В XX веке доминирующей парадигмой в психологии стал бихевиоризм, то есть попытка объяснять всю психологическую жизнь человека только с помощью поведения. Бихевиоризм использовал в качестве своей методологии позитивизм, причем понимаемый очень вульгарно и примитивно. Позиция заключалась в следующем: изучать можно только те феномены, которые можно объективно наблюдать от третьего лица, то есть только наблюдаемые процессы. И на 50 лет сознание как по определению субъективный феномен ушло из психологии.
В 1960-х годах появилась когнитивная психология, которая отказалась от этого принципа изучения только наблюдаемых непосредственно явлений и стала изучать ненаблюдаемые процессы обработки информации. Но когнитивисты, как и все психологи за свою историю, хотели остаться в семье естественно-научных дисциплин и поэтому сознания все равно сторонились. Сознание не вернулось в психологию вместе с когнитивной революцией. А вот биологи (в частности, нейробиология продемонстрировала удивительные успехи на протяжении XX века), у которых никогда не было комплекса неполноценности по поводу таких вещей, начали интересоваться сознанием. И к 1990-м годам они начали задавать вопросы: «Каковы функции сознания?», «Как оно появляется в мозге?», «Как оно появляется в эволюции?»
В 1994 году в Тусоне, американском городе, произошла большая конференция, где собралось большое количество исследователей сознания из разных дисциплин. Это биологи, физики, психологи, философы. Там было много обсуждений, докладов, которые впоследствии стали легендарными. И можно сказать, что 1994-й стал годом, когда проблема сознания вновь была легитимизирована в науке, в естественной науке. И когнитивная психология тогда же взялась за эту проблему.
Что можно изучать в сознании с точки зрения когнитивной науки? Во-первых, изучать феноменальный опыт. У меня, у вас, у каждого из нас есть цельная картинка окружающего мира, причем эта картинка включает в себя агента, субъекта, который наблюдает за внешним миром, который отделяет себя от окружающего мира. Непосредственное переживание картинки окружающего мира ― это и есть феноменальность сознания. В когнитивной психологии пытаются ее изучать.
Второй аспект сознания, который изучается в психологии, ― это то, что можно назвать условно когнитивными коррелятами сознания. Когнитивная психология изучает процессы переработки информации, они могут быть осознаваемыми и неосознаваемыми. Соответственно, разница между тем, что же происходит, чем функционально различаются осознаваемые и неосознаваемые процессы обработки информации, — это область изучения когнитивных коррелятов сознания.
Третий момент — изучение нейрональных коррелятов сознания. Нейронауки сейчас неотделимы от когнитивной психологии, и поэтому так или иначе почти всегда эти области пересекаются. Но я буду говорить о первых двух вещах ― о феноменальности сознания и о когнитивных коррелятах.
Итак, когнитивные корреляты сознания. Сама постановка проблемы стала возможной или стала актуальной, когда на протяжении второй половины XX века было показано, что огромное количество когнитивных процессов, в том числе и высокоуровневых, может протекать без участия сознания. Это было показано в разных областях психологии, в частности в исследованиях восприятия. Если человеку на 30 миллисекунд (это одна тридцатая секунды) предъявлять какое-нибудь слово, то окажется, что человек совершенно не замечает, что было что-то показано. Максимум, что он видит, — какую-то вспышку на экране. Но это слово обрабатывается мозгом и влияет на последующую обработку информации. Предположим, если на такое короткое время показывать слово «река», то слово «берег», следующее после этого уже на осознаваемом уровне, будет обрабатываться намного быстрее, чем слово «телевизор», потому что «берег» и «река» семантически связаны. Иными словами, происходит семантическая (смысловая) обработка стимулов без участия сознания.
Похожие результаты были получены и в исследованиях памяти. Например, мы можем проводить такой эксперимент с испытуемыми, у которых наблюдается амнезия, то есть они не могут переводить информацию из кратковременной памяти в долговременную. Если им предъявить набор слов, то через 10 минут зачастую такие испытуемые не могут вспомнить вообще сам факт того, что какие-то слова им предъявлялись. И они не могут произвольно воспроизвести этот список и даже отдельные слова из этого списка. Но можно использовать разнообразные тесты, которые показывают, что все-таки эти слова сохранены в памяти человека.
Предположим, мы даем список слов, точнее, слогов, которые можно дополнить до целого слова. Например, мы предъявляли в первом списке человеку слово «банан», а здесь написано «бан», и мы просим его дополнить просто до конечного слова. Все эти слоги подобраны таким образом, чтобы дополнить можно было до разных слов. Например, слог «бан» можно дополнить как до «банана», так и до «банки». И оказывается, что испытуемые с амнезией, которые не могут воспроизвести никакие слова, которые им предъявляли, дополняют в тесте слова до тех, которые были раньше, а не до других, даже если частотность этих слов выровнена. То есть они им приходят в голову. Этот феномен называется имплицитной памятью и достаточно хорошо изучен. Показано, что это надежное явление, которое действительно наблюдается.
