Главы | «Враг русского народа»

«Враг русского народа»: репутация реформатора в контексте фобий рубежа XIX–XX веков

.

В русском националистическом дискурсе рубежа XIX–XX веков еврей был представлен, с одной стороны, как корыстолюбивый капиталистический делец, биржевой спекулянт, притесняющий русское население, а с другой — как безжалостный революционер, стремящийся к уничтожению российской государственности. Немаловажным для идеологии российского антисемитизма был тезис о том, что евреи навсегда останутся чужеродным элементом в общеимперском теле. Эти мотивы были тесно связаны между собой. Широкое распространение имело мнение о существовании некоего «мирового еврейства», которое финансово помогает российским евреям осуществлять внутри страны революционную деятельность.

В условиях, когда антисемитизм и национализм стали важнейшим фактором политической борьбы, обвинения в «юдофилии» или связях с инородцами могли пошатнуть положение даже самого влиятельного министра. Я постараюсь показать, каким образом антисемитизм и другие фобии, распространенные в ту эпоху, влияли на формирование образов Витте. Важна и динамика этого процесса: в зависимости от политической конъюнктуры одни компоненты дискурса становились менее значимыми, а другие, наоборот, приобретали злободневность.

Нужно оговориться, что самого С. Ю. Витте отнюдь нельзя было назвать юдофилом: его отношение к «еврейскому вопросу» оставалось очень противоречивым, о чем написаны специальные исследования[2 ]Например: Миндлин А. Б. Политика С. Ю. Витте по «еврейскому вопросу» // вопросы истории. 2004. No 4. с. 120–135.». Однако в правительстве он был одним из сторонников облегчения положения евреев в империи. Этот вопрос напрямую влиял на состояние русского государственного кредита и инвестиционную привлекательность России на западе. Преемник Витте на посту министра финансов, В. Н. Коковцов, в отношении к евреям исходил из тех же соображений экономической целесообразности. В целом же, в отличие от многих бюрократов и даже от П. А. Столыпина, Витте не был узким этническим националистом, поскольку руководствовался прагматическими соображениями. Тем не менее язык антисемитизма нередко использовался в инвективах против министра.

Представление о Витте как о человеке, который сочувственно относился к евреям, стало складываться с самого начала его государственной карьеры. Формированию такой репутации способствовали различные факторы.

Большое значение имели обстоятельства его жизни. Молодость Витте прошла в Одессе, затем он служил в Киеве, в управлении Юго-Западных железных дорог. Среди его друзей, знакомых, деловых партнеров встречались и евреи. В юности Сергей Юльевич был репетитором одного из сыновей известных в Одессе еврейских банкиров — Рафаловичей. Впоследствии многие члены этой семьи с помощью Витте устроились в разных банках и акционерных компаниях. Это не осталось незамеченным. Уже в декабре 1892 года консервативный публицист, в будущем яростный критик валютной реформы Витте, И. Ф. Цион убеждал К. П. Победоносцева: «Г[осподин] Витте купно с племенем Рафаловичей фатально ведет нас к финансовой катастрофе…»[3 ]И. Ф. Цион — К. П. Победоносцеву. 3 декабря 1892 г. // ОР РГб. Ф. 230. оп. 4401. Д. 7. л. 1 об.».

Сам Витте вспоминал, что даже Александр III поинтересовался у него: «Правда ли, что вы стоите за евреев?» Витте в свою очередь спросил царя, «может ли он утопить всех своих еврейских подданных в Черном море». Царь ответил — нет, не может. «Тогда надо дать им возможность жить», — сказал Витте[4 ]из архива С. Ю. витте. т. 2. с. 76.». Исследователь А. Б. Миндлин установил, что данная беседа произошла в 1894 году[5 ]Миндлин А. Б. Государственные, политические и общественные деятели Российской империи в судьбах евреев, 1762–1917 годы: справочник персоналий. СПб.: Алетейя, 2007. с. 77.». А значит, уже к этому году слухи о юдофильстве Витте не только имели при дворе широкое хождение, но и дошли до императора.

