В книге предложена теория общества, легшая в основу так называемого «прагматического поворота» или «возвращения субъекта» во французских социальных науках 1990-х годов.
Порядок общего и частного
Выявление способности или склонности людей к сближению, позволяющей им координировать свои действия, еще не означает, что используемые формы сближения являются для них действительно общими.
Чтобы помыслить мироустройство (monde), в котором общность форм сближения была бы само собой разумеющейся (acquise), представим себе ситуации (мы назовем их «естественными», situations naturelles), в которых согласие людей и вещей не вызывает сомнения и является естественным и совершенным. Допустим, сотрудник предприятия показывает иностранным производителям самый современный цех своего завода. Посещение цеха проходит наилучшим образом. Любой объект, на который работник обращает внимание посетителей, имеет общее значение (иначе говоря, отвечает идеальной норме). Взгляды гостей скользят по безукоризненно правильной поверхности вещей: никакие частности и особенности предметов не задерживают их внимания. В комментариях сотрудника завода, как на поверхности картера новых станков, отражается бесконечный ряд похожих вещей, обозначаемых одним и тем же техническим термином. Не только предметы, но и рабочие, занятые выполнением своих задач, квалифицированы согласно одной форме обобщения (forme de généralité). В подобной ситуации общее понимание посетителями и их гидом того, что они видят перед своими глазами, обеспечено. Если бы гостей и их сопровождающего по окончании обхода цеха попросили написать отчеты, то эти отчеты, возможно, и не совпали бы полностью, но возможные несоответствия между ними не внушали бы беспокойства: отчеты гармонично дополнили бы друг друга.
Подобные сцены напоминают святую идиллию. Они сменяют друг друга в полном соответствии с установленным этикетом. Лишь самый прозорливый наблюдатель сможет отличить описание ситуации от реального положения вещей, отчет о произошедшем от того, что действительно произошло. Нельзя сказать, что в обществах, которые мы изучаем, подобные естественные согласованные ситуации (situations naturelles où tout setient) исключительно редки, отметим, однако, что они не длятся долго. Что же может нарушить это гармоничное взаимодействие вещей и лиц, пребывающих в одном общем состоянии? Обычная поломка или авария. Представим себе, что один из посетителей цеха замечает застопорившийся станок, на линии подачи которого скопился целый ряд деталей, требующих обработки, или же обращает внимание на пустующее рабочее место или на кучу бракованных изделий, сваленных в ящик. Эти обстоятельства смущают посетителя и наводят его на размышления. Он начинает задавать сотруднику цеха щекотливые вопросы, ставящие под сомнение правильное, слаженное функционирование цеха. Чтобы придать своим сомнениям обоснованный характер, посетитель должен привлечь в качестве доказательств предметы, вызвавшие его сомнение. Действительно, намечающееся разногласие не может быть выражено исключительно в форме словесной дискуссии — оно должно найти опору в объектах реального мира.
Чтобы сгладить неловкую ситуацию, вызванную вопросами, сотрудник предприятия должен «пояснить некоторые обстоятельства», умерив тем самым свое стремление к обобщению, которое до обнаружения неполадок задавало тон всему разговору и вызывало одобрение посетителей. Так, например, он должен объяснить, что станок перестал работать вследствие брака, связанного с особенностью производства, что рабочий отсутствует по такой-то личной причине, а бракованные изделия пришлось выбросить в мусор вследствие примесей в исходном материале. Собеседники тонут в море подробностей, а гармония ситуации оказывается под угрозой. Вместе с тем данный пример наглядно показывает, что согласованность ситуации является не данностью, а результатом определенных действий, направленных на высвобождение людей и вещей из-под власти обстоятельств и на их вовлечение в общую ситуацию.
Из рассмотренного примера видно, что при отсутствии идиллии операция сближения влечет за собой построение порядка, в котором классы сближенных между собой вещей и людей в разной степени наделяются ценностью. И в зависимости от степени ценности они распределяются по шкале от наиболее общего до наименее общего состояния. Правильно работающий станок обладает более общим характером, чем станок бракованный. Дефективный аппарат в меньшей степени способен обеспечить в будущем эквивалентность с другими объектами, гарантировать устойчивую производительность. В таких случаях говорят, что он менее «надежен», чем остальные. Даже если шкала от наиболее общего к наименее общему сведена к минимуму, можно всегда выделить по крайней мере два состояния: общее состояние, определенное сближением, и частное состояние, не поддающееся ему. И эти состояния находятся между собой не в отношениях целого и частей, как тому учит теория множеств (théorie des ensembles), а в отношениях иерархии, где более общему придается большая ценность, чем более частному. Созданный таким образом порядок в равной степени определяет и сближает как людей, так и предметы.
