Эмпиризм
Эмпиризм — совокупность аксиоматических допущений в эпистемологии, суть которых может быть сведена к следующему тезису: источником нашего знания об объекте является сам объект. Знание — это «отпечаток» мира.
Метафора знания как отпечатка берет свое начало в трактате Аристотеля «О душе». В нем ощущение — первооснова знания для эмпиристов — определяется способностью нашей души принимать форму мира, не принимая его субстанции, «подобно тому, как воск принимает отпечаток перстня без железа или золота». Подлинного расцвета эмпиризм достигает в философии Нового времени в работах Д. Локка и Д. Юма. Благодаря Локку «опыт», состоящий из отдельных «восприятий», которые в свою очередь делятся на «ощущения» и «рефлексии», признается единственным основанием достоверного знания о мире. Подвох крылся именно в различении «ощущений» и «рефлексий». Локк провел это различение асимметрично, придав куда больший вес «ощущениям». Тем самым была открыта дорога прочному альянсу эмпиризма с сенсуализмом (с его тезисом «нет ничего в разуме, чего прежде не было бы в ощущениях»). Отсюда же вырастает знаменитая локковская идея tabula rasa (апгрейд аристотелевской метафоры знания как отпечатка) и любимое психологами понятие импринтинга.
В социологии эмпиризм вылился в «социологию жизни» — представление о том, что «поле» является единственным источником знания о социальном мире. Так же как и их предшественники в философии Нового времени, социологи-эмпиристы верят в прямой, ничем не опосредованный контакт исследователя с миром и непосредственное наблюдение объекта. Исследователю предлагается избавиться от теоретических «предпонятий», очистить свой взгляд и погрузиться в стихию Социального.
В современной социологии наивный эмпиризм чаще всего проходит под рубриками «этнографически ориентированные исследования», «качественные методы» и «позитивистская социология». Верность заветам Джона Локка и вера в торжество Опыта над Разумом объединяет, казалось бы, непримиримых оппонентов: сторонников глубинных интервью и этнографического наблюдения с одной стороны и математического анализа количественных данных с другой.
Философский эмпиризм исторически формируется в противовес рационализму, но проигрывает схватку не ему, а совершенно новому врагу — априоризму и трансцендентализму кантианской философии.
«Именно традиция эмпиризма убедительно показывает, сколь легко понятие опыта всегда подавлялось другими философскими понятиями. Вспомним, для начала, идею Фрэнсиса Бэкона о том, что в науке „опыт“ является ответами Природы на вопросы, которые мы ей задаем. Но нет ответов без заданных сначала вопросов: вопросы логически предшествуют ответам. Это уже предполагает, что в эмпиризме реальные действия происходят в сознании ученого, где эти вопросы формулируются, но не в опыте… С такими друзьями, как эмпиризм, опыт не нуждается во врагах».
Ф. Анкерсмит. История и тропология: взлет и падение метафоры
Рационализм
Рационализм — совокупность аксиоматических допущений в эпистемологии, суть которых сводится к следующему: источником знания о мире является не сам мир, а разум познающего субъекта. Рационализм Нового времени и эпохи Просвещения черпал вдохновение в платоновском учении об идеях (сверхчувственных основаниях чувственного мира) и христианской догматике (врожденные «вечные идеи» Августина). Классический рационализм достигает расцвета в работах Б. Спинозы и особенно Р. Декарта.
В современной социологической эпистемологии чистый, беспримесный рационализм не встречается (невозможно всерьез выводить «основания общества» из «разума социолога»), хотя в нем часто обвиняют социологов-теоретиков их оппоненты-эмпирицисты. Упрек в «стремлении изучать общество по книгам» во многом справедлив, но это упрек в априоризме, а не в рационализме.
Философский рационализм исторически противостоит эмпиризму, однако сходит со сцены, вытесненный своим собственным наследником — кантовским априоризмом.
«Мы подвержены заблуждению во всех следующих случаях: если кто-либо рассказал нам небылицу и мы верим, что речь шла о происшедшем событии; если страдающий желтушной болезнью считает, что все вокруг желтое, так как его глаз окрашен в желтый цвет; если, наконец, когда расстроено воображение, как это случается с меланхоликами, мы полагаем, что его беспорядочные призраки представляют действительные вещи. Однако это не введет в заблуждение разум мудреца, так как все, что он воспримет от воображения, он, конечно, будет считать действительно запечатленным в последнем, однако он никогда не признает, что одна и та же вещь переходит в целости и без какого-либо изменения от внешних вещей к чувствам и от чувств к фантазии, если прежде он не узнал об этом каким-то другим способом».
