Рецепция гумбольдтовской модели университета

Университет Гумбольдта, миф университета Гумбольдта — это проблемы, которые волнуют исследователей и сейчас. С 1831 по 1933 год — это период неоспоримого лидерства немецкоязычной науки. Университет Гумбольдта, немецкий классический университет, стал лучшей машиной по производству ученых в XIX веке. Вскоре после создания университета в Германии происходит такое явление, как университетская революция. То есть эта модель подверглась распространению, и фактически все германские университеты ее заимствовали. Единство преподавания и исследования оказалось в XIX веке очень и очень эффективным. Но университет Гумбольдта, немецкий классический университет, конечно, повлек целую серию других преобразований в сфере обучения. Безусловно, новые требования к гимназическому образованию. Университет Гумбольдта стал исследовательским центром, поэтому туда должны были поступать очень и очень подготовленные студенты. В гимназиях вводится специальный экзамен, он становится вступительным экзаменом в университет. В Германии этот экзамен до сих пор существует — это так называемый абитур.

Неоспоримой странностью эпохи немецкий историк Ганс-Ульрих Велер назвал сочетание индустриализации и бурного интеллектуального развития Германии. Индустриализм взаимодействует с интеллектуализмом. Почему это странность эпохи? Почему мы говорим, что здесь есть определенные противоречия? Как это ни странно, это самое интеллектуальное сообщество совсем даже не мешало индустриальному развитию. Более того, оно, естественно, помогало. Но государство будет вмешиваться в индустриальные отношения и фактически не будет вмешиваться в вопросы академической свободы. Почему именно в таком направлении происходит восприятие университета Гумбольдта? Почему именно в такой бинарной оппозиции?

Дело в том, что этот интеллектуализм не разрушал социальную структуру. Да, действительно, университет Гумбольдта, или немецкий классический университет, — это не только блестящая машина по производству ученых, это также блестящая машина по производству интеллектуальной элиты, которая была востребована государством. Но этот интеллектуализм не разрушал социум, социальная структура не менялась, тогда как индустриальное развитие вторгалось в эту разрушительную деятельность. Очень репрезентативный пример: немецкий либерал Давид Ганземан, который тоже очень тяготел к различным интеллектуальным размышлениям, но прежде всего вошел в историю Германии как человек, стоящий у истоков бурного железнодорожного строительства, как создатель банковской системы Пруссии. Этот человек вынужден был все время мимикрировать в отношении государства, потому что все время государство ему мешало, потому что его деятельность разрушала сложившуюся социальную структуру. А интеллектуальное развитие, у истоков которого стоит университет Гумбольдта, этого не делало.

Индустриализм, который охватил Германию в конце XIX века, — Германия выходит на первое место в мире по уровню промышленного развития — повлек определенные изменения в сфере образования, и эти изменения вылились в создание так называемых технических школ. Сейчас тоже существуют прообразы технических школ — это так называемый фаххохшуле, и это, конечно, ответ на индустриализм. То есть создается другое направление, которое выходит за рамки университета, но направление, без которого Германия уже не могла существовать, и немецкое образование тоже не могло существовать.

Университет Гумбольдта вызвал интерес также и в России. Да, университетское образование в России развивалось своим путем, и к концу первого десятилетия XIX века в России было уже шесть университетов. Но считается, что именно при реорганизации Петербургского университета, при преобразовании Петербургского педагогического института в университет получили воплощение некоторые принципы университета Гумбольдта. Это связано с деятельностью Уварова, который возглавлял Министерство просвещения с 1833 по 1849 год. Уваров был знаком с произведениями Гумбольдта, он читал его работы, он читал работы Фридриха Шлейермахера и как раз хотел освободить факультеты от опеки государства. В частности, он хотел освободить факультеты в Петербургском университете и в других университетах Российской империи от хозяйственной деятельности. Он считал, что хозяйственной деятельностью должно заниматься государство.

Например, профессора в российских университетах 30-х годов даже отвечали за доставку дров в университетские помещения.

Вот от этого он как раз хотел освободить.

Но Уваров не в полной мере воплощал принципы университета Гумбольдта. В частности, он был категорически против того, чтобы профессора назначались государством. Он считал, что в основе университетской корпорации все-таки должен лежать принцип выборности профессуры. Но это, конечно, достаточно спорный вопрос, насколько принципы университета Гумбольдта были востребованы в России, но Уваров сделал для этого очень-очень много. Именно Уваров направлял наиболее талантливых российских студентов на обучение за границу. При Уварове за границу было отправлено 92 человека, 60 из них проходили обучение в университете Берлина, тогда он назывался Университет Фридриха Вильгельма. Поэтому модель Берлинского университета проникла генетически в Московский университет и прежде всего в Петербургский университет.

Нельзя забывать о том, что преподавание всеобщей истории в России как университетской дисциплины косвенно связано также с Берлинским университетом, с этим величайшим творением Вильгельма фон Гумбольдта. Дело в том, что Тимофей Николаевич Грановский находился на обучении в университете Гумбольдта более 3-х лет — с 37-го по 39-й год. Он еще в Вене был и в Праге, но все-таки значительную часть времени он провел в Берлине. И Тимофей Николаевич Грановский посещал семинар Леопольда фон Ранке и вырос из этого семинара. В наших архивах есть его записи лекций Леопольда фон Ранке. И когда он приехал из Германии, стал профессором Московского университета, он начинает систематически читать курсы по всеобщей истории. Его учеником стал Владимир Иванович Герье, учеником Владимира Ивановича Герье был Николай Иванович Кареев, который написал очень много трудов по всеобщей истории, в частности, по новой истории стран Запада. Это, конечно, очень косвенный путь рецепции, но он, безусловно, существовал. И роль Вильгельма фон Гумбольдта, роль немецкого классического университета, роль новых форм преподавания (я имею в виду семинары) безусловна и неоспорима.

Третий путь рецепции университета Гумбольдта, который в дальнейшем обернется трагедией для германского образования, — это путь, связанный с рождением такого явления, как мандаринизм. Конечно, этот термин нуждается в уточнении, потому что термин китайского происхождения. Мандарины — это прежде всего государственные чиновники. И как же университет Гумбольдта проложил путь к этому явлению? В университете Гумбольдта государство обеспечивало академическую свободу, но государство назначало преподавателей. Поэтому, конечно, лояльность преподавателей государству была необходима. Профессура была пропитана этой лояльностью, то есть повсюду в университете были флюиды этой лояльности. И когда государство в Германии в 1933 году резко изменится, когда к власти придет Гитлер, то значительная часть немецкой профессуры будет сотрудничать с этим государством. Это интеллектуалы, и среди тех, кто сотрудничал с режимом Адольфа Гитлера, был величайший интеллектуал своего времени — философ Хайдеггер. Конечно, можно назвать и тех философов, которые не встали на позицию мандаринизма — это Карл Ясперс, но большинство все-таки стали сотрудничать, это стало трагедией для германского университета.

Еще один путь рецепции связан с тем, что в 1919 году Макс Вебер опубликовал свою работу «Наука как призвание и профессия». В этой работе Макс Вебер сказал о том, что немецкий классический университет уже не способен дать ответ на вызовы эпохи, поскольку наука требует специализации. Еще до того, как Вебер выступит с этой работой, таким своеобразным направлением специализации, которое процветает и сейчас, станет создание Общества кайзера Вильгельма в 1909 году. Сейчас это Общество Макса Планка, которое стоит у истоков инновационных исследований в сфере естественных наук. Все это заставляет нас подумать о критическом потенциале университета Гумбольдта, о том, по каким направлениям происходит критика этого явления.