Требование общего согласия и легитимность порядка
При каких условиях форма эквивалентности может быть общей? Иными словами, при каких условиях она может быть использована для квалификации людей и предметов, обеспечивая достижение согласия или разрешение конфликтов? Чтобы ответить на поставленный вопрос, нужно допустить существование «императива обоснования справедливости» (impératif de justification), без которого координирование человеческих действий было бы невозможным, и изучить требования и практические ограничения (contraintes), накладывающиеся на достижение согласия по поводу общего блага (bien commun).
Понятие «легитимности», введенное в социологическую теорию Максом Вебером, кажется нам недостаточным для нашей задачи. Во-первых, оно не позволяет отличить обоснование справедливости от обмана (попытки оправдать несправедливые поступки). Во-вторых, это понятие тесно связано с идеей относительности ценностей, что не позволяет поставить вопрос о необходимости координирования действий. Мы же исходим из того, что перед людьми стоит необходимость обосновывать справедливость своих поступков, то есть не придумывать в зависимости от ситуации мнимые причины, чтобы скрыть личные мотивы и найти алиби, а осуществлять свои действия таким образом, чтобы можно быть затем проверить их справедливость.
Разве может наука об обществе надеяться достичь своей цели, намеренно закрывая глаза на основополагающее свойство изучаемого предмета и игнорируя то, что люди, взаимодействуя друг с другом в обществе, постоянно сталкиваются с необходимостью отвечать за свои поступки и приводить весомые доказательства? Достаточно обратить внимание на усилия, предпринимаемые акторами для обоснования справедливости своих действий на словах и для подтверждения их на деле, чтобы понять, что придерживаться подобной методологической позиции невозможно. Как мы постараемся показать далее, людям постоянно приходится предпринимать усилия, чтобы устоять в ситуациях, выходящих из-под контроля, и восстановить пошатнувшийся порядок. В повседневной жизни им никогда не удается полностью унять чувство беспокойства. Как и ученые, они не перестают сомневаться, задаваться вопросами и испытывать окружающий мир «на прочность».
Конечно, существуют и такие ситуации, при которых сомнения и беспокойства людей остаются невыраженными, при которых отсутствуют условия для критики и отстаивания справедливости, однако анализ подобных ситуаций выходит за рамки нашего исследования. Ситуации, препятствующие выражению критических замечаний, ситуации, где отношения являются асимметричными и один из партнеров осмеливается вести себя так, как ему вздумается, не затрудняясь объяснениями, открывают путь насилию. В нашей работе подобные ситуации рассматриваться не будут, хотя мы и не отрицаем их существование и роль, которую они играют в человеческих отношениях.
Иногда ситуация конфликта на время как бы застывает на грани между обоснованием и насилием, в точке, откуда развитие спора может пойти как по пути поиска полюбовной договоренности, так и по пути насилия.
Те споры, которые переступают эту грань и начинают развиваться по пути насилия, уже выходят за рамки нашего анализа. Напротив, мы отказываемся рассматривать действия забастовщиков, обличающих в листовках несправедливость низких зарплат, или требование их начальника возобновить работу как формы насилия, пусть даже «символического» или скрытого. Мы не считаем, что сила и эффективность подобных действий определяется памятью о совершенных в прошлом актах насилия или угрозой насилия в будущем.
Нас интересует, при каких условиях принцип согласия считается легитимным. Исходя из сказанного выше, подчеркнем два момента, проясняющих, на наш взгляд, две основные трудности установления легитимности. Первый момент связан с порядком, упорядочением (ordre). Мы постарались показать, что требование достижения согласия приводит к упорядочению элементов ситуации. Для прекращения спора необходимо установить определенную иерархию, как, например, в случае, когда два спорящих человека пытаются «оценить силы» друг друга и взвесить, какой из приводимых ими фактов является более важным. Но не будет ли неравенство, возникшее по завершении спора, противоречить принципу, определяющему все легитимные формы обоснования, тому принципу, который в контексте данного исследования мы обозначили как принцип общности человеческой природы (principe de commune humanité)? С учетом этого принципа не будет ли любое упорядочение человечества воспринято как незаконное «господство», служащее исключительно «личным интересам» тех избранных?
Отметим, что теория сублимации (хотя Фрейд нигде не дал ее систематического изложения) является одной из самых серьезных попыток рассмотреть данный вопрос. Фрейд предложил теоретическое объяснение представления о величии (grandeur) в нашем обществе, а также аргументов, используемых при необходимости для оправдания существования великих мира сего (les grands). Данная теория объясняет возможность существования великих людей (grands) — и, соответственно, допустимость в нашем обществе идеи, что разные люди имеют для общества разное значение — или, если хотите, величину (taille). Ее можно рассматривать как теорию о легитимности социального упорядочения. Она подразумевает сбережение и реинвестирование внутренних ресурсов индивида (сбережение энергии либидо и переключение аффективных влечений), организацию отношений индивидов в обществе и неравенство в распределении степеней величия (grandeur) (между полами, между социальными классами и так далее) и организацию отношений между культурами. Кроме того, Фрейд рассматривает сублимацию как некоторую форму обобщения (généralisation).Либидо, та загадочная энергия, что объединяет столь различные на первый взгляд формы влечения людей друг к другу и формы их взаимодействий, позволяет перемещаться по оси от частного к общему. Так, например, болеть душой за общие интересы человечества, переживать за них, отстаивать их — означает, согласно Фрейду, не что иное, как преобразовать свое личное желание, связанное с ощущением телесной привязанности (к члену семьи), в обобщенно-личное отношение, которое уже не может быть предметом исключительно личного или телесного удовлетворения. Вместе с тем нельзя не отметить и то, что само аналитическое построение Фрейда и его методология пронизаны острыми противоречиями. С одной стороны, автор придает большое значение обобщению и восхождению по ступеням величия (grandissement) и показывает его роль в построении общества. С другой — он критикует и обличает речи субъектов, в которых за призывами к «общим интересам человечества», к служению «науке» или «искусству» на самом деле скрываются частные интересы, стремления и влечения.
Как пишет Поль Рикёр (Ricoeur, 1969, p. 101—159), принцип «подозрения» (soupçon) у Фрейда предполагает движение от общего к частному, а именно обнаружение частных интересов людей за апелляцией к общим интересам. Человеку свойственна некоторая биологическая идентичность, а также либидо, которое требует от человека повиновения некоторому инстинкту, являющемуся общим для человеческого рода, но направленным на удовлетворение потребностей конкретного тела. Именно это напряжение между стремлением к установлению некоторого порядка и критической операцией оспаривания (mise en cause) и является предметом нашего анализа.Вторая немаловажная трудность связана с очевидной множественностью форм согласия (pluralité des formes de l’accord), о которой шла речь выше. Как возможно существование этой множественности, если, как это принято утверждать, необходимым условием легитимности является универсальность? Как людям удается взаимодействовать и приходить к согласию, если сами формы согласия многочисленны?
Решить поставленные вопросы можно лишь при рассмотрении их во взаимосвязи. Подобный анализ даст нам представление о понятии легитимности. Вторую часть нашей книги мы посвятим рассмотрению этой проблемы и разработке общей модели «града» (module commun de cité), с которой мы соотнесем различные легитимные формы согласия (formes légitimes d’accord), используемые в качестве высших принципов для прояснения и разрешения спорных ситуаций. Чтобы выявить способы построения форм общего согласия, мы обратимся к концепциям политической философии.
Произведения политической философии — это своего рода «грамматики», в которых формализованы и систематизированы эти формы. Обращение к ним позволит нам выявить требования, которым должен соответствовать высший общий принцип для того, чтобы быть приемлемым и, соответственно, использоваться для обоснования справедливости действий.
Эти требования будут выявлены сначала при анализе политической философии рынка. Далее мы представим их в систематическом виде в качестве общей модели политической «грамматики», которая будет опробована при анализе других построений политической философии. Естественно, данная модель не является всеохватывающей и приложима только к ограниченному корпусу материалов, на изучении которых она построена. Мы не утверждаем, что этот корпус исчерпывает все существующие социальные порядки, которые могли быть созданы в истории человечества. На данном этапе мы оставим в стороне вопрос о широте данного корпуса. По многообразию трудов политической философии, использованных для построения данной модели и для выявления элементарных форм общего блага (formes premiѐres du bien commun), читатель сам сможет судить о границах, в рамках которых она применима. Заметим, что выделенные исходные формы общего блага не исчерпывают всех возможных форм, совместимых с предлагаемой грамматикой, и мы рассмотрим вопрос о том, как могут создаваться новые формы общего блага.Если рассматривать модель как систему требований к построению легитимного порядка (то есть порядка, способного положить конец разногласию), то возникает вопрос о соответствующей компетенции, которой должны обладать люди для обоснования справедливости своих суждений в ответ на критику или для выстраивания (agencement) ситуации таким образом, чтобы избежать критики.