Третий пример, который можно привести, ― это имплицитное научение. Это феномен усвоения сложных закономерностей в окружающей среде без участия сознания. Эксперименты показывают, что человек может научиться различать два класса объектов на основе какого-то признака, но быть неспособным назвать, что это за признак.
Когда такое большое количество неосознаваемых феноменов было открыто, встал вопрос: а зачем вообще нужно сознание, если такие сложные процессы могут протекать без его участия? Вопрос стал актуальным и отчасти подвинул когнитивную психологию к тому, чтобы заняться проблемой сознания.
Здесь есть один интересный момент с точки зрения методологии. В этом месте сталкиваются методика исследования, экспериментальные методы и теория сознания. Для того чтобы мы в эксперименте могли сказать, что человек что-то не осознал, нам нужно иметь критерий осознания, который явным или неявным образом подразумевает какие-то теоретические представления о том, что же сознание делает, для чего оно нужно.
Например, если мы предъявляем человеку на очень короткое время какое-то слово, то самая первая идея, которая может прийти в голову, — мы можем спросить человека, что он увидел. Если человек говорит, что ничего не видел, или не может назвать слово, то мы делаем вывод, что он не осознал. А если он называет слово, то мы делаем вывод, что он осознал эту стимуляцию. Здесь заложена идея того, что сознание как-то связано с вербализацией ― способностью сформулировать вербально психические репрезентации, которые у нас есть, и передать их другому человеку.
Довольно быстро было показано, что вербализация непрямыми способами связана с сознанием. Прежде всего, когда человек ничего не может сказать, на самом деле сознание не пусто, человек может осознавать фрагменты стимулов, что-то чувствовать по их поводу. При этом не может обернуть это в вербальные конструкции. В жизни тоже часто такое происходит, когда мы что-то чувствуем, знаем, но не можем сформулировать вербально. И все исследователи, которые изучают детское развитие, да и каждый родитель, предполагают, что дети чувствуют боль сознательно и какие-то сознательные переживания у них есть. Естественно, вербализация никак не может помочь нам разрешить проблему того, осознает ли человек, который находится в коме, что-нибудь или нет, потому что сказать он нам ничего не может, но не факт, что это говорит о том, что он не осознает.
Другой пример когнитивных коррелятов сознания — изучение контроля. Связь контроля и сознания — идея не новая, но в когнитивной психологии были проведены изящные эксперименты, которые демонстрируют сущностную связь этих двух явлений.
Давайте вернемся к примеру эксперимента, где испытуемым с амнезией предъявляли списки слов для запоминания. Если сравнить группу больных амнезией и группу здоровых испытуемых, что будет наблюдаться? Здоровые испытуемые, если им предъявить список из 20 слов, смогут произвольно воспроизвести какую-то часть этих слов через 10 минут или через час. Больные амнезией не смогут этого сделать. Если мы даем им тест на дополнение слов, про который я уже говорил, то оказывается, что и больные амнезией, и здоровые испытуемые дополняют эти слова с примерно одинаковой точностью до тех, которые были в списке, раньше предъявляемом. Но самое интересное происходит, когда мы просим испытуемых дополнять до слов, которых не было в списке раньше. Здоровый испытуемый, если он помнит, что ему предъявлялось слово «банан», а он видит слог «бан», может отфильтровать слово «банан» и написать «банка». Испытуемые с амнезией, с имплицитной памятью не могут этого сделать. Они также дополняют этот список до тех слов, которые им раньше предъявлялись. Таким образом, сознание позволяет нам контролировать поведение. Причем важно не инициировать какое-то произвольное поведение, а именно отфильтровывать поведение, которое нужно затормозить.
Еще один интересный пример исследований когнитивных коррелятов сознания был сделан в рамках изучения того, как сознание встраивает поступающую информацию в окружающий контекст. Энтони Марсел был пионером исследований подпорогового восприятия, то есть восприятия на таком уровне, который не достигает порога осознания. И он проводил такой эксперимент: он предъявлял подпороговые праймы, то есть стимулы, которые предъявляются на 30 миллисекунд и не осознаются человеком, и использовал двойственные слова, имеющие два значения (например, кисть может быть и инструментом художника, и частью тела), и он предъявлял прайм, а затем целевое слово, на которое человек должен был реагировать, как-то его опознавать. Это могло быть слово, связанное либо с одной интерпретацией, например «художник», либо с другой интерпретацией, например «рука».