Были и те, кто утверждал, будто Витте — еврей по происхождению. В частности, во время революции 1905–1907 годов в черносотенном листке «Виттова пляска» «еврейство» министра обыгрывалось в сатирической форме[6 ]Утро сановника. Сцена в наши дни из нашей жизни // русская Виттова пляска. 1906. Февраль. No 4. с. 2.». Автор более позднего исследования, вышедшего уже в советское время, писал, что о еврейском происхождении Витте ходило много легенд[7 ]Любимов С. В. Предки графа С. Ю. Витте // Русский евгенический журнал. 1928. No 4. с. 210.».

Более серьезным поводом для обвинений Сергея Юльевича в юдофильстве была его государственная деятельность. Финансовая политика Витте включала в себя ускоренное развитие промышленности, экономическое освоение Дальнего Востока, строительство железных дорог. Одним из важнейших условий ее успешного осуществления являлись иностранные займы. Чтобы их получить, России требовалось перейти на золотой стандарт рубля[8 ]О введении золотой валюты думал еще Е. Ф. Канкрин, министр финансов при Николае I. Министры финансов М.Х. Рейтерн, Н. Х. Бунге, И.А. Вышнеградский готовили реформу, накапливая золотой запас. Для того чтобы ее осуществить, были необходимы широкий приток иностранных капиталов и положительное внешнеторговое сальдо. О золотовалютной реформе и ее подготовке написана огромная литература. см., к примеру: Русский рубль. Два века истории, XIX–XX вв. М.: Прогресс-академия, 1994.». Реформа финансов технически должна была реализоваться путем установления фиксированного курса рубля, что в конечном счете вело к девальвации. Против введения золотого обращения были настроены и крупные землевладельцы, которым было выгодно понижение курса рубля, сопровождавшееся повышением цен на хлеб[9 ]Корелин А.П., Степанов С. А. С. Ю. витте — финансист, политик, дипломат. М.: терра, 1998. с. 37.».

.

Недовольство финансовым курсом переносилось и на фигуру министра-реформатора. Самым яростным критиком Витте был публицист С. Ф. Шарапов. В публицистической полемике по поводу экономических вопросов Шарапов нередко использовал язык антисемитизма. К примеру, в одной из своих книг он утверждал: «золото, являясь основой денежного обращения, утвердив себя в странах конституционно-парламентского строя, связало все народы и государства мира одною огромною цепью и, словно рабов, повергло их к стопам всемогущего Израиля»[12 ]Шарапов С. Ф. бумажный рубль. Его теория и практика. СПб.: типография товарищества «Общественная польза», 1895. c. 14.».

Критикуя политику Витте, Шарапов использовал такой, казалось бы, вовсе не относящийся к делу элемент антисемитского дискурса, как магия и колдовство: в цитируемой выше работе публицист заявлял, что «искусство министра финансов является чем-то таинственным, наподобие колдовства или чернокнижия»[13 ]Там же. С. 32.».

В завуалированной форме разговоры о зависимости министра финансов от еврейских банкиров отразились даже на страницах «Нового времени». А. С. Суворин сразу же заявил себя убежденным противником девальвации. в одной из статей он уязвил Витте, написав, что скороспелые девальвации подготовлены «финансовыми овидиями», находящимися в зависимости от «людей денежных, поросших насквозь еврейскими традициями»[14 ]Суворин А. С. Маленькое письмо // Новое время. 1895. 20 марта.».

Характерна реакция самого сановника на эту публикацию: в тот же день он написал Суворину письмо. Сергей Юльевич не отреагировал на саркастическое замечание в свой адрес, однако упоминание о девальвации его встревожило: «По поводу вашего сегодняшнего письма (в «Н[овом] В[ремени]») считаю полезным успокоить вас, что ни о какой девальвации ныне речи нет. Признаюсь, я даже не хорошо понимаю, что подразумевалось под словом «девальвация» если вы ко мне пожалуете то я вас посвящу в эту работу и передам надлежащие документы»[15 ]С. Ю. Витте — А. С. Суворину. 20 марта 1895 г. // РГАЛИ. Ф. 459. Оп. 1. Д. 719. Л. 27–28.».

