, на географических картах земли бывших северо-восточных княжеств Киевской державы последовательно обозначались как «Moscovia», литовско-белорусская территория как «Ducatus Lithuania» или просто «Lithuania» (в XVII–XVIII вв. на них иногда выделена «Черная Русь» [Russia Nigrа], то есть северо-западный регион Белоруссии в Понеманье с городами Гродно, Новогрудок и Слоним). В свою очередь, земли бывших Черниговского, Киевского и Галицко-Волынского княжеств отождествлялись с первоначальной Русью и всегда обозначались как Russia или Ruthenia, а с XVI в. также «Roxolania» (последнее понятие утвердилось с распространением так называемого сарматского мифа, о котором детальнее пойдет речь
в разделе IV).
Внутри Польско-Литовского государства для обозначения белоруссколитовских земель, как правило, использовалось понятие «Русь» (лат. Russia), а ее жителей называли русинами (лат. Rutheni). Параллельно с конца XVI в., когда, согласно акту Люблинской унии 1569 г., в рамках Польского королевства была объединена большая часть украинского этнического пространства — Надднепрянщина, Волынь, Галиция и Подолье, наравне со словом «Русь» начинают употреблять слово «Украина». Характерно, что, как и бывшая «Руськая земля», оно имело два значения: узкое для Поднепровья и широкое — как синоним украинских воеводств в целом. Например, король Стефан Баторий в одном из универсалов 1580 г. обращается к жителям «Украины Руськой, Киевской, Волынской, Подольской и Брацлавской»; в актах того времени встречаем выражение «украинные воеводства», а киевский католический епископ Юзеф Верещинский в 1594 г. писал, что «Украина… длиннее и шире, чем Малая и Великая Польша» (здесь из самого сравнения ясно, что речь идет не только о Надднепрянщине). Несколько более поздние представления о географическом содержании понятия «Украина» как тождественном понятию «Русь» выразительно сформулировал на переговорах со шведами (1657 г.) гетман Иван Выговский, добиваясь уступки «всей древней Украины, или Руси, где бывала греческая вера и где существует еще язык, вплоть до Вислы».
Как неофициальное название слово «Украина» употребляли для обозначения земель Речи Посполитой на правом берегу Днепра на протяжении всего XVIII в. Об этом свидетельствует тот факт, что российское правительство, присоединив в 1790-х гг. к Российской империи Волынь, Подолье и Западную Киевщину, сперва называло их «бывшей польской Украиной». На казацком Левобережье, как уже упоминалось, название Украина было окончательно вытеснено понятием «Малороссия» во второй половине XVIII в.
Итак, как видим, употребляемое в XVI–XVIII вв. понятие «Украина» вряд ли можно отождествлять только с Поднепровьем, как утверждают иногда для подкрепления мысли о том, что оно якобы этимологически связано со словом «окраина», пограничье. Привлекаемое для подтверждения этого употребление слова «Украина» в древнеруських летописях лишь запутывает дело. Значение его туманно, и используется оно лишь эпизодически.
Каждое из упоминаний касается территории, которая, с точки зрения автора-киевлянина (в Киевской летописи) или автора-галичанина (в Галицко-Волынской летописи), действительно может быть истолкована как «окраина». Скажем, летописец-киевлянин, описывая под 1187 г. смерть переяславского князя, говорит: «Плакашася по немь вси Переяславци…
о нем же Украина много постона» (это и есть первая фиксация слова «Украина» в письменных источниках). Подобным же образом можно истолковать и упоминание «Украины Галицкой» (1189 г.), «всей Украины» в южной Берестейщине (1213 г.) и т. п. Те же самые места в летописях приводятся и для иного истолкования, сторонники которого в слове «Украина» видят синоним понятия «країна (страна), край», производного от праславянского *krajь или *ukraj, то есть «выделенный кусок земли, отдельная часть территории», шире — «определенная территориальная единица». Довольно убедительные доказательства именно такой семантики слова «Украина» привел Сергий Шелухин, сопоставив староукраинский перевод Пересопницкого Евангелия (1561 г.) с евангельским текстом на греческом, латинском, чешском и современном русском языках (приведу их, заменив русский вариант, в данном случае менее показательный, церковнославянским). Итак, вот соответствия понятию «украина», многократно употребляемому переводчиком (например, «И ходил по всей украини Іорданской):
греческое «сhora» [страна, земля]
латинское «regio» [страна, регион] или
«fi nes» [земля, территория]
чешское «krajina» или «končina» [земля, край, страна]
церковнославянское «страна» или же
«предѣлы» [земли, территории].