Р. Декарт. Правила для руководства ума
«Разочаровавшиеся социологи принялись конструировать причудливые замки абстрактной мысли, превращая свою науку в некую сугубо виртуальную сферу без окон и дверей. Так возникает социология без общества, без людей и без дыхания современной истории, но с бесконечной схоластикой расщепления категорий и конструированием новых миров на кончике иглы».
Н. Покровский. Российскую социологию режут на части
Априоризм
Априоризм — совокупность эпистемологических допущений, смысл которых сводится к следующему: наше знание о мире не имеет достаточных оснований ни в самом мире (как полагают эмпиристы), ни в разуме познающего субъекта (как полагают рационалисты). Между разумом и миром всегда находится некая третья инстанция — те «очки», априорные формы и категории, которые делают знание как таковое возможным. И. Кант называет этот пограничный регион Трансцендентальным. Именно Канту мы обязаны исходным допущением: для получения знания об объекте недостаточно ни самого объекта (опыт не имеет оснований в самом себе), ни разума субъекта (трансцендентальное не принадлежит субъекту, не находится в разуме, оно «между»).
Априористы ломают — хотя правильнее было бы сказать «усложняют» — царящую в философии субъект-объектную дихотомию, а вместе с ней устраняют эмпиристское допущение о непосредственном контакте познающего субъекта с объектом. Больше нет никакой tabula rasa, никакого «отпечатка», никакого свободного от «очков» взгляда. Мир, который мы знаем и который доступен нашему познанию, уже всегда определенным образом «закодирован» (Кант сказал бы «конституирован») нашими априорными различениями. Кантовский априоризм не примиряет рационализм и эмпиризм, как написано в советских учебниках философии; наследуя рационализму, он отбрасывает большинство рационалистских аксиом, занимая место рационализма в борьбе с эмпиризмом.
Хотя философский априоризм всем лучшим в себе обязан кантовской критической философии, он не сводится к ней. На вопрос «Где же находятся эти очки, которые позволяют людям видеть мир одинаковым образом?» Кант использовал антропологический аргумент: в природе человека. Как только этот аргумент потерял свою убедительность, возникла задача спасения априоризма из горящего здания кантианской философии. Попытки такого высвобождения в разное время предпринимали самые разные философские школы и направления: от неокантианства до аналитической философии.
Социологический априоризм строится на лингвистическом аргументе: формы знания находятся в том теоретическом языке, через который мы смотрим на мир. Чтобы понять общество, мы должны понять, как устроены те языки, в которых концептуализировано «Общество»: что они позволяют и чего не позволяют нам увидеть. Отсюда — предельное внимание к априорной концептуализации объекта (образу объекта в языке исследователя), которая только и делает объект познаваемым.
«В действительности в основе наших чистых чувственных понятий лежат не образы предметов, а схемы. Понятию о треугольнике вообще не соответствовал бы никакой образ треугольника. В самом деле, образ всегда ограничивался бы только частью объема этого понятия и никогда не достиг бы общности понятия, благодаря которой понятие приложимо ко всем треугольникам — прямоугольным, остроугольным и т. п. Схема треугольника не может существовать нигде, кроме как в мысли, и означает правило синтеза воображения в отношении чистых фигур в пространстве».
И. Кант. Критика чистого разума
«До Канта считалось, что наше познание должно согласовываться с его объектами; Кант выдвинул гипотезу, что объекты согласуются с нашими способами познания. То есть, мышление является конституирующим для своих объектов. Оно создает их, познавая их. С помощью этой гипотезы Кант смог объяснить, как мы можем иметь априорное знание объектов».
Дж. Нидлмен. Понятие экзистенциального априори
«Априористы, несмотря на смысл, обычно придаваемый этому ярлыку, более почтительны к фактам. Они не допускают как самоочевидную истину того, что категории созданы из одних и тех же элементов, что и наши чувственные восприятия, они систематически не оголяют их, не лишают их реального содержания, не сводят их к пустым словесным построениям. Напротив, они признают все их характеристические черты. Априористы суть рационалисты. Они верят, что мир имеет и логическую сторону или грань, находящую свое высшее выражение в разуме. Однако для этого им приходится приписать разуму некоторую способность переходить за пределы опыта и нечто присоединять к тому, что ему дано непосредственно. Но беда их в том, что они не объясняют этой странной способности, так как нельзя же считать объяснением утверждение, что она присуща природе человеческого ума. Нужно было бы показать, откуда берется это удивительное превосходство наше и каким образом мы можем находить в вещах отношения, которые не может дать нам непосредственное наблюдение самих вещей».
