Имя и календарь в допетровской Руси

Мы говорим о причудливой для современного человека традиции, когда средневековый член общества, будь то великий князь, царь, беглый холоп или крепостной крестьянин, в миру мог обладать не одним привычным христианским именем, а как минимум двумя. Человек выступал как Василий-Никодим или Юрий-Григорий и так далее. В разных ситуациях люди средневековой Руси пользовались разными своими именами.

Знание о существовании такой традиции позволяет несколько иначе взглянуть на тяжелые и проблемные вопросы древнерусской и средневековой русской истории. Исследование этой традиции носит ясное, очевидно прикладное измерение. Во-первых, мы можем реабилитировать выдающихся деятелей той эпохи. Скажем, у Дмитрия Годунова было всего две жены, хотя традиционно считается, что их было три. Просто вторая жена выступает под двумя разными именами — Стефанида и Матрона. Во-вторых, мы можем уточнить генеалогические связи людей, зная о том, что один и тот же человек мог выступать под двумя христианскими именами в XV–XVI веках.

Знаменитый деятель Смутного времени князь Дмитрий Михайлович Пожарский в свое время подарил монастырю двустороннюю икону. На одной стороне этой иконы был изображен Дмитрий Солунский, потому что это был патрональный святой Пожарского. А на другой стороне был изображен святой Косма Бессребреник, или Кузьма, если говорить о русской традиции. Столетиями считалось, какой хороший человек Дмитрий Михайлович Пожарский: жертвуя икону в монастырь, не только о себе позаботился, но еще и вспомнил своего главного напарника Кузьму Минина. Благодаря усилиям русского историка Юрия Моисеевича Эскина, в 1990-е годы был найден документ, который совершенно иначе позволяет взглянуть на эту историю с иконой.

Было найдено завещание Дмитрия Пожарского, которое начинается словами: «Се аз раб божий Косма по прозвищу Дмитрий Михайлович Пожарский». Благодаря этому завещанию мы узнаем, что главным крестильным именем в жизни Дмитрия Пожарского было как раз имя Кузьма, под ним он был крещен. Имя Дмитрий тоже было важным, он только им и пользовался в своей публичной, светской жизни, но оно было вторичным. С определенной точки зрения Кузьма Пожарский и Кузьма Минин были прямыми тезками между собой. Эта икона была пожертвованием, на которой были изображены два его личных небесных покровителя: святой Дмитрий и святой Косма.

Я так уверенно говорю: человек одно имя получил в крещении, а под этим именем мы его знаем в публичной жизни, а между тем это составляет огромную проблему для историка. Очень сложно понять, когда есть два христианских имени, какое главное, а какое второстепенное, какое человек получает в крещении, а какое носит в миру, нет никаких законов, правил и аксиом.

Но одна закономерность, которая помогает в работе историка, есть: важно, чтобы человек принял монашеский постриг. Перед смертью, когда люди в старости, в болезни, понимая, что уже уходят из жизни, поспешно принимали монашеский постриг, всегда получали новое имя. К этому времени на Руси воцарился обычай, когда монашеское имя человека выбирается с оглядкой на его крестильное имя. Представьте ситуацию, что меня зовут Федор-Андрей и я постригаюсь в монахи. Для того чтобы определить, какое имя крестильное, важно заметить, какое имя я беру в монашеском постриге. Если я беру имя Феофан, то, значит, имя Федор для меня крестильное, потому что имена монашеское и крестильное начинаются на ту же самую букву. Получается, Андрей — имя публичное, второстепенное. Если же я, Федор-Андрей, беру в монашестве имя Авксентий, то, значит, имя Андрей — крестильное, а Федор — второстепенное.

Выбор имени по букве — это древняя традиция, которая пришла на Русь с Крещением из Византии, но долгое время она была не в ходу на Руси, потому что преобладала другая традиция, когда человека нарекали монашеским именем по календарю. Он постригается в определенный день, смотрят, память какого святого в этот день празднуется, и под этим именем его постригают. Но с какого-то момента победил византийский обычай. Интересно, что женщина по имени Ирина часто брала имя Александра. Казалось бы, здесь нет этой звуковой корреляции, а на самом деле есть, потому что люди оглядывались на народную форму Арина. Поэтому имя Александра для Ирины-Арины более чем уместно в такой ситуации.

Чем больше мы занимаемся XVI–XVII веками, тем больше возникает документов и имен и тем полнее становятся наши представления о людях того времени. Знание монашеского имени, пожалуй, единственный инструмент, который позволяет установить, какое из двух имен в ситуации христианской светской двуименности было крестильным, а какое публичным. Достаточно сказать, что Иван Грозный был Титом. Но какое из имен было крестильным? Он родился на апостола Тита, а крещен в честь Иоанна Предтечи. Но как вы знаете, перед смертью Иван Грозный был пострижен в монахи и стал Ионой. Значит, мы можем безошибочно сказать, что имя Иоанн для него было крестильным.

Василий III родился на Гавриила, на Благовещение или на собор архангела Гавриила, но потом стал Василием, что вызывало у иностранцев недоумение. Австрийский дипломат Сигизмунд Герберштейн писал, что он незаконно сел на престол, сменив имя Гавриил на имя Василий. Но никакой смены имени не было: он был Гавриилом и Василием с самого рождения. Смертельно заболев, Василий III принимает монашеский постриг и становится Варлаамом. Мы можем сделать безошибочный вывод, что он был Василием в крещении, а имя Гавриил было именем, которое связывалось с днем рождения.

