Социология научного знания

Как зародилась социология научного знания? На каких принципах основывалась сильная программа социологии знания? Почему происходит институционализация науки? Об этом рассказывает кандидат социологических наук Виктор Вахштайн.

Макс Шелер утверждает само словосочетание «социология знания» в качестве легитимного. Когда появляется Карл Маннгейм, самый яркий представитель этой дисциплины в первой трети XX века, происходит любопытное смещение. Для Маннгейма уже абсолютно очевидно, что знание как некоторый когнитивный феномен должно объясняться социальным, за исключением единственного знания — научного. Действует то, что позднее будет названо принципом «арациональности» Лаудана. Принцип «арациональности» гласит: социологическое объяснение знания должно ограничиваться иррациональными формами знания, например религиозными мифами, космогоническими представлениями, обывательским здравым смыслом. Но там, где в дело вступает научное мышление, там, где мы имеем дело с рациональными законами, нам не нужно социологическое объяснение. Нам не нужно знать, к какой политической партии принадлежит шахматист, чтобы понять, почему он сделал этот ход. Нам не нужно знать, каково классовое происхождение физика, для того чтобы понять, почему он открыл именно этот закон.

У Дэвида Блура есть замечательная иллюстрация — исследование альтернативных математик. Он показывает, как математика, будучи очень локальной формой знания, тесно связанной с культурными особенностями, с конкретными практиками решения определенных задач и с самими практиками постановки этих задач, на самом деле страшно отличается не только по разным регионам мира (потому что африканская математика, конечно же, отличается от английской), но отличается даже от разных математических школ. «Посмотрите, — говорит Блур, — например, на противостояние пифагорейского и платоновского понимания числа». Позднее другой яркий представитель социологии знания, Стив Фуллер, покажет, каким образом спор доминиканцев и францисканцев повлияет на развитие технологий несколько столетий спустя.

Социология научного знания стремится показать, что ни одна из форм знания (и особенно наука) не является не только привилегированной — она не является свободной от социального. Она изначально, по самому своему содержанию, а не только по внешнему экстернальному контексту, является социальным конструктом, социальным творчеством, социальным производным. Любопытно, что эта очень радикальная социологическая мысль, радикальная линия рассуждения в социологии уже через десять лет сменится предельно консервативной защитной риторикой. Происходит это потому, что эту область изнутри взрывает один автор по имени Брюно Латур. Поворот, который он совершает, прокравшись, как шпион, в стан витгенштейнианских социологов знания, положит, по сути, конец сильной программе всего через несколько лет после ее провозглашения.