Почему — это долгая история, оставлю ответы макроэкономистам. Основная причина — потому что издержки ведения экономической деятельности в России стали запредельными и экономика перестала расти. Напомню, что она это сделала при ценах 110$ за баррель, а вовсе не при спаде. Наша задача — разобраться с влиянием этого кризиса на пространство.
Первый вопрос: первый ли это кризис? Нет, конечно. В постсоветской истории мы прекрасно помним базовый, самый страшный, такой же структурный кризис — это переход от плана к рынку, пять лет тяжелого спада со стагнацией на очень низком уровне. Следующий кризис — кризис 1998 года, он финансовый в основном. Россия не смогла расплачиваться с долгами, и был дефолт и резкое обрушение курса рубля. Третий кризис был не так давно — это кризис 2008–2009 годов, когда мы попали в волну глобального кризиса и нас задело. Других особых причин тогда не было, по своим факторам экономика росла. И наконец, этот кризис. Нам говорят, что он нефтяной, он глобальный, но нет. Российская экономика затормозилась уже в 2013 году, до всякого падения нефтяных цен, до Крыма, и причиной стали очень плохие институты. Она не могла уже работать в таких условиях. И этот кризис, я еще раз подчеркиваю, внутренний, он не такой, какими были кризисы 1998-го (там азиатский финансовый был толчком) и 2008–2009 годов — это глобальный кризис. Нет, мы начали тормозить по внутренним причинам, а уже потом добавились санкции, антисанкции и падение цены на нефть. Они перевели нашу экономику из состояния такой стагнации уже в спад.
Теперь про территориальную проекцию. Каждый из российских кризисов своеобразен, они не похожи друг на друга. И, как следствие, они имеют разную территориальную проекцию. Если мы берем первый кризис, он был абсолютно по всей стране, потому что рушились одни институты, создавались другие, но даже тогда были территории, которые гораздо легче проходили этот кризис по своим экономическим показателям. Это нефтегазовые регионы, они еще больше стали продавать ресурсов за границу, быстрее оправились и не так сильно падали. Регионы, у которых другие отрасли экспортной специализации: производство минеральных удобрений, добыча алмазов, к 1995 году начали подрастать регионы металлургии, которые тоже проторили дорогу на экспорт, потому что внутренний спрос на металлы — и черные, и цветные — упал. И эта группа регионов, которая встроилась в глобальный рынок, прошла первый кризис, тяжелый, четырехлетний легче. Достаточно сильно рухнула Москва, но уже через два года она пошла в рост, потому что новая рыночная экономика — экономика во многом услуг — концентрировалась прежде всего в Москве. Банки, страхование, торговля — это все Москва.
Кого же стукнул первый кризис сильнее всего? Регионы советской машиностроительной специализации. Она оказалась абсолютно неконкурентоспособной в условиях рыночной экономики. И вторая группа — это регионы так называемой поздней индустриализации. Это слаборазвитые республики, где поставили советские заводы, и они рухнули первыми, потому что и производительность труда низкая, и спрос на эту продукцию никакой. В результате промышленное производство упало более чем в три раза в таких разных регионах, как, например, Владимирская область, Ивановская область и Дагестан. Причина одна и та же — неконкурентоспособность их экономик. Второй кризис был совершенно другим, потому что он был короткий. Начался он в 1998 году, когда попытались занять денег, и до какого-то времени это удавалось, потом нет, и этот кризис затронул прежде всего Москву, потому что это была и есть финансовая столица. Кризис 2008–2009 годов удивительным образом почти не повлиял на доходы населения, хотя экономика и промышленность сильно падали. Зарплаты населения сократились, а доходы практически не падали, в отличие от кризисов 1990-х, когда падение доходов было в 2,5 раза.
Что же есть новый кризис? Начнем с того, что он и по динамике, и по длительности, и по географии иной. Во-первых, он медленный, он идет очень небыстро, в отличие, например, от предыдущего кризиса. Скажем, в январе–феврале 2009 года российская промышленность упала на 19%, сейчас максимальное падение было 5%. Во-вторых, он длинный, он не закончится за год-полтора, потому что перестала расти та модель, которая у нас была, она уже больше не работает. В-третьих, он вязкий. Он проявляется во многих сферах, но по-разному. Что самые большие риски? Вовсе не промышленность, как мы привыкли считать, что если у нас кризис, завод встал, то всех за ворота — отнюдь. Падение промышленного производства только в трети регионов, в остальных есть рост. Где? Там, где государство дает деньги на военно-промышленный комплекс (у нас быстрее всего растут регионы оборонной промышленности), там, где новые месторождения добычи нефти и газа, особенно Восточная Сибирь, они новые, они еще развиваются, Сахалин. И третье — там, где агропромышленный комплекс. Российский АПК сейчас в условиях того, что ушли конкуренты, можно поднять цены, рынок свободен, развивается достаточно неплохо.
Кто же тогда проблемный? И мы начинаем искать эти регионы и обнаруживаем, что явных аутсайдеров по экономической динамике, по промышленной динамике нет. И кризис дизайнами совершенно другой. В этом кризисе три базовые проблемы. Первая проблема — это очень плохое состояние бюджетов регионов, огромные долги, дефициты. И началась она вовсе не из-за этого кризиса 2014–2015 годов, причина в указах президента, которые регионы просто не в состоянии выполнять, зарплатные указы. Вторая проблема — это доходы населения, они неуклонно, не очень быстро, но падают уже полтора года. И третья проблема — это инвестиции, и вот это самое страшное. Спад инвестиций не просто идет, а он ускоряется. Нет инвестиций — нет развития, нет модернизации. И вся тяжесть этого кризиса (вот я называю его вязким) в том, что по главным параметрам развития мы не видим света в конце тоннеля. И поэтому география этого кризиса, то, как он распространяется по стране, тоже не очень явная. Явных аутсайдеров, у которых все рушится, нет. И поэтому у нас такое ощущение, что «вроде кризис, а может, и не очень». Мы привыкли к медленному, мы привыкли, когда нас бьют кирпичом по голове, а этот кризис другой, и его надо правильно понимать.
И в завершение у меня два вопроса: думаете ли вы о длительности, как долго это продлится? Как определить? Определить трудно, но я могу подсказать, что этот кризис постепенно входит в фазу стагнации, то есть падать перестали, а явного роста нет. И вот лежать долго-долго на дне — это хорошее состояние для экономики регионов? Думаю, что нет. И второй вопрос: если ситуация будет ухудшаться (она системно ухудшается, нет инвестиций — нет развития), кто будет все-таки менее затронут таким странным, вязким и медленным кризисом и кто будет затронут более? Вот этот вопрос, на который даже у меня нет четкого ответа, хотя я занимаюсь этой проблемой основательно.