Но Марсел добавлял еще одну вещь ― он задавал контекст всей ситуации. Например, большими буквами в начале пробы писал «живопись» или «тело», задавая таким образом контекст всей пробы. Оказалось, что если предъявлять прайм «кисть» на подпороговом уровне, когда человек не осознает, то ускоряется обработка обоих значений ― и значения «рука», и значения «художник». В то же время если давать прайм чуть-чуть надпороговый (то есть предъявлять на 50–60 миллисекунд, когда мы уже можем заметить слово «кисть»), то, если было написано «живопись, кисть, художник», восприятие «художника» сильно ускоряется ― это слово, которое соответствует контексту. Человеку легче опознать слово «художник», чем нейтральное слово, а восприятие слова «рука» сильно замедляется, тормозится в такой ситуации.
Казалось бы, осознание какого-то объекта тормозит наше восприятие, снижает его точность. Но на самом деле все намного интереснее: сознание на самом деле выбирает одну из интерпретаций поступающей информации, которая встраивается в наш актуальный жизненный осознаваемый контекст. Это такая продуктивная работа, которая на самом низком уровне может выглядеть как неэффективность, и на самом деле это большой выигрыш, потому что сознание строит согласованную картину окружающего мира.
А теперь поговорим про феноменальность сознания. Как она изучается в экспериментах? Здесь намного меньше исследований, потому что это более трудная для понимания тема. Я приведу один пример — исследования свободы воли. Такая философская проблема, которая в рамках когнитивной науки стала эмпирической.
Все началось с исследований Бенджамина Либета, который в своих экспериментах делал следующее: просил людей в любой момент времени, когда они захотят, двинуть либо правым пальцем, либо левым. И он показал в своих экспериментах, что если мы фиксируем активность мозга, активность коры головного мозга, то можно зафиксировать в двигательной коре возбуждение еще до того, как человек скажет нам, что он захотел подвигать правым или левым пальцем. То есть по активации коры можно сказать, каким пальцем захочет двигать человек. Эти исследования много раз повторялись, оспаривались, но сейчас это достаточно надежный факт. Можно действительно предсказать по активации мозга, какой выбор сделал человек в такой ситуации.
Чувство того, что мы чего-то захотели, возникает после того, как на самом деле поведение уже подготовлено. Процесс этого чувства контроля (по-английски обычно используется термин sense of agency) изучается как раз когнитивной психологией. Обычно для этого используются такие экспериментальные установки: у человека есть какой-нибудь джойстик, который он двигает, и на экране происходят какие-то события, они могут быть либо связаны, либо не связаны с тем, что делает человек, как он двигает рукой. Оказывается, что в одинаковых условиях связи движения руки и происходящего на экране человек может совершенно по-разному ощущать свой контроль над этой ситуацией.
Есть разные способы измерения чувства контроля. Например, можно просто попросить человека по восьмибалльной шкале оценить, насколько он контролировал то, что происходит на экране компьютера. А есть более интересные способы. Например, метод сенсорной аттенюации, основанный на предыдущих экспериментах, в которых было показано, что если человек чувствует, что он контролирует ситуацию, то последствия своих действий он воспринимает менее интенсивно с точки зрения ощущений. Если человек нажал кнопочку и через несколько секунд раздался сигнал, то, если человек осознает, что это он стал причиной действий, громкость ему кажется более низкой. Замеряя то, насколько человек ощущает эти сигналы, можно изучать его внутренние ощущения, чувство контроля, не спрашивая у человека напрямую.
Что же мы знаем о сознании на сегодняшний день? Сознание — это некоторый механизм в мозге, который выстраивает непротиворечивую картину мира, который позволяет нам контролировать наше поведение и в то же время позволяет нам объяснять его, строить интерпретации происходящего в окружающем мире.
Мне кажется, что в ближайшие годы, в ближайшие десятилетия наиболее актуальным вопросом в области исследования сознания будет изучение феноменальности сознания, потому что эта проблема более трудна для описания, чем исследования когнитивных коррелятов. Тут я процитирую Майкла Газзанигу, который говорит, что важнейшим шагом на пути объяснения феноменальности сознания будет создание нового языка описания этого феномена ― описания, понимания, обсуждения. Напомню, что в науке очень важно не только ставить вопросы и искать ответы на них, но ставить вопросы таким образом, чтобы на них можно было найти эмпирический ответ. И мне кажется, что когнитивная психология в этом смысле сыграет важнейшую роль, потому что она переводит абстрактные теоретические конструкции из философии на уровень проверяемых экспериментальных гипотез и дальше позволяет проводить их к нейронаукам, которые могут изучать эти процессы в мозге.
