1. Христианские мотивации колонизаторов
Как известно, английскую колонизацию Нового Света начали пуритане, которых североамериканцы почтительно именуют отцами-пилигримами. Ревнители строжайших моральных религиозных устоев, они семьями подались в Новый Свет, для того чтобы построить там, как они говорили, «град на горе» и «сад в пустыне». Они понимали христианизацию скорее в пространственном смысле — как очищение земли из-под власти дьявола. У них не было никакой надобности в проповеди, не было желания насаждать христианство, не имелось у них и развитого института миссионеров, готовых принести себя в жертву, какой был у испанцев.
Англичане просто вытесняли индейцев с завоеванных земель. Фронтир, отразившийся в вестерне, на самом деле возник не в 40-е годы XIX века, а гораздо раньше — он установился в сознании колонистов еще в первые годы английской колонизации. Вот этот фронтир: мы и они — два совершенно разных несоприкасающихся мира.
Совсем иную направленность имела испанская конкиста. Дело в том, что буквально через полтора месяца после возвращения Колумба из первой экспедиции за океан папа Александр VI выпустил в свет буллу Inter Cetera, где объявил индейцев людьми, способными к восприятию католического вероучения, и предписал испанским монархам христианизировать коренных жителей Нового Света. Именно христианизация официально была объявлена главной целью испанской конкисты. Тем самым папа изначально настроил испанцев на всесторонний контакт с индейцами.
2. Испанцы и англичане в их отношениях к индианке
Из сказанного проистекает и другое отличие, которое коренится в области сексуальных отношений. При установке на жесткое разграничение миров контакты между англичанами и индианками сводились на нет. Английская корона официально не разрешала, но и не запрещала браки между колонистами и индианками — просто потому, что такой проблемы не было, такие браки случались настолько редко, что входили в анналы истории. Следует подчеркнуть при этом, что английская корона не считала индейцев своими подданными.
Совершенно иная ситуация сложилась в испанских колониях. Уже к 1514 году, когда король официально разрешил браки испанцев с индианками, многие колонисты на острове Эспаньола, почти треть, были женаты на индейских женщинах. И священник не совершал ничего предосудительного, когда венчал испанца с индианкой, просто потому, что все индейцы считались подданными испанской короны. Фактически этот указ узаконивал уже сложившийся порядок вещей.
3. Гедонистический рай Нового Света
Еще очень важный момент связан с тем, как испанцы воспринимали внешность индейской женщины. Уже в дневнике первого заокеанского плавания Колумба говорится о красоте индейских женщин, а потом кто только ни пел им дифирамбы. А ведь речь идет о представительницах другой расы. Если мы возьмем, например, темнокожих, то в европейской литературе вплоть до конца XIX века не найти словосочетания «красивая негритянка», такое выражение воспринималось бы просто как оксюморон, сочетание несочетаемого. Испанец изначально оценил красоту индейской женщины, что настраивало на сексуальные контакты с туземками.
Другой важный момент коренится в восприятии сексуальных отношений в Америке. Безусловно, индейцы практиковали совершенно другой, гораздо более свободный и раскованный тип сексуальных отношений, чем тот, какой существовал в тогдашней чопорной Испании. И потому испанцы воспринимали Новый Свет как своего рода гедонистический рай. И надо сказать, этот миф, в отличие от мифов об Эльдорадо, был куда более приближен к реальности.
Распространен миф, будто бы конкистадоры только и занимались что изнасилованиями индейских женщин. Конечно, без насилия не обходилось, но в целом практика сексуальных отношений была иной, поскольку среди индейцев повсеместно существовал обычай дарить женщин или предоставлять дорогому гостю женщину на ночь. И женщины, привыкшие быть вещью, которую можно дарить, обменивать, покупать, очень легко подчинялись новым хозяевам.
4. Индейская «аристократия»
Важно подчеркнуть, что многие испанцы не относились с небрежением к своим индейским женам и сожительницам. В отличие от ареала английской колонизации, в испанской оказались индейские народы, создавшие государства городского типа со сложной социальной иерархией и наследственной аристократией. Кичливость испанцев в отношении своей голубой крови заставляла их испытывать уважение к чужой голубой крови. Например, Франсиско Писарро сожительствовал с сестрой Верховного инки Атауальпы, которого он загубил, и при этом он всегда представлял ее как свою жену, сажал с собой за стол, оказывал ей знаки внимания, а рожденную от нее дочь Франсиску объявил наследницей всех своих богатств. В эпоху конкисты прочно установилась практика поощрения конкистадора — отдать ему в жены знатную индианку. И конкистадоры даже дворянских родов считали за честь для себя жениться на индианке, в чьих жилах текла «королевская» кровь.
5. Социализация детей-метисов в колониальном обществе
Уже к середине XVI века выросло первое поколение детей-метисов. Сколько их было, трудно сказать, наверное, тысяч двадцать-тридцать; во всяком случае, в составе многих экспедиций 50–70-х годов уже решительно преобладают метисы — испанцы называли их «детьми земли».
Казалось бы, испанцы могли относиться с небрежением к своим внебрачным детям-полукровкам. Однако это не так, и показательных примеров достаточно много. Достаточно привести такой: после убийства Франсиско Писарро самозваным губернатором Перу стал незаконнорожденный сын Диего де Альмагро, тоже по имени Диего, рожденный от какой-то индианки из Центральной Америки. И никто из сторонников Альмагро не подвергал сомнению его права быть губернатором Перу на основании того, что он метис и рожден вне брака.
Не менее показателен пример Кортеса, который имел четырех законных детей и четырех незаконных, рожденных от индианок, — двух сыновей и двух дочерей. Когда Кортес отправился в Испанию, он взял с собой одного законного сына и двух незаконных. Мало того, он направил посланников к папе римскому с богатейшими дарами, для того чтобы тот признал законными всех его отпрысков, рожденных вне брака, что и было сделано. И каждому своему ребенку-метису он откажет в завещании часть своих богатств, всех дочерей и бывших наложниц он выдаст замуж за своих соратников, идальго.
Когда испанец признавал своего ребенка-метиса потомком и наследником, он совершал, по сути дела, глубоко символический культурный акт: тем самым он признавал как свою принадлежность Новому Свету, так и полноценность индейцев и метисов. Он выступал уже не как испанец, а как креол, зачинатель будущих латиноамериканских этносов.