Э. Дюркгейм. Социология и теория познания
Логический позитивизм
Логический позитивизм — философское течение, сложившееся под влиянием Венского кружка (М. Шлик, позднее — Р. Карнап) в 20-х годах ХХ века. В его основе лежит попытка реабилитации и обновления идей эмпиризма на волне невероятных успехов, продемонстрированных экспериментальными науками. Что интересно, несмотря на выраженный и демонстративный эмпирицизм, логические позитивисты усвоили основные уроки рационалистской философии (особенно в той части, где рационализм опирается на философию математики) и активно использовали философию языка (идеи раннего Л. Витгенштейна) против априористов.
Базовое аксиоматическое допущение логического позитивизма — неизменное кредо эмпирицистской философии: «Любое научное суждение должно быть проверяемо эмпирическим путем» (для математики и логики, впрочем, делалось исключение). Всякое высказывание, выражающее знание о мире, должно быть сведено к атомарным протокольным предложениям, допускающим эмпирическую проверку (верификацию). Отсюда следуют два направляющих императива: принцип верификации и корреспондентная теория истины.
На современную социологию логический позитивизм как философская доктрина не оказал серьезного влияния, но у социологов есть как минимум одна причина вновь и вновь возвращаться к работам «венцев» — проблема демаркации, поиск критериев ясного разграничения науки и ненауки. Если Шлик и Карнап правы, то всякое научное знание имеет атомарную структуру — оно потенциально сводимо к совокупности высказываний, подлежащих эмпирической проверке. С точки зрения такого критерия демаркации социология наукой не является. Этот прискорбный факт на протяжении всей истории нашей дисциплины заставлял социологов развивать свои собственные «локальные» и «региональные» теории познания, которые гарантировали бы социологическим высказываниям о мире статус научных.
«2. (Главный вопрос) Это — „проблема демаркации“ (кантовский вопрос о „границах научного познания“)… Согласно Витгенштейну, это разграничение достигается с помощью „понятия смысла“: каждое „осмысленное предложение“ должно быть целиком логически сводимо к (единичным) предложениям наблюдения (выводимо из них). Может показаться, что благодаря такому критерию демаркации позитивизму удалось достигнуть гораздо более решительного критерия устранения метафизики, чем это удавалось прежней антиметафизике… метафизика „бессмысленна“. Однако такой радикализм уничтожает не только метафизику, но и естествознание: законы природы тоже нельзя логически вывести из предложений наблюдения. Вместо догмы осмысленности и ее псевдопроблемы можно в качестве критерия демаркации принять „критерий фальсифицируемости“».
К. Поппер. Письмо членам Венского кружка, 1932–1933
Марбургская школа неокантианства
Марбургская школа неокантианства — одна из двух школ неокантианской философии, сделавшая акцент на кантовской теории познания. В афоризме Канта о двух вещах, наполняющих душу благоговением, — о звездном небе над нами и моральном законе внутри нас — марбуржцы отдали приоритет звездному небу. «Звездное небо над нами изучают по книгам», — дополнил Канта основатель марбургской школы Герман Коген. Это высказывание означает: чтобы увидеть звезды над головой, уже нужно иметь некоторую идею звезд, в противном случае вы с равной вероятностью увидите в них статичных светлячков, застывшие на рейде корабли пришельцев или дырки в гигантском дуршлаге, которым накрыта земная твердь. Марбуржцы вдохновлялись платонизмом и успехами современной им математики. Они также пытались спасти идею априорных форм знания, дав им логицистскую интерпретацию. Последний представитель марбургской школы Эрнст Кассирер разворачивает свою философию символических форм, перенеся акцент с Трансцендентального на Символическое.
К сожалению, М.Ш.Н. на социологию не оказала сильного влияния (исключение — дюркгеймовская теория познания).
«И потому с непреодолимой силой и естественной необходимостью возникает из самого критицизма потребность освободиться от данности — от данности чувственности, от данности в ее основном residuume — вещи в себе и, наконец, или, вернее, прежде всего, от данности в недрах самой мысли — от данности категорий. Борьба против этой данности — общий лозунг и общая задача главного русла послекантовской критической философии».
