Классы у Вебера похожи в целом на классы у Маркса. Или, вернее, классы, которые описывает Маркс, являются частным случаем классов у Вебера. Классы, как и все остальные формы стратификации, строятся вокруг некоторой формы, некоторого способа апроприации, некоторого способа для доминирующей, господствующей элиты монополизировать для себя жизненные шансы. По Веберу, любая элита хочет ограничить доступ большинства к каким-то ценным ресурсам, к которым имеет доступ она, и передать эти шансы по наследству своим детям. Любая стратификация строится вокруг конкретного способа, которым достигается эта цель. В случае с классовой системой этот способ — обеспечение экономических прав: или прав собственности, или прав работников на рынке. Права собственности порождают собственнические классы как раз того рода, о которых пишет Карл Маркс. У некоторых этой собственности много, у некоторых мало, и, хотя они равны перед законом, те, у кого уже много денег, в соответствии с законом Матфея получают все больше и больше, а те, у кого их было исходно мало, впадают в крайнюю нищету. Одни могут диктовать свои условия другим. С точки зрения Вебера, Римская империя, особенно поздняя Римская империя, была рыночным обществом. В смысле рыночное общество вовсе не тождественно современному капитализму или нововременному капитализму. Разные группы определялись прежде всего тем, какой собственностью они уже обладали, а собственность, правда, понималась более широко, чем она понимается сейчас, и подразумевала в том числе собственность на человеческие существа. Должник, который не смог вернуть своему кредитору долг, вынужден был продавать сначала свою семью, а потом самого себя в рабство, для того чтобы эти деньги вернуть. Современный капитализм чуть более гуманен, но он все равно строится на том же самом принципе. Господствующий класс — это класс собственников.
Параллельно классу собственников, отчасти сливаясь с ним, есть другой класс, о котором Маркс уже не пишет, но Вебер оговаривает его существование, и, обращаясь к Марксу, мы понимаем, почему это было важной инновацией. Это предпринимательский, как это часто переводят, господствующий класс, в котором основные формы собственности — это не капитал, или недвижимость, или какое-то орудие труда, а навыки и компетенции, которые позволяют индивиду быть эффективным работником, в том числе предпринимательские свойства. Некоторые люди образуют господствующий класс, поскольку, предлагая свои услуги на рынке труда, они получают лучшие предложения, чем все остальные, и могут, если их умения и навыки действительно редкие, диктовать работодателю свои условия.
В случае с классами мы имеем дело со стратификацией, которая нам наиболее знакома. Надо сказать, что, кроме всего прочего, эти стратификационные системы необязательно соприсутствуют в одном обществе. Распространенное понимание Вебера как автора, который сказал, что у каждой группы есть богатство и она расположена где-то по шкале богатства, что есть престиж и группа расположена где-то по шкале престижа, есть политическая власть и у каждого есть эта власть или ее у него нет, в целом совершенно не подтверждается тем оставшимся от него небольшим текстом. Вебер, анализируя исторические материалы, пытался выделить идеальные типы, то есть шаблоны или чистые формы, которые может принимать неравенство. Некоторые общества находятся близко к тому, чтобы реализовать какую-то из этих форм в совершенно незамутненном виде. Другие изобретают свой гибрид. И хотя чистые формы не очень частая вещь, но для Вебера было важно, что реальность может приблизиться к одному из этих типов.
Если классовое общество — это Римская империя или современный капитализм, движение к которому Вебер наблюдал, то статусные общества, которые построены вокруг статусных групп, — это индийская кастовая система или сословная система средневековой Европы в чуть менее явной, но зато более знакомой нам форме.
Классовую систему характеризует то, что между классами нет никаких жестких границ. И в законе не написано, что пролетарии должны оставаться пролетариями, а капиталисты — капиталистами. В паспорте не написано «капиталист» или «пролетарий». Эти группы свободно перетекают одна в другую. Если индивид проделывает карьеру из пролетария в капиталисты, это в целом даже одобряется. Им восхищаются. Нет никакого осуждения, которое сопутствовало бы этому процессу.
Статусные группы — это совершенно другая вещь. Статусные группы дискретны, у них есть явные границы, каждый знает, к какой статусной группе принадлежит, и переход между ними, как правило, законодательно затруднен. Индийские касты или средневековые сословия, в которых каждый знал, благородный он или неблагородный, бюргер или крестьянин. Между этими группами были очень четкие границы, и была идеология, которая предписывала каждому оставаться в своей группе, и было сильное нежелание со стороны высших групп сливаться с теми, что находились ниже.
Чем характеризуется статусная группа? Она характеризуется образом жизни. Понятно, образ жизни аристократа отличается от образа жизни горожанина, бюргера. Она характеризуется престижем. Эти группы, как правило, выстроены в иерархии престижа, которая церемониально, ритуально оформлена: ни у кого не было сомнений, что дворяне стоят выше, чем неблагородные горожане, даже если очень богатые. И она в целом характеризуется, как правило, эндогамией, а также монополией на определенную экономическую деятельность, которая вытекает из образа жизни. Если ты стал заниматься не той деятельностью для добывания себе средств существования, которая предписана твоим сословным кодексом, ты потерял место в своем сословии. И хотя некоторые находили способы обмануть этот запрет, большинство было вынуждено смотреть, как их доходы превращаются в ничто под воздействием инфляции и они полностью зависят от монарха в получении средств существования в виде каких-то пенсий или должностей. Точно так же нельзя было выходить замуж или жениться за пределами своего сословия. Дочь благородной фамилии, которая выходила замуж за разбогатевшего купца, часто теряла связь с тем престижем, которым обладала ее исходная каста.
