Каков классический подход к определению смысла человеческого действия в социологии? Как Альфред Щюц пересмотрел неокантианский подход к действию в повседневном мире? И как изменилась теория практик после работ Бруно Латура? Об этом рассказывает кандидат социологических наук Виктор Вахштайн.
На протяжении всего двадцатого столетия это было, наверное, пространством наиболее яростной теоретической борьбы: разные социологические программы, доктрины, языки описания бились за право объяснить, что же такое действие человека? И что же такое смысл? Потому что смысл действия — это и есть сердце социологического теоретизирования. Конечно, на определенном этапе социологии повседневности удалось приблизиться к ответу на этот вопрос, и, в общем, как ее рождение было непосредственно связано с переопределением того, что такое смысл, так, вероятно, и ее закат будет связан с неспособностью все-таки дать ответ на этот вопрос.
Рекомендуем по этой теме:
5986
Поворот к практике
Переопределяя социальное действие, Альфред Шюц действовал очень хитро: он «залез» в веберовское определение действия, сказал «Все именно так», но устранил из него неокантианскую философию смысла и заменил ее на феноменологическую теорию смысла. Так возникла другая социология действия. Через некоторое время, очень непродолжительное, примерно лет десять, то же самое сделал Питер Уинч: «залез» в теорию действия, вытряхнул оттуда неокантианскую и феноменологическую трактовки смысла, вписал туда виггейнштейнианскую трактовку смысла. И теперь действие стало практикой. Теперь мы уже даже не говорим про социальное действие — мы говорим про социальные практики. Социальные практики — это еще более имманентно, еще более антикантианский проект. Социальные практики всегда здесь и сейчас; социальные практики неотделимы от физических обстоятельств действия. И теперь мы называем осмысленным то, что правилосообразно, то, что подчиняется определенному правилу.