С. Л. Рубинштейн. О философской системе Германа Когена
Баденская школа неокантианства
Баденская школа неокантианства — одна из двух школ неокантианства, сделавшая акцент на кантовской теории морали, аксиологии и философии действия. В афоризме Канта о звездном небе и моральном законе недвусмысленно отдавала предпочтение моральному закону. Основателям школы В. Виндельбандту и Г. Риккерту мы обязаны самым кровопролитным «холиваром» в истории своей дисциплины — Great Divide, раскол на «науки о природе» и «науки о культуре» привел к междоусобной войне на территории социологии. Ключевая же инновация баденцев — перенос кантовских трансцендентальных форм в независимое от мира бытия суверенное «царство ценностей», не субъективное и не объективное (из него вырастут те самые субъективно полагаемые смыслы, которые описанный Максом Вебером субъект полагает, имплицирует, вкладывает в свое действие).
Под непосредственным влиянием баденцев находился Макс Вебер, под опосредованным — Георг Зиммель. По сути, вся классическая теория действия в социологии — продолжение философии баденской школы.
«Идеальный тип — не „гипотеза“, он лишь указывает, в каком направлении должно идти образование гипотез. Не дает он и изображения действительности, но представляет для этого однозначные средства выражения… Этот мысленный образ сочетает определенные связи и процессы исторической жизни в некий лишенный внутренних противоречий космос мысленных связей. По своему содержанию данная конструкция носит характер утопии, полученной посредством мысленного усиления определенных элементов действительности»
М. Вебер. «Объективность» социально-научного и социально-политического познания
Эпистемологический релятивизм
Эпистемологический релятивизм — общее и крайне аморфное именование всех доктрин, полагающих, что объекты нашего познания существуют как «вещи в себе» и до познания, но мы ничего не можем о них знать (как ученые) до тех пор, пока не создан некоторый эпистемический инструментарий, делающий эти объекты познаваемыми. На вопрос «Где были микробы до Пастера?» эпистемический релятивист отвечает: «Там же, где и после Пастера, но нужен был Пастер, чтобы сделать микробов видимыми, познаваемыми, значимыми, etc».
«Каждая система, в конечном итоге, знает только собственные изначальные формы и не умеет говорить ни о чем другом».
Ж. Никод. Геометрия в чувственном мире
«Наука сталкивается всегда только с тем, что допущено в качестве доступного ей предмета ее собственным способом представления».
М. Хайдеггер. Вещь
Онтологический релятивизм
Онтологический релятивизм — относительно новая аксиоматика в теории познания, задающая образ мира как «строительной площадки», на которой множество агентов, человеческих и нечеловеческих, занимаются коллективным производством феноменов. Исследование — это просто один из модусов такого производства. Производимым феноменам акторы (или актанты) стараются придать вес и онтологический статус (так называемая «онтологическая политика»). На вопрос «Где были микробы до Пастера?» онтологический релятивист отвечает: «Там же, где был Пастер до года своего рождения». Иными словами, Пастер не сконструировал эпистемическую оптику для «проявления» микробов — он сделал самих микробов. То есть никаких микробов до Пастера не было.
«Теперь можно сказать, не впадая в противоречие, и то, что „Микробы были созданы в 1864 году“ и то, что „Они были всегда“. Единственный возможный с точки зрения здравого смысла ответ: „После 1864 года они были всегда“».
Б. Латур. Надежа Пандоры
«Вновь и вновь повторяющиеся нападки на Латура, заключающиеся в том, что реальность существует, „нравится она нам или нет“, можно сразу пропустить мимо ушей, пока в них подразумевается разрыв между человеком и миром, который уничтожается демократией акторов. Но есть и более сильная сторона в „реальности, нравится она нам или нет“, а именно реальности самих вещей, оторванных от отношений, в которых они состоят, нравится она нам или нет. Поскольку Латур в своей теории акторов — абсолютный релятивист, он не может с доверием относиться к этой точке зрения. Но есть толика истины в пронзительных криках физиков о том, что актор уже должен сначала существовать, чтобы с ним могли договариваться. К примеру, функционировало ли что-либо как микроб в 1700 году, до Пастера, или нет? Производство микроба задним числом, как того требует Латур, придает слишком большое значение человеческой осведомленности о нем и игнорирует воздействие, оказываемое микробом на другие нечеловеческие сущие в 1700 году, „нравится нам это или нет“. Латур был бы ошеломлен таким возражением, но, как мне кажется, реалисты прежних времен здесь в чем-то правы».
Г. Харман. Государь сетей
