Самайн, о котором у нас пойдет речь, чаще всего в древнеирландских памятниках обозначается как «ночь Самайна» (adaig Samna). Более древнее кельтское название того же, по-видимому, праздника было найдено на бронзовых табличках галльского календаря из Колиньи — trinoxtion Samoni sindiu («три ночи Самония сегодня (начинаются?)»). Неудивительно, что Самайн, судя по некоторым древнеирландским памятникам, праздновался в течение трех дней перед Самайном, самого дня Самайна и трех дней после него, так что речь идет о «триадах Самайна».
Самайн, судя по древнеирландской литературе, был границей между старым и новым годом и временем больших собраний в королевских домах (одна из возможных этимологий др.-ирл. Samain, предложенная Ж. Вандриесом, связывает его с др.-инд. samana — «собрание»). Собственно выражение «праздник Самайна» неизвестно древнеирландским источникам, иногда встречаются фразы вроде «пир Самайна» (feiss Samna), «собрание Самайна» (óenach Samna), но чаще всего речь идет о «ночи Самайна» (adaig Samna). То есть праздником Самайн, как, впрочем, и Белтане, Имболк и Лугнасад, называть можно довольно условно. Самайн, подобно Белтане, был поворотным моментом скорее скотоводческого, чем земледельческого цикла. Самайн соответствовал завершению летнего пастбищного сезона. Овец и крупный рогатый скот пригоняли с холмов, собирали в стадо и вели на убой, щадили лишь часть животных — на размножение. Таким образом, устроить обильный пир для короля пятины не составляло особого труда. Самайн обладал особым экономическим значением, поскольку стоимость молодых домашних животных росла именно во время праздника. Например, телка с рождения до Самайна стоила два скрупула, а с Самайна — целых три.
Ночь на Самайн была самым напряженным и значимым временем в году. В средневековой ирландской литературе пир Самайна (условно в ночь на первое ноября) как пограничное время отмечал начало зимы — темной, неблагоприятной половины, с которой начинался год. Потусторонний мир и волшебные холмы (сиды) были открыты в ту ночь, и злые силы хаоса господствовали в мире. Своеобразные аналоги Самайна можно найти в Древнем Риме, где в особые дни (24 августа, 5 октября и 8 ноября) налагался запрет на определенные виды деятельности (военные дела, мореплавание, свадьбы), поскольку считалось, что в эти дни вход в иной мир был открыт (mundus patet).
В предании «Ночное бдение Фингена» чудеса и сверхъестественные феномены появляются в эту ночь, рождается сам великий король Конн Ста Битв. Все эти чудеса проявляются из того самого потустороннего источника, который открывается нашему миру в ночь на Самайн. Простому народу опасно бродить в эту ночь вне стен своих жилищ. Люди должны были собираться вокруг короля на пир, как описывается в «Повести о Конхобаре, сыне Несс»: «Сам Конхобар устраивал для них (пир) Самайна из-за большого стечения народа. Нужно было накормить великое множество людей, ибо у каждого улада, не пришедшего в Эмайн в ночь Самайна, пропадал разум, и на следующий день клали его курган, его надгробную плиту и его камень». Хотя об этом и не говорится в тексте прямо, вероятно, подразумевался определенный запрет (гейс) на уладах находиться вне валов Эмайн Махи в ту ночь. Подразумевается, что злые силы уничтожат любого, не присутствующего на спасительном пиру.
В раннесредневековых ирландских преданиях, зачастую отражающих восприятие монастырских «грамотных людей» (literati), Самайн описывается как праздник простого народа, соблюдающего где-то на периферии свои языческие ритуалы. В поэме «Дар Конна» Самайн называется праздником западных фениев (féil na Fían fuineta). Др.-ирл. féil («праздник») заимствовано из латинск. vigilia (ср. однокоренное валлийск. gwyl). Это слово обозначает почти исключительно религиозные христианские праздники и только редко светские или языческие. Что касается Самайна, есть, по крайней мере, еще один случай, когда этот праздник был определен как féil. В предании «Смерть Кримтанна» описано, как Монгинн, колдунья из сида, умирает накануне Самайна. Из-за ее смерти, говорится в повести, «Самайн называется простыми людьми „Праздник Монгинн“». Затем рассказывается, как этот бедный «простой народ» вместе с женщинами «возносит прошения к ней в ночь на Самайн». Таким образом, Самайн воспринимается здесь автором повести как праздник «простого», невежественного, коснеющего в язычестве народа. Поэтому, вероятно, христианский религиозный термин используется здесь для обозначения языческого религиозного же праздника. Здесь к тому же могло присутствовать желание подчеркнуть контраст между церковным термином, обозначающим праздник, и языческим эпитетом. Этот контраст подчеркивал пограничность/лиминальность языческих разбойников, воинов-фениев и всех других «сил Самайна».
Ночь Самайна была коротким промежутком времени, не принадлежащим ни прошедшему, ни будущему году. Эта ночь была временем прямого контакта между сидами, потусторонним миром с его нелинейным временем, и нашим миром. Можно назвать ночь Самайна саму по себе периодом хаотического времени. Выход за пределы человеческого времени был также выходом из космического порядка в область хаоса, в состояние «еще-неразделенности». Таким образом, время в ночь на Самайн было конфликтным временем между неизмеряемым временем в сиде и человеческим «профанным» временем.
Пир Самайна, собиравшийся в Темре, Эмайн Махе, Круахане или ином королевском дворе, всегда собирался ночью. Здесь опять можно вспомнить первоначальное значение слова feis («ночевка, сон»). Причем коннотации могут быть как сексуальные, так и иные. С одной стороны, состояние времени и пространства в ночь на Самайн приобретают сновидный, онейрический характер: персонажи двоятся, логическая связь теряется, прошлое и будущее меняются местами. С другой — действие «праздника» заключается именно в бодрствовании, воздержании от сна, хотя сон и сновидная реальность постоянно исподволь угрожают собравшимся смертным. Так, в «Разговоре старейших» герой Финн мак Кувалл приходит в Темру на пир, когда собравшиеся люди со страхом ожидают Аллена, коварного музыканта из сида, который сжигал Темру каждую ночь на Самайн, погружая смертных в сон своей музыкой. Финн, единственный из всех, остается бодрствовать и убивает пришельца из сида. «Ночное бдение Фингена» повествует о бодрствовании героя всю ночь Самайна, в то время как по дорогам Ирландии на пир в Темру едут на колесницах молодые сыновья королей. Представители местной знати, судя по всему, действительно собирались в Темре на пир у короля, однако вряд ли они съезжались со всей Ирландии. Улады собирались в Эмайн Махе, коннахты — в Круахане и так далее. При этом сбор, видимо, происходил заранее — в день или дни, предшествовавшие Самайну. Так, в предании «Любовный недуг Кухулина» речь идет о собрании (óenach) уладов в течение трех дней перед Самайном, самого дня Самайна и трех дней после него на прибрежной равнине Муртемне к югу от Эмайн Махи. В эти дни там были «лишь игры да встречи, блеск да удовольствия, пиры да угощенье».
