Итак, вот латинский текст:
Disertissime Romuli nepotum, / quot sunt quotque fuere, Marce Tulli, / quotque post aliis erunt in annis, / gratias tibi maximas Catullus / agit pessimus omnium poeta, / tanto pessimus omnium poeta / quanto tu optimus omnium patronus.
Теперь буквальный русский перевод: «О красноречивейший из внуков Ромула, сколько их было, сколько есть, о Марк Туллий, и сколько будет потом в другие годы, величайшие благодарности делает (или шлет) тебе Катулл, худший из всех поэт, настолько худший из всех поэт, насколько ты лучший из всех патрон».
Последнее слово требует комментария. Патрон в Древнем Риме ― это властительный, высокопоставленный, может быть, богатый римлянин, который оказывает покровительство другим, не столь богатым и занимающим не столь высокое положение. Последние называются клиенты. Они оказывают друг другу услуги. Среди тех услуг, которые патрон оказывает клиенту, — судебная защита. Поэтому позднее это слово начинает значить «адвокат». Таким образом, как перевести здесь латинское patronus? Покровитель, защитник, адвокат.
Как понимать это стихотворение? Понять его очень хочется, потому что и Катулл, и Цицерон — это люди нам известные, очень интересные, их биографии часто обсуждаются. Поэзия Катулла, наверное, больше, чем творчество многих других античных поэтов, кажется актуальной и близкой нашим современникам. Не случайно многие современные самодеятельные или профессиональные авторы сейчас переводят Катулла. По сравнению с другими античными поэтами он избалован вниманием современной аудитории. Не то чтобы каждый день кто-то писал о нем в социальных сетях, но тем не менее он на слуху. И на слуху он потому, что кажется очень современным, очень откровенным, склонным к брани, к откровенности, к каким-то непристойностям, которые гораздо труднее найти у других античных авторов. Его многие за это любят, но не видят второго смысла, который скрыт во многих его стихах. И этот второй смысл я попытаюсь показать.
Единства среди ученых по вопросу о том, что написано в этом стихотворении, нет. Две основные точки зрения такие. Первая заключается в том, что стихотворение нужно понимать буквально: Катулл за что-то хвалит Цицерона. Может быть, это что-то такое, о чем публике знать не нужно, но Катулл хочет публично выразить благодарность за это что-то. Некоторые даже говорят, основываясь на слове patronus, что, может быть, Катулл был клиентом Цицерона, ― получал от него какие-то покровительские услуги.
Другие же говорят, что все-таки это стихотворение не следует понимать буквально, а нужно видеть в нем иронию. На чем основываются эти люди? На том, что Катулл в этом стихотворении говорит о себе как о худшем из всех поэте. Дальше рассуждение такое: наверняка Катулл не считал себя худшим, а раз так, то, наверное, и Цицерона не считал лучшим из всех, а значит, перед нами ирония, что по-гречески значит «притворство», то есть стихотворение нужно понимать в обратном смысле.
На это, впрочем, легко возразить. Сторонники буквального понимания могут сказать: «Разве вам самим в каких-то вежливых речах или письмах не случалось принижать себя, возвышать своего собеседника, даже если вы в действительности так не думаете?» Ведь говорят: «Ваш покорный слуга». В самом деле, слуг у нас сейчас нет, и, конечно, это выражение тоже устарело, но тем не менее. Или «всегда ваш», «искренне ваш». Разве это в самом деле означает какую-то принадлежность? Каждому, кому я пишу письмо, ―, а я подписываюсь именно так ― я принадлежу каждому из моих адресатов? Нет, это просто форма вежливости, некоторое небольшое принижение себя ради выражения уважения к собеседнику. Возможно, что Катулл тоже таким образом стремился выразить уважение к Цицерону. Тем более что Цицерон был очень известным сначала общественным, а затем и политическим деятелем. А Катулл был, возможно, тоже не самым малоизвестным, но тем не менее далеко не столь высокопоставленным поэтом. И конечно, совершенно естественно, чтобы он обращался к Цицерону, глядя на него снизу.
На таком уровне обычно идет спор и обсуждение этого стихотворения. И уровень этого обсуждения не может радовать. Что это за аргументы? Принижал ли себя Катулл или не принижал? Доказать здесь ничего невозможно. Получается, кому-то показалось, что это всерьез, кому-то ― что в шутку. Так что бывает в современной коммуникации, например в социальных сетях, когда мы не очень хорошо знаем собеседника или не очень даже понимаем умонастроение знакомого нам собеседника, серьезно ли он говорит или иронично. И часто в комментариях к каким-нибудь записям в социальных сетях мы можем встретить противоположные точки зрения: кто-то пошутил, а на него на полном серьезе набрасываются малознакомые читатели, комментаторы. Уровень этого обсуждения совершенно ненаучный, нефилологический, и хочется его повысить.
Я попытаюсь сейчас это сделать, опираясь в значительной степени на исследования профессора Московского университета Александра Евгеньевича Кузнецова. Он обратил внимание на тот факт, что выражение gratias maximas agere, то есть буквально «делать величайшие благодарности», является довольно редким. Причем у Цицерона оно встречается несколько раз, а до него, кажется, почти не появляется. Уже после него оно попадается под влиянием тех текстов Цицерона, которые имели очень широкое хождение. Нет ничего удивительного в том, чтобы сказать «огромное спасибо» вместо просто «спасибо». А maximas gratias ― это, конечно, не просто большое, а огромное спасибо, так как слово maximas ― это превосходная степень. В этом нет ничего удивительного, но мы это отметим для себя.
Следующий пункт. Рассмотрим выражения optimus omnium и pessimus omnium, то есть «лучший из всех» и «худший из всех». Вообще-то, если лучший, то из всех. Если худший, то тоже из всех. Таким образом, слово omnium («из всех») оказывается здесь тоже лишним, добавочным, плеонастическим. Ничего удивительного в этом словосочетании тоже нет. Оно встречается пару раз у римских комедиографов до Цицерона. Таким образом, это выражение не смотрелось каким-то уж таким совсем странным для аудитории Цицерона.
В данном стихотворении есть две строчки, которые почти идентичны друг другу, различаются только первым словом: agit pessimus omnium poeta, tanto pessimus omnium poeta («делает худший из всех поэт, настолько худший из всех поэт»). Дальше эта строчка повторяется с небольшими заменами в той же конструкции: «насколько ты лучший из всех адвокат». Итак, мы видим здесь буквальный повтор.
Следующий пункт: «красноречивейший из всех римлян, которые были, есть и будут». Это выражение ― «были, есть и будут» ― похоже на часть длинной формулы, длинного выражения в учебнике по алгебре, которое нужно перемножить, применить какую-то формулу и упростить до единицы. То есть это выражение просто схлопывается и исчезает, потому что сколько их было, сколько есть и сколько будет ― это означает все. То есть опять то же самое «красноречивейший из всех». А это «из всех» опять-таки по смыслу лишнее. Для чего же оно нужно? Чтобы подчеркнуть, что не просто красноречивейший, а из этих красноречивейший, из этих и этих. И мы перечисляем всех, таким образом подчеркивая красноречивость нашего адресата ― Цицерона.
И теперь попробуем объединить все, что сейчас было сказано. Все это касается случаев одного и того же типа, а именно добавочных, усиливающих, плеонастических, избыточных выражений. Из них два выражения характерны для ораторского искусства Цицерона. Что касается последнего пункта ― перечисления всех потенциальных возможностей, ― то это тоже риторическая фигура, которая описана в античных произведениях, посвященных риторике. Она называется диэксод, то есть вот перечисление всех возможностей: если то, то так, если то, то так, а если то, то так. И здесь Катулл тоже прибегает к этому диэксоду. Разумеется, в речах оратора, в том числе и Цицерона, эта фигура встречается.
Итак, мы видим, что очень короткий текст Катулла буквально напичкан фигурами одного и того же типа. И это фигуры, которые ничего не добавляют к смыслу, но усиливают впечатление, как-то придают дополнительное ударение тому, что сказано. А не сказано ничего, кроме того, что Катулл благодарит Цицерона.
Надо сказать, что для эстетики Цицерона, для его речей такого рода преувеличения и добавления склонность сказать одно и то же подряд тремя разными способами чрезвычайно характерна. В этом и состоит особенность ораторского стиля Цицерона. Хотя, конечно, Цицерон бывает разный. Но тот Цицерон, который нам в наибольшей степени известен, Цицерон, автор речей против Катилины, ― это как раз такой избыточный оратор, который любит риторические вопросы, длинные предложения с повторяющимися сегментами, не боится всякого рода повторов и преувеличений. Если говорить о буквальном повторе, который встречается у Катулла, можно ли найти такого рода буквальные повторы подряд у Цицерона? В той же самой первой речи Цицерона против Катилины в самом начале: hic tamen vivit («а он еще жив»). И следующая фраза: «Жив?» ― задает вопрос Цицерон. И дальше отвечает, что не только жив, а еще делает много всяких других вредоносных вещей, тогда как давно пора было бы его убить. Вот эти два слова vivit подряд в соседних предложениях ― это пример буквального повтора.
Итак, мы видим, что есть все основания считать, что Катулл не просто иронизирует по непонятному нам поводу над Цицероном, а пародирует его стиль, причем в каком-то одном, совершенно определенном отношении, а именно в отношении плеоназмов, избыточности, излишней, может быть, эмоциональности. Действительно, для стиля Цицерона все это было в высшей степени характерно. Автор одного позднеантичного трактата чрезвычайно удачно сравнивает двух великих античных ораторов: Демосфена ― с молнией, Цицерона ― с лесным пожаром. Мы бы, может быть, сравнили первого с точечными бомбардировками, второго ― с ковровыми.
Получается, что элементы пародии очень плотно набиты в этот текст Катулла. Он состоит почти только из них одних. Иными словами, мы получаем парадоксальную ситуацию: в очень коротком концентрированном тексте пародируется такая велеречивость и избыточность, то есть излишняя длина пародируется в коротком тексте.
Если мы задумаемся о том, как должен был Катулл относиться к такого рода особенностям стиля Цицерона, то не можем не прийти к выводу, что отрицательно. И для него самого характерна лаконичность. Большинство стихотворений Катулла достаточно короткие. У него есть и длинные, но подавляющее большинство короткие или даже очень короткие, вроде того, которое мы разбираем. Он сам стремился к тому, чтобы каждый текст был своего рода очень тонко отделанной жемчужиной, очень хорошо обработанной. А мощность Цицерона, его бурная лавина таким любителям маленьких бриллиантов красноречия должна была казаться грязным селевым потоком ― по крайней мере, так это можно реконструировать.
Во всяком случае, если мы так поймем это стихотворение, у нас получается очень четкая, согласующаяся со всеми данными непротиворечивая картина. Катулл не благодарит Цицерона и даже не просто иронизирует, а собирает некоторые особенности его стиля и их чрезвычайно успешно и тщательно пародирует.
Таким образом, получается, что основное содержание этого стихотворения таково: искусство не должно быть подобно бурному речному потоку, в котором много может быть грязи, каких-то камней и примесей, но должно быть подобно маленькому роднику с чистой водой, где этой воды может быть гораздо меньше, чем в реке, но зато она по-настоящему чистая. Это принцип, который Катулл позаимствовал у своего греческого учителя, эллинистического поэта Каллимаха.
Каллимах говорил, что в больших реках мутная вода. Катулл тоже не любит мутную воду и очевидно демонстрирует это нам в своем стихотворении. Приводя этот пример, еще раз повторю, что опасно понимать Катулла буквально. Это поэт с двойным дном. И многие стихотворения, которые кажутся нам непосредственным выражением чувства, оказываются очень глубокими, многослойными. И может быть, многие из них вообще даже никому из современных ученых не могут быть понятны, потому что мы не знаем контекста, мы не знаем образцов Катулла. Очень много мы, конечно, не знаем о деталях античной культуры и о биографии самого поэта. И может быть, это второе дно не всегда понимаем, но мы часто видим его. И поэтому призываю к осторожному отношению к этим текстам.