Все же терпимость министра к мнениям имела пределы. В апреле 1897 года Витте отправил Суворину письмо, в котором выражал негодование циркулирующими в обществе слухами, будто он в одиночку задумал реформу, а потом в спешке пытался ее провести. Он объяснял издателю «Нового времени», что действует в соответствии с проектами, которые получил от своих предшественников, а против открытого обсуждения проекта в обществе никогда не выступал и даже вынес реформу на общее обозрение до ее представления в правительственных инстанциях: «Но отдайте мне справедливость, что я с этим делом не спешу — не боюсь гласности, в какой бы форме она ни выражалась (даже обидной для С. Ю. Витте)»[16 ]С. Ю. Витте — А. С. Суворину. 20 марта 1897 г. // Там же. Л. 60.».

Больше всего министра беспокоили попытки оппонентов опорочить его имя перед императором: «…он хочет пользоваться молодостью Царя — он хочет уничтожить Царские деньги и заменить их банковскими деньгами — он поддался чарам банкиров. Можно говорить о том министр финансов хорош или дурен. Но для чего прибегать к подлым инсинуациям? ведь это прямо показывает слабость оппонентов!»[17 ]там же. л. 59–62.».

Для Витте особое значение имело то, чтобы слухи были опровергнуты именно со страниц «Нового времени» — газеты, которую внимательно читал император и представители высшей бюрократии. О том, насколько важна была для Сергея Юльевича реакция Николая II на газетные публикации, свидетельствует и то, что в исключительных случаях министр применял к представителям прессы даже репрессивные меры. В апреле 1896 года Суворин записал в своем дневнике: «Министр внутренних дел Горемыкин призывал сегодня меня и говорил назидательные речи о «Маленьком письме», помещенном в No… где я немножко осуждал девальвацию. С. Ю. Витте пожаловался…» Горемыкин пригрозил Суворину, что «примет меры». При этом, как видно из дневниковой записи Суворина, на статьи обратил внимание император: «еще в прошлый четверг государь сказал, что ему надоела эта болтовня о девальвации»[18 ]Дневник Алексея Сергеевича Суворина. с. 214–215.».

На кого намекал Витте, говоря, что его имя хотят опорочить перед царем? Как можно предположить, речь шла прежде всего об С. Ф. Шарапове — его обвинения против министра были выдержаны в подобной стилистике: в них видны буквально текстуальные совпадения с теми обвинениями, на которые указывал Витте. В одном из недатированных писем к Суворину Шарапов настаивал: «Мы накануне государственного банкротства, а Витте кричит va banque и, пользуясь неопытностью Царя, доводит до катастрофы…»[19 ]С. Ф. Шарапов — А. С. Суворину // РГАЛИ. Ф. 459. Оп. 1. Д. 4862. Л. 63 об. — 64.».

В данном случае можно наблюдать яркий пример социального антисемитизма, когда на первый план выходил мотив экономического притеснения. Министр финансов представлялся как своего рода «жертва» евреев, объект их воздействия. Но находились и те, кто готов был объявить министра ключевой фигурой «еврейского заговора».

Серьезным доводом противников министра стало еврейское происхождение его второй жены. Сергей Юльевич был женат дважды. С первой супругой — Н.А. Спиридоновой, дочерью черниговского помещика, он познакомился в конце 1870-х годов в Одессе. Спиридонова была замужем, хотя жила отдельно, и воспитывала дочь. Витте вскоре добился у ее мужа развода. В 1890 году Сергей Юльевич овдовел.

Матильда Ивановна Лисаневич, в девичестве Нурок, крещеная еврейка, на момент знакомства с Витте в 1891 году была замужем, однако министр стал настойчиво добиваться ее расположения. Дело обросло пикантными подробностями ее развода с первым мужем, которые обсуждал весь Петербург. Сплетники утверждали, что Сергей Юльевич заплатил оскорбленному мужу 20 (по другим данным — 30) тыс. рублей и обеспечил предоставление ему казенного места с содержанием не менее 3 тыс. рублей в год в качестве отступного за согласие на развод. Витте пришлось пригрозить Лисаневичу высылкой, к решению своей проблемы он привлек министра внутренних дел Д. С. Сипягина, с которым был в приятельских отношениях. Злословили, будто царь на прошении Витте о браке оставил резолюцию: «Хоть на козе»[20 ]Вонлярлярский В. М. Мои воспоминания. с. 172–173.». Матильда Ивановна была решительной и твердой женщиной и имела большое влияние на своего мужа. В игорном Петербурге 1890-х годов золотые пятирублевые монеты называли «матильдами» — в честь супруги создателя золотой валюты[21 ]Амфитеатров А. В. Жизнь человека, неудобного для себя и для многих. т. 1. с. 238.».

