Западный марксизм существовал на Западе, главным образом, в Германии. Его задачей было говорить в марксистском ключе об изменившемся обществе второй половины 20-го века, которое было совершенно не похоже на общество времен Маркса. Общество стало богаче, в него проникли реклама, массмедиа. Сами неомарксисты классифицировали его как общество потребления. Они не только говорили о новом социальном феномене, но интегрировали в свою теорию достижения социальных наук, которые существовали в течение первой половины 19-го века. Это были элементы социологии (в частности, веберовской), и психоанализ Фрейда. Есть даже термин фрейдо-марксизм, который частично перекрещивается, смешивается с неомарксизмом.
В неомарксизме остается два основных марксистских тезиса. Даже не будучи марксистами, мы можем использовать машину неомарксизма в неких личных целях. Первый тезис: все, что может быть освобождено, должно быть освобождено. Посмотрите на историю марксистских движений в 20-м веке. Марксизм оказывается тесно связан с феминизмом. Еще Маркс писал, что одно из положительных проявлений капитализма заключается в том, что он разрушает патриархальную семью, тогда как социализм должен освободить рабочих (в том числе женщин).
Также марксизм становится флагом для многих национально-освободительных движений. Он оказывается тесно связан с борьбой с колониализмом и с идеей возникновения новых национальных идентичностей: китайской, индийской, вьетнамской, кубинской и т. д. Много различных марксистских освободительных движений было в Африке.
Почему нужно освободить все, что может быть освобождено? Главное понятие для всех марксистов — понятие отчуждения. В узком экономическом смысле слова оно предполагает, что в обществе наемного труда, в капиталистическом, классовом обществе, нам не принадлежат вещи, которые мы делаем на работе. Мы получаем зарплату за них, но отдаем продукты своего труда — будь то физический труд или интеллектуальный — некоему третьему лицу, компании, работодателю. Следовательно, мы трудимся не свободно, не реализуем свой человеческий творческий потенциал.
Марксисты, будучи романтиками, считали, что сущность человека — это свобода и свободный творческий труд. Человек должен создавать что-то новое. Если есть какие-то препятствия на пути к тому, чтобы стать освобожденным человеком — будь то империи, сексизм, гендерное неравенство или другие вещи, которые появляются в 20-м веке — от них нужно постепенно избавляться.
Одна из сложных дискуссий — что нужно делать с массовой культурой. Некоторые марксисты считали, что массовая культура была одним из инструментов освобождения человека, и в ней был какой-то демократический потенциал. Большая часть неомарксистов видела в массовой культуре новую форма фашизма, которая еще больше закрепощает нас и делает несвободными, отчуждая не только продукты нашего труда, но и нашу идентичность — то, что мы думаем о самих себе.
Это тезис «эмансипируй все» — первый тезис, который достался в наследие философам 20-го века этого направления от Маркса, и который позволяет считать их политическими философами. Второй тезис — стандартная марксистская идея, что есть некая социальная видимость, как бы сцена, на которой разыгрывается социальное представление. Тема «общество как спектакль» — очень популярный сюжет у французского полумарксиста, ситуациониста Ги Дебора. Он написал книгу «Общество спектакля».
Например, мужчина объясняется женщине в любви и говорит: «Давай будем с тобой вместе жить, ты будешь моей женой, у нас будет брак на всю жизнь». С точки зрения марксиста, он хочет ей сказать: «Давай мы будем вместе жить, ты будешь моей бесплатной служанкой. Будешь работать по дому, всячески меня обеспечивать, а я буду тебе дарить подарки, иногда давать деньги на карманные расходы». Такое разрешение романтической любви.
В замечательной книге Даниэля Бенсаида «Маркс в картинках», картинки для которой нарисовал один из художников Charlie Hebdo, есть непристойная иллюстрация. Классический буржуа в цилиндре, в монокле, с сигарой, очень респектабельно одетый, приходит на прием к пролетарию-проктологу, и говорит ему: «Слушайте, доктор, может быть, все-таки не надо проводить настолько глубокий анализ?» Марксисты предлагают делать очень глубокий анализ общества, чтобы вскрывать все его реальные противоречия.
Один из ранних представителей этого направления — знаменитый художественный критик, философ, марксист Вальтер Беньямин. У него есть одна из самых цитируемых статей, посвященных массовой культуре: «Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости». В ней Беньямин дает классический тезис. Он связывает массовую культуру в фашистских обществах и в коммунистических обществах.
С его точки зрения фашизм — это эстетизация политики. Фильмы Лени Рифеншталь и ночные факельные шествия штурмовиков, одетых в форму от Hugo Boss. Возвышающийся над этой толпой фюрер, который очень хорошо говорит. Коммунизм — это, наоборот, программа политизации эстетики. Коммунисты, марксисты считали, что любое эстетическое высказывание в современном мире обязательно имеет какой-то политический смысл. И бывает прогрессивное искусство и искусство, которое обслуживает текущий политический класс.
Еще один очень важный персонаж — Антонио Грамши. Это итальянский философ с очень любопытной и печальной трагической судьбой. Он просидел значительную часть своей взрослой жизни в тюрьме при режиме Муссолини. В тюрьме ему удалось написать серию эссе, которые потом были изданы как «Тюремные тетради». Грамши говорил, что пролетарская революция оказалась успешной в Советском Союзе, потому что это было аграрное общество определенного типа, а для Западной Европы нам нужно выбрать другую стратегию борьбы за свои прогрессивные революционные интересы.
Он называл это позиционной борьбой и говорил, что марксисты должны бороться за культурную гегемонию. Они должны занимать ключевые точки редакторов газет, преподавателей университетов и с этих точек, обращаясь к своей аудитории, транслировать правильные политические идеи. Их задача заключается в том, чтобы все рабочие и весь народ в конечном итоге стал интеллигенцией, осознал свою историю, свои потребности и сумел бы об этих потребностях самостоятельно заявить.
Наследие Грамши чрезвычайно важно, потому что во второй половине 20-го века, когда появилась массовая культура и средства пропаганды, все без исключения политические силы стали грамшианцами (сознательно или неосознанно). Особенно ярко это видно на примере американских консерваторов, республиканцев. Если им не дают слово на либеральных каналах или в либеральных газетах, они создают FOX News, с которого вещают о своей точке зрения на вещи. Если Вас с Вашей борьбой с Дарвином задвинули на периферию научного мира, Вы должны открыть свои собственные научные центры, где Вы будете доказывать, что Дарвин глубоко ошибался, и это будет Вашей собственной консервативной наукой. Все восприняли это наследие, потому что оно чрезвычайно эффективно. В современном мире политическая борьба выстроена как борьба за культурную гегемонию.
С точки зрения Адорно получается, что при позднем капитализме отчуждение достигло невиданных глубин, хотя общество и стало на первый взгляд богаче и свободнее. Даже сами люди — просто продукты капиталистического производства. Люди производятся так же, как вещи. Имиджи производятся так же, как вещи.
Нужно упомнянуть фигуру Славоя Жижека.Будучи участником этого проекта, западным марксистом или неомарксистом (может быть, последним представителем этой школы), он стал очень популярным человеком. Он вновь обратился к теме массовой культуры и, пользуясь приемом Буратино, протыкая очаг, попытался понять, о чем на самом деле говорит с нами массовая культура. По Жижеку, если в нашем обществе снимаются и пользуются популярностью фильмы про Бэтмена, это говорит нечто о социальном мире, в котором мы живем — вне зависимости от того, насколько Кристофер Нолан хотел вложить особый смысл в свое творение.