В 1926 г. Сергий Шелухин выдвинул также интересную гипотезу об иерархии уровней понятия «Украина» и «Русь», к которой склоняюсь и я. По мнению Шелухина, понятие «Русь», производное от политонима пришельцев-русов, носило книжный, «высокий» характер. А на более низком уровне могло использоваться самоназвание Украина, которое происходило от славянской праосновы krajь в значении [своя] «страна», [собственная] «земля». В пользу этой гипотезы свидетельствует, например, остававшийся еще неизвестным Шелухину феномен территориальной самоидентификации «тутешних» (украинцев с окраин белорусского Бреста) и «тутейших» — белорусов с польско-украинского пограничья. Это, как правило, сельские жители с размытым этническим самосознанием, которые ощущают собственную «инаковость» в сравнении с политическим народом государств, где проживают, но, оторвавшись от материнского этноса, идентифицируют себя не с ним, а со своей малой родиной — селом, округой и т. п. Своеобразным аналогом «тутешних» можно считать и людей средневековой Руси. Не ощущая, в отличие от книжников, политической связи с территорией своего проживания, они называли ее просто «краем, страной».
«земля». Ясно, что в подобных случаях путь от сферы бытового к сфере книжного или официального употребления оказывается долгим. Аналогией может служить ситуация с функциональным статусом украинского языка. В устной речи им пользовались все, но в письменной речи употребляли не его, а книжный славяно-украинский суржик, мало чем напоминающий живой язык. Люди, таким образом, могли называть свою землю Украиной, однако на письме именовали ее, как их деды и прадеды, Русью.
Бытованием двух форм самоназвания, устной и письменной, кажется, можно объяснить раннее, непонятное под другим углом зрения проникновение слова «Украина» в западноевропейскую картографию, где оно фиксируется с последней четверти XVI в. как «Ucraina», «Ukraine», «Uckraina» и т. п. (характерно, что более древний термин «Russia» при этом сужается до пределов Руського воеводства и приобретает уточняющее дополнение — «Russia Rubra», то есть «Червоная Русь», или Галиция). Древнейшая из ныне известых карт с такой надписью была изготовлена в 1572 г. во Франции для Генриха Анжуйского как картографическое изображение Польско-Литовского государства: территория на значительном расстоянии по обеим сторонам Днепра здесь обозначена словом «Ukraine». Однако более всего закреплению этого названия в западноевропейской номенклатуре послужили карты французского инженера Гийома Левассера де Боплана, который на протяжении 1630–1647 гг. работал на украинских землях как наемный инженер-фортификатор, а возвратившись домой, изложил свои впечатления в книге «Описание Украины», напечатанной в Руане в 1651 г., а затем повторно в 1660, 1661 и 1673 гг. (во второй половине XVII–XVIII в. книга не раз переиздавалась в переводе на разные языки). Совместно с гданьским гравировщиком Вилемом Гондиусом (Гондтом) Боплан изготовил комплект карт «Украины», состоявший из так называемой Генеральной и нескольких специальных, то есть региональных, карт. На генеральную нанесены Волынь, Подолье, Киевщина, Чернигово-Северщина и Карпатское Покутье, то есть вся украинская территория, за исключением
Галиции (которая обозначена как «Russia»).
Карты Боплана—Гондиуса почти до середины XVIII в. служили топографической основой для многих других изданий. Сам картограф писал, что подготовил «генеральную карту знаменитой провинции… которая в просторечье зовется Украиной [vulgo Ukraina dicta]». Выражение «vulgo dicta» наталкивает на мысль, что Боплан, давая название территории, которую картографировал, опирался не на книжную традицию, а на живое общение со своими информаторами, жителями Украины.
В завершение остается лишь напомнить, что понятию «Украина» было суждено пережить еще и третье рождение — в национальном движении ХІХ — начала ХХ в., когда окончательно оформилось ныне общеупотребительное название этнической территории, вобравшей в себя и главную долгожительницу из украинских «Русей» — Галицию (в составе Австрийской империи она официально именовалась «Королевством Галиции и Лодомерии» [от Галича и Владимира], а сама называла себя «Русью»).
Что касается этой работы, то в ней читатель встретит оба исторических названия — и Русь, и Украина. Второе безоговорочно будет прилагаться только к казацкой Гетманщине, а вот применительно к Х–XVI вв. более корректным представляется обозначение «Русь», тогда как для короткого отрезка времени с конца XVI до середины XVII в., когда и в головах людей, и в понятияхназваниях столкнулись две эпохи, используется термин кабинетного происхождения, некогда предложенный Михайлой Грушевским: Украина-Русь.