. Сложно сказать, насколько эти сплетни соответствовали действительности, но у супруги Витте была вполне определенная репутация.

Если верить военному министру А. Н. Куропаткину, в 1904 году министр юстиции Н. В. Муравьев убеждал его, будто Витте, подговариваемый своей женой, «еврейкой чистой крови», заключил тесный союз с евреями и опутывает Россию: «инспирируемый своей Матильдою, он тоже ненавидит Государя и в своей ненависти может зайти далеко. Муравьев и ранее намекал мне, что в происходящих внутри России волнениях он готов заподозрить Витте. Что он готовится, если бы была перемена царствования, захватить власть в свои руки»[25 ] Куропаткин А. Н. Дневник / Предисл. М. Н. Покровского. Нижний Новгород: Нижполиграф, 1923. С. 12.». Согласно сведениям, приведенным в дневнике генерала Н.П. линевича, мнение о причастности отставного к тому времени министра финансов к «еврейскому заговору» «переходило из уст в уста, все гостиные этими слухами были наполнены…»[26 ]Линевич Н. П. Дневник 1904–1906 // русско-японская война: из дневников А. Н. Куропаткина и Н. П. Линевича / Предисл. М. Н. Покровского. Л.: Госиздат, 1925. с. 104.».

Высокопоставленные враги Витте внушали мысль о его изменнических планах императору, а еврейское происхождение супруги министра упрощало им задачу. Влиятельный среди столичной бюрократии генерал Е. В. Богданович в письме от 28 июля 1905 года убеждал царя, будто Витте, уязвленный холодностью императорской семьи к своей жене, готовит страшную месть: за унижение он «отплатит гибельным концом всей династии Романовых…». Далее Богданович прямо обвинял Витте в измене: «он подкапывается под самодержавный трон, сам пользуясь охраною правительственной власти играет роль Катилины. И ему мы, как древний Цицерон, готовы воскликнуть: „иди, Сергей, к твоим тайным друзьям, чтобы всем стало наконец ясно, что ты наш явный враг”“[27 ]Доклад генерал-лейтенанта Богдановича императору Николаю II об исполнении им данного ему особого поручения в Севастополе, Николаеве и Одессе. Два доклада по вопросам государственным об изданиях военно-патриотического характера // ГАРФ. Ф. 543. Оп. 1. Д. 588. Л. 2 об. — 3 (21 мая 1905 года).».

Были и другие мнения. Граф С. Д. Шереметев записал в своем дневнике разговор с великой княгиней Елизаветой Федоровной: «…о Витте [Елизавета Федоровна] сказала, что не может соглашаться с иными, почитающими его способным к измене, — она вторила мне, что этот человек нуждается в сочувствии и привете и что без доверия он раздражен и имеет право быть оскорбленным за жену и за многое — за сухое удаление от Марии Федоровны, за холодность отношений и пр[очее]»[28 ]Дневник графа C.Д. Шереметева // великая княгиня Тлисавета Федоровна и император Николай II. С. 718.».

Между тем легенда о причастности Витте к враждебному России «еврейскому заговору» тесно сливалась с масонством. В столице ходил слух о том, что в портфеле убитого Плеве якобы были найдены документы, прямо указывающие на связь Витте с масонами, — это волновало столичную публику. В одном из многочисленных доносов на Витте, датированном 1906 годом, утверждалось: «Петербург усиленно говорил о том, что в портфеле, найденном возле изуродованного трупа В. К. Плеве, будто бы лежал всеподданнейший доклад Государю, в каковом Плеве обвинял Витте в революционной деятельности и в том, что он принадлежал к секте франкмасонов»[29 ]Письма любарской-Письменной — великой княжне Ксении Александровне // ГАРФ. Ф. 543. Оп. 1. Д. 80. Л. 4.».