Гораздо сложнее с Иваном III, который был Иван-Тимофей. На смертном одре он отказался принимать монашеский постриг. Если верить историку Татищеву, которому верить не всегда можно, Иван III сказал что-то вроде: «Я уже в своей жизни достаточно стриг волосы, так что не буду постригаться в монахи». Это лишило нас возможности твердо и бесповоротно определить, какое имя — Иван или Тимофей — было крестильным.

Большие проблемы имели люди, которых звали Борис, потому что в месяцеслове был только один святой, который начинался на букву «б», — святой князь Борис. И когда человек по имени Борис хотел принять постриг, возникала проблема, какое имя ему дать на ту же букву. Поэтому было изобретено монашеское имя Боголеп. Это калька с греческого имени Феопрепий, которое на русской почве было специально сконструировано только для Борисов, которые постригаются в монашество. Оно функционировало только как монашеское имя, поэтому, когда ты видишь в источнике Боголеп, ты сразу же вычисляешь, что в миру этого человека звали Борис.

Соотношение двух-трех христианских имен в жизни человека было теснейшим образом связано с церковным календарем. Хотя я не уточнял специально, можно заметить, что одно имя всегда связано с днем рождения человека, тогда как другое выпало ему Божьим промыслом. Человек родился на определенное число, и по святцам выпадает память этого святого: хочешь не хочешь, а приходится взять это имя. При этом имя могло не устраивать семью или род. Например, в роду не было никогда Феопемптов, а были одни Василии да Сергии, а ребенок рождается на Феопемпта, и, значит, его нужно называть Феопемптом. Тогда ему давали имя Феопемпт по дню рождения, а крестили Сергием или Василием, ориентируясь на родовые, семейные ценности, но все равно заглядывая в календарь. Обычно в пределах 20 дней по календарю подбирался нужный святой, который становился вторым покровителем новорожденного.

В позднюю эпоху, в XVI–XVII веках, мы можем наблюдать игры с календарем. Например, были два знаменитых брата Морозова. Один из них — Борис Иванович Морозов, воспитатель и ближайший друг Алексея Михайловича, который был еще и Ильей. Если заглянуть в церковный календарь, мы увидим, что пророк Илья и святой князь Борис по календарю достаточно близкие, это летние праздники. У него был брат Глеб. Тот самый Глеб, которого все могут знать по картине «Боярыня Морозова», потому что он был мужем боярыни Морозовой, которую зверски замучили голодом за ее антиниконианское выступление. Брат Бориса-Ильи Морозова был Глебом не случайно, потому что где Борис, там и Глеб. Я напомню, что первые русские мученики были братья Борис и Глеб. Они всегда были в некоторой совокупности. Скажем, Бориса Годунова в XVII веке, к которому относились скептически, поскольку считали, что он незаконно сидел на престоле, некоторые писатели того времени обвиняли в том, что он своего патронального святого Бориса выделяет больше и забывает про Глеба.

Итак, у Бориса-Ильи Морозова был брат Глеб Иванович Морозов, у которого было еще одно, второе имя. Возникает вопрос: какое? У Глеба Морозова было второе имя Борис. Он был крещен как Борис, а в публичной жизни был Глебом. Тогда как его старший брат был крещен как Илья, а в публичной жизни был известен как Борис. Нам эта ситуация кажется чрезвычайно запутанной, и непонятно, зачем такое устраивать. За этим, конечно, стоит некоторый календарный изыск родителей Бориса и Глеба Морозовых. По-видимому, братья родились примерно в один промежуток времени, и родители обыграли эту ситуацию при помощи языка календаря и языка имен. Когда читаешь синодик, где поминается род Морозовых, то там, где фигурирует Борис, это Глеб, а там, где Илья, — Борис Морозов. Конечно, это сильно запутывает работу историка.

Эта традиция потихоньку умерла, но не окончательно. Следы христианской двуименности есть даже в современной жизни. Когда был религиозный взрыв 1990-х годов в России, то ситуация, когда человека зовут Руслан-Никифор, стала рутинной. Но традиция христианской светской двуименности как таковой сошла на нет. Конечно, во многом потому, что сюда вмешался Петр I, который был одержим идеей регламентации. Сам Петр двуименным, видимо, не был. Но это слишком сильное утверждение, потому что, напомню, из всех источников известно, что Петр I родился на святого Исаакия. Не случайно одним из первых соборов, который он строит в Петербурге, в городе, посвященном его патрональному святому, один из первых храмов — это Исаакиевский собор. Он в честь патронального святого, который был связан с днем рождения Петра. Крещен царь был Петром, но фигура святого Исаакия, на день которого он появился на свет, всю жизнь сопровождала его.

Петр I традицию светской христианской двуименности полностью оторвал от личного религиозного благочестия и стал с ней играть в эмблематическом духе XVIII века. Детей Меньшикова, своего ближайшего партнера и правой руки, он назвал Лука-Петр и Павел-Самсон. Это та же традиция двуименности, о которой я говорю, но в это вкладывается совершенно иной смысл. Лукой стал старший из мальчиков, потому что в день апостола Луки была победа в битве при Калише. Самсон получил свое имя, потому что на Самсона была выиграна Полтавская битва. Также Петр I обожал давать свои имена всем своим приближенным. Лука-Петр получил второе имя Петр, потому что он был крестником Петра.

Предпосылки для того, чтобы эта традиция сошла на нет, появились еще до Петра. Я говорю в основном о князьях — ровно потому, что мы больше о них знаем, чем о простых людях того времени. Напомню, что Иван Грозный был Титом, но при этом был