Важно отметить, что греческое понимание войны было связано с разделением, с дихотомией войны на правильную и неправильную. В «Илиаде» Гомера мы встречаемся с образами двух богов, хорошо нам известных. Это богиня Афина, которой посвящено множество храмов, которая была популярна, в ее честь называли города. Она была почитаема, поскольку отвечала хотя и за войну, но за войну правильную, в которой участвовать было почетно и которая не была связана с чрезмерными ужасами и насилием.
Был также бог Арес, ее брат, отвечавший за войну неправильную и ужасную. У Гомера он описывается как свирепый бог, который отвечает за кровавую бойню. И Аресу не посвящалось столько храмов. Их либо почти не было, либо было минимальное количество. В его честь не устраивали праздников и не называли города. Та война, за которую Арес отвечал, — жестокая, не знающая границ и пределов враждебность — была неблизка греку.
Мы можем сказать, что греки не проживали всю свою жизнь в войне уже и потому, что это не было возможно физически. Греки жили в небольших полисах, у них не было достаточного количества населения, для того чтобы проводить продолжительные, масштабные войны. Как правило, они собирали отряды, отправляли их на границу соседнего полиса или в более продолжительные походы. Но эти отряды не были слишком уж многочисленными. Мы можем вспомнить пример и с тремястами спартанцами, которые, конечно, должны ассоциироваться у нас с явным проявлением эллинского духа, жертвенности и особого мужества, но это необычная ситуация, что именно триста человек идут куда-то и начинают вести войну. Понятно, что вокруг этого образа было создано много легенд.
Важно также отметить, что греки были аграрным народом. И необходимость вести домашнее хозяйство учитывалась при ведении войн. Сезонность, безусловно, влияла на те кампании, которые знал греческий мир. Даже если мы встречаем историю довольно длительной войны, например Пелопонесской, то нужно понимать, что это череда прерывистых набегов, взаимных атак и осад, но не постоянная, перманентная, почти 30 лет длящаяся война, как мы сейчас склонны воспринимать войну, имея опыт Первой мировой и особенно Второй мировой войны.
Важно отметить также и практику заключения перемирий и ведения переговоров, которая была развита в древней Элладе. Сюда же можно отнести олимпийское перемирие, которое, хотя и часто нарушалось, все же существовало, часто соблюдалось и имело какое-то значение. К нему обращались греческие авторы, и сами греки вполне серьезно его воспринимали.
Раздвоенность войны, с которой мы начали, была характерна и для философских представлений греков о войне, когда появляются образы правильной и справедливой войны у Аристотеля или Платона. Это война, которая направлена против варваров, против тех, кто по природе своей призван жить в подчинении. Против них не позорно воевать и даже полезно в восстановлении естественной справедливости. Неправильная война велась греками с другими греками. Платон называет такую войну хворью, поразившей Элладу. В такой войне нужно было действовать с наибольшими ограничениями и отказываться от насилия как можно старательнее.
С определенными уточнениями можно сказать, что подобное представление о войне было характерно и для Рима. Можно проследить, как с течением развития римской государственности, с развитием практик ведения войны происходит трансформация образа военного человека: постепенно из человека, действующего по какой-то общинной необходимости, по почетной обязанности защищать свое отечество, он постепенно превращается в профессионального воина, который получает денежное вознаграждение за свою работу и в конце службы может надеяться на получение земельных наделов или вознаграждения от своего военачальника.
Также мы можем заметить на примере римской истории, как быстро может переформатироваться отношение к войне как таковой. На протяжении достаточно долгого периода война воспринималась вполне положительно в римском обществе. Но уже на закате Западной Римской империи, когда война все чаще перемещалась в пределы римского государства, когда орды варваров приходят и начинают воевать у стен Рима и когда эти же варвары зачастую составляют значительное число римских легионеров, происходит переосмысление войны, которая начинает восприниматься как обуза, а сами солдаты из доблестных и героических защитников отечества превращаются в грабителей и насильников.
В следующую эпоху, Средние века, мы можем заметить появление нескольких новых практик жизни, институтов, которые не существовали во времена Древней Греции или Древнего Рима. Во-первых, это феодальные порядки, которые появляются во второй половине I тысячелетия. С установлением феодального строя связана серьезнейшая децентрализация властных отношений. Появляется множество субъектов, которые равным образом претендуют на право использовать насилие, в том числе и военное. Это будут сами землевладельцы, феодалы, короли, римский престол и впоследствии император, свободные города, банды бедных рыцарей. В таких условиях сам порог на насилие был значительно снижен. Мы встречаем рост агрессивности в этот период. Войн становится больше, но нельзя говорить о том, что они становятся чрезмерно интенсивными, затяжными и тяжелыми. Средневековая война — это набег, который имеет целью разграбление деревни твоего соперника, может быть, похищение его поселян. Большая удача, если удается захватить рыцаря, которого потом можно продать или обменять на выкуп. Большая, крупномасштабная война для средневекового мира редкость.
Другое явление, характерное именно для эпохи Средневековья, — это появление церкви как равноправного участника международных отношений. Церкви и теологам приходится обосновывать, почему христианин и христианский государь может вести войну и не совершать при этом смертного греха — убийства. Появляется христианская теория справедливой войны благодаря Амвросию Медиоланскому, Августину Аврелию, Фоме Аквинскому. С другой стороны, церковь пытается регулировать воинственность хотя бы внутри христианского мира. На рубеже IX–X веков появляется доктрина божьего мира. Это призыв к христианам отказаться от взаимной враждебности. Если этого не получается, то хотя бы не нападать на крестьян, на церковные земли, не разграблять их, не воевать в дни церковных праздников. Таким образом пытались регулировать воинственные отношения внутри христианской Европы.
Параллельно с этим развивается концепция священной войны, которая обосновывала возможность оборонять христианство как таковое. Появлялись папы, которые говорили, что рыцари, сражающиеся за римский престол, — это мученики и их смерть почетна, они сразу отправляются на небеса. Довольно любопытный факт, что в 1095 году, когда происходит знаменитый Клермонский собор, на котором объявляется крестовый поход, папа Урбан II одновременно провозглашает необходимость принять доктрину божьего мира. То есть, с одной стороны, санкционирует поход в Святую землю с последующим жестоким истреблением исламского населения, с другой стороны, он призывает внутри христианской Европы отказаться от насилия.
Практики античной и средневековой войны могут показаться нам архаичными, стоящими от нас далеко, ушедшими в прошлое и интересными только для историков. На мой взгляд, нам очень важно знать идеи, те образы войны, тот способ отношения к войне, который появляется в это время, поскольку во многом именно эти образы, эти категории допустимого и недопустимого на поле боя, справедливой и несправедливой, правильной и неправильной войны используются нами сейчас в XXI веке, когда мы рассуждаем о войнах.