Зловещий заговор, ключевой фигурой которого изображался министр, имел и еще одну важную составляющую — немецкую: антисемитизм здесь переплетался с германофобией.

Слухи о «германофильстве» Витте появились также с начала его государственной деятельности. Еще в мае 1896 года Сергей Юльевич писал жене: «Вчера я обедал у германского посла. Были все приезжие немцы: принцы, свита и депутации. Меня посадили рядом с принцем Генрихом, который был ко мне особенно любезен и затем пил за мое здоровье, что, конечно, всех немало удивило. Пожалуй, теперь еще больше [курсив мой. — Э.С.] будут говорить, что я подкуплен немцами»[30 ]С. Ю. Витте — М. И. Витте. Б.Д. // РГИА. Ф. 1622. Оп. 1. Д. 577. Л. 1–2.». Из этого письма понятно, что к 1896 году репутация «Витте-германофила» уже в полной мере сформировалась.

В немалой степени этому способствовали и знаки внимания со стороны германского императора. Вильгельм II высоко ценил государственные таланты Витте, и его благосклонное отношение к русскому министру не было секретом для современников. Внимание монарха льстило самолюбию Витте. По дороге из американского Портсмута в Россию Сергей Юльевич по приглашению кайзера заехал в его резиденцию, где был принят очень любезно. в качестве знака особого расположения Вильгельм II подарил гостю свой портрет в золотой раме с собственноручной подписью и вручил орден красного орла. Портрет кайзера долгое время стоял на видном месте в домашнем кабинете сановника. Факт этот был хорошо известен в обществе.

Обвинения в германофильстве объяснялись, помимо всего прочего, фамилией и происхождением русского сановника. Так, в русскоязычном журнале «славянский век», выходившем в вене в 1900–1905 годах под редакцией Д. Н. Вергуна, русских министров С. Ю. Витте, В. К. Плеве и В. Н. Ламсдорфа (Ламздорфа) называли «немецким триумвиратом» в России[31 ]Статья «О немцах в России» от 23 сентября 1902 г. // ГАРФ. Ф. 591. Оп. 1. Д. 140. Л. 4».

Если верить дневниковой записи графа С. Д. Шереметева от 16 февраля 1905 года, эти слухи не особенно заботили министра: «Витте говорил, что о нем теперь Бог знает что не выдумывают. «Что ж, — спросил я, — вы теперь заговорщик?» Витте засмеялся и повторил, что болтают невыразимое»[32 ]Дневниковые записи с. Д. Шереметева об с. Ю. Витте. с. 159.».

Этот несколько пренебрежительный отклик Сергея Юльевича вряд ли соответствовал действительности. Скорее, можно говорить о том, что такая резкая кристаллизация антисемитских мотивов и представлений вокруг фигуры министра была обусловлена стечением исторических обстоятельств. Витте в антисемитских слухах выступал в разных ролях — как еврей, как жертва еврейских банкиров, а в некоторых случаях даже как ключевая фигура еврейского-либо масонского заговора. Факты биографии Витте — его происхождение, одесское прошлое, жена-еврейка — вкупе с финансовой деятельностью крайне упрощали задачу его дискредитации. В то же время широкое распространение подобных обвинений, как бы подтвержденных частной жизнью и государственной деятельностью министра, было связано с целым комплексом культурно-исторических стереотипов, отразившихся не только на оценках личности Витте, но и на судьбах России.

Антиеврейские стереотипы — органическая связь еврейства с революционным движением или неотделимость еврейства от современной капиталистической цивилизации и биржевого капитала, враждебность национальному государству — получили в конце XIX века универсальное распространение. Они явились порождением процессов модернизации и формирования современного национализма, происходивших в то время. Подобные настроения не были спецификой России — они имели широкое распространение и в Европе[33 ]см.: Россман В. И. Два призрака XIX века: «Желтая опасность» и «еврейский заговор» // Зеркало. 2003. No 21–22 // http: //magazines.russ.ru/zerkalo/2003/21/ro21. html, дата посещения 18 апреля 2016 года.». В атмосфере государственного антисемитизма, враждебности общественного мнения к капитализму они причудливым образом замыкались на личности государственного деятеля.