Новое время в истории костюма в России, конечно, начинается с реформы Петра I, который много думал над тем, как подключить самые разнообразные нужные ему слои русского общества к тем задачам, которые у него были. Потому что совершенно очевидно — так, в частности, писала Лидия Гинзбург, — что один вид боярина, когда он выезжает из своей усадьбы на коне, его горделивый вид внушает почтение. И ясно, что человеку в шубе и боярской шапке будут внимать, а вот в крестьянском армяке, какие бы умные вещи человек ни говорил, его слушать никто не станет. И это заставило Петра позаботиться о том, чтобы костюм изменился. Отчасти потому, что воевать в долгополых кафтанах было тяжело, и без всяких указов и приказов кафтаны военных укоротились прежде того времени, когда появился указ, — это было впервые в 1699 году.
А начиная с 1700 года вышло очень много указов, касающихся одежды. В них говорилось о том, что не надо продавать русского платья в лавках в городах и что нужно брать немецкие, голландские образцы, чтобы были французские камзолы и немецкие кафтаны. Но тут надо понимать, что, когда говорят о том, что камзол французский, кафтан немецкий, седла прусские (хотя такого слова там не было), речь идет не о том, чтобы переодеть русских в чужое платье. Речь идет о том, чтобы создать тот костюм, который был бы удобен и который бы приличествовал каждой сословной группе. Потому что, когда Петр сказал: «Вы заработали деньги и купили себе все что захотели», этот сюжет должен был обрадовать всех, кто мог вырваться из общей массы. Конечно, этим были недовольны бояре, потому что им сами по себе доставались слава, спесь, горлатные шапки и роскошные шубы с собольими спорками и воротниками. А вот простолюдинам, которых Петр ценил за их сметливость, смекалку, за их способность учиться, было очень хорошо.
Например, Меншиков — мы точно не знаем, действительно ли он торговал заячьими пирожками, или мы находимся под влиянием известного романа Алексея Толстого, но дело в том, что его гардероб (он хранится в Эрмитаже) описывают уже как староманерное и новоманерное платье, то есть новомодное и старомодное. Причем под старомодным имеется в виду не драный кафтан, в котором он жил до того, а имеется в виду одежда европейского образца. И вот люди, которые должны были носить европейскую одежду и без европейской одежды не могли являться ко двору, противопоставляли себя тому, что носили другие сословия: крестьяне, староверы — относительно них были другие указы. И это было чрезвычайно важно. Именно поэтому многие вещи из Европы к нам не перешли. Например, судейские парики. Они особенные, они не похожи на те парики, которые носили вельможи, и судейские парики до сих пор носят и в Англии, и во Франции. А у нас в этом не было необходимости, потому что, если человек одет по-европейски, он уже имеет определенные права и оспаривать эти права уже никто не мог. Такое противопоставление и было результатом этих петровских реформ.
Славянофилы совершенно несправедливо осуждали Петра. Потому что никто из них не удосуживался дочитать указы 1700, 1702, 1703 годов до конца, чтобы понять, что он не навязывал иностранное, а предлагал то, что им нужно было для исполнения государственных обязанностей, и в конце концов споры об этом идут до сих пор, но спорить там на самом деле совершенно не о чем. Как нельзя воевать в долгополом кафтане, если ты хочешь защитить свою страну от более ловких и более быстрых иноземных войск, если они одеты в более подходящую одежду. Петр об этом заботился, и его заботы увенчались успехом.
Все пришло к тому, что в XIX веке военную форму практически всех европейских армий шили в Петербурге.
И даже если нашим заклятым врагам, с которыми мы на протяжении XIX века все время воевали, хотелось заказать себе прекрасный мундир, то заказывали его в Петербурге.
Костюм XVIII века был сложен в изготовлении, его надо было как-то чистить, как-то ухаживать за ним. Женщины носили огромные юбки на каркасах, только у нас они назывались не «панье» («корзина»), как во Франции, а «фишбейн» («рыбья кость»), потому что Петр впервые познакомился с этими каркасами во время своего первого путешествия за границу, когда, обнимая во время танца таких представительниц княжеских мелких родов, он их спрашивал: «А почему у вас такие ребра кругом торчат?» Он не понимал, что это корсеты, потому что в России никто, естественно, корсетов не носил. И когда ему, смеясь, объясняли, то со временем эти корсеты пришли и к нам.
Очень любопытная история связана с имуществом его покойной сестры Натальи Алексеевны. Было заведено дело о пожитках государыни царевны, потому что после ее смерти обнаружилось, что кое-что оттуда украли. И, в частности, перечисление ее имущества — это перечисление: «корсети, фонтанжи». Корсети — это искаженное «корсет», а фонтанжи — это такая наколка на голову, которая совершенно заместила собой традиционный женский кокошник. Она тоже натягивалась на какую-то основу вроде березового луба, обтягивалась дорогими тканями, украшалась кружевами, и в честь любовницы французского короля все это называлось «фонтанж». И они хранились у царевны, были в описи ее имущества.
Но более всего меня всегда в таких вещах занимает то, чем они занимались, что они пили, что ели. Не так давно был спор о том, как произносить «кофе» — мужского рода или женского. Так вот во времена Петра I этот новый напиток был женского рода, и в описи имущества Натальи Алексеевны было сказано: «кофь молотая». Так что споры еще могут продолжаться, хотя мы взяли за образец французскую форму.
Еще можно рассказать о том, что постепенно народ в городах делился на страты — не только на классы (крестьяне, дворяне), но еще и на отдельные группы внутри каждой группы. И у них начинали проявляться свои собственные предпочтения, свои вкусы. Они надевали какие-нибудь особенные вещи, скажем, какое-то такое кружево, какое не носили другие. Причем это были договорные ситуации. Например, кружево не может защитить ни от холода, ни от зноя, но кружево социально престижно. Поэтому, когда во Франции появились, еще в XVII веке, летние и зимние кружева, в России на это тоже обратили внимание.
Многих производств в России в то время не было. В частности, отстирывать тонкое голландское полотно, из которого шили мужские рубашки, женское белье или столовое или постельное белье, не умели — его отправляли стирать в Голландию, этим просто пестрят все мемуары, рассказывают, как это происходило. И, скажем, привычная для нас вещь — чайная ложка, но еще в начале XIX века она была не в каждой семье, и этими ложками не разрешалось пользоваться младшим офицерским чинам. Например, у хозяйки были две ложки, и одной ела варенье сама, другую давала, скажем, мужу, а все остальные должны были довольствоваться чем-то иным, потому что уж им-то чайная ложка никак не полагалась.
Самая большая грубая ошибка — это переносить наши современные представления о цвете, форме, стоимости, значимости на прошлое, потому что это может совершенно не совпадать.
С этим приходится сталкиваться постоянно, когда работаешь с живописью, когда в изображении ты обнаруживаешь нечто такое, что исследователю более позднего времени кажется безвкусным. А еще трудность с костюмом связана с тем, что в нем ремесло и художество соединены воедино. Но если нужно использовать ремесленную лексику для описания предмета, то все думают, что это пустяк, и забывают из-за этого художественные начала, которые и проявляются тогда, когда ремесло достигло больших высот.
Например, когда русские заимствовали у Византии туникообразный крой, этот крой был почти у всех народов Европы, в этом наше сходство и с Англией, и с Италией, и с той же Византией. Но у византийцев в руках были греческие ткачи, и они имели необыкновенной красоты узорчатые ткани. Константин Багрянородный, византийский император, говорил так: «Внушайте всем, что эта одежда прямо с неба, никому не давайте ее трогать и никому не рассказывайте, как она сделана». И даже когда византийские принцессы время от времени попадали к русскому двору и выходили замуж за великих князей, им не давали с собой ткани. Какой выход нашли русские? В Византии более просторные и длинные одежды, в России чуть покороче и поуже, нет узоров на ткани, но зато есть накладные украшения. Все эти многочисленные бармы, оторочки драгоценными камнями, очень любили падеспани — это сплетенные из золотых нитей кружева, которые из Испании приходили к нам в Россию.
Когда занимаешься костюмом, то понимаешь, что Россия никогда не была в изоляции, потому что и посылали куда-нибудь в Геную послов с соболями, и Россия принимала участие в разнообразных политических событиях даже позднего Средневековья.