Вебер утверждает, что статусные группы и сословная организация неравенства уступают свое место классовой в европейской истории. Сословия, которые мы видим при старом режиме, в ходе буржуазных революций официально упраздняются, и на их место приходят классы. Однако, как часто это бывает с идеально типическими структурами, они во многом, хотя на поверхности, перестали быть доминирующей формной апроприации, во многом мы видим их сегодня вокруг себя и рядом с собой. Возьмем, например, классические профессии, такие как медики, юристы или священники. Они по-прежнему характеризуются образом жизни, они по-прежнему обладают монополией на занятие некоторой деятельностью. Человек с улицы не может предлагать свои услуги в качестве медика или юриста. В большинстве стран это будет уголовно наказуемо. И очень часто они тяготеют к эндогамии. Не говоря уже о том, что они часто, как правило, имеют наследственный престиж. Именно такие профессиональные группы имеют больше всего престижа и уважения в глазах других членов общества. Еще более яркий пример — военные. Размытая, не связанная с конкретной профессиональной нишей, но отчетливая группа в русской истории — интеллигенция, это тоже статусная группа для Вебера.
И наконец, последний элемент триады — партия. Вообще говоря, этот элемент не имеет никакого отношения к политике. Или, вернее, он может иметь отношение к политике, но эта связь исторически очень условна. Если класс строится на обладании собственностью, статусная группа — на образе жизни, в основном наследственном, то партия не основана ни на чем, кроме голого интереса в том, чтобы помочь другим и чтобы они помогли тебе апроприировать общественные ресурсы. Партия — это группировка, которая построена вокруг конкретного интереса в продвижении экономических и политических интересов ее членов. Партия часто приобретает политическую окраску, и Вебер, который был национал-либералом и чрезвычайно не любил социал-демократическую партию, говорил, что социал-демократическая партия в Германии имеет свойства партии, как он ее определяет, но из этого вовсе не вытекало, что всякая политическая партия — это веберовская партия, и наоборот. Большинство исторических партий не имело никакого отношения к политике. Какая-нибудь партия великого князя Николая Николаевича была примером веберовской партии.
Еще один замечательный пример, о котором Вебер знал много, потому что писал о нем свою магистерскую диссертацию, — это партии в средневековой Генуе. Средневековые города-государства в средневековой Италии обычно были поделены на некоторое количество групп, конкурировавших между собой за власть в городе и за все те прибыли, которые власть могла принести. Исходно у некоторых из них была политическая окраска. В очень многих городах они назывались гвельфами и гибеллинами. И как бы гибеллины были за императора, а гвельфы — за пап и городские вольности. Но основная борьба между гвельфами и гибеллинами развернулась на рубеже XIII–XIV веков, к тому времени уже сто лет как никакого императора в Италии близко не было. То есть это была такая наследственная вражда между разными группами, которые при случае изгоняли друг друга, присваивали все, что оставалось от изгнанников. Очень характерен пример Флоренции, где гвельфы окончательно изгнали гибеллинов при жизни Данте, после чего раскололись на белых и черных гвельфов и продолжили воевать с той же самой основы.
Некоторое время назад Авнер Грейф, исследуя тот же генуэзский материал, который исследовал Вебер, показывает, как в истории Генуи готовность раскалываться на противостоящие кланы или партии возрастала в связи с богатством города: если Генуя богатела, а никакой внешний враг не приближался к ней, неизбежно вспыхивала гражданская война, потому что отнять у других все, что ими накоплено, становилось более привлекательной опцией. Риски те же при том, чтобы грабить богатого, чтобы грабить бедного, а выигрыш от того, чтобы грабить богатого, гораздо больше. Это провоцировало вспышки гражданской войны.
Важный вопрос, на который есть разные ответы: описал ли Вебер все идеальные типы или есть какие-нибудь еще категории, которые к этому можно добавить? Поскольку типы довольно гибкие и смешиваются друг с другом, при желании в любом обществе можно узнать какую-то комбинацию из этих трех элементов. С другой стороны, есть много случаев, в которых, кажется, что в натягивании схемы на историческую реальность есть некоторая условность. Советский Союз и до него Россия — интересный пример опыта, в котором, кажется, веберовская схема дает определенный сбой. Что, если мы представим себе общество, которое построено и мыслит себя как огромное государство, в котором социальная позиция — это не классовая и не статусная позиция, а примерный ранг должностей? Будут ли группы людей, которые апроприируют для себя, например, некоторые позиции в госаппарате (частая история в России и во многих странах за ее пределами), классами, как утверждал, например, Троцкий, а после него Селеньи, или это разновидность статусных групп, к чему, кажется, склоняется новосибирская школа в России, или это какая-то новая, четвертая форма? Это вопрос, на который у нас пока нет ясного ответа.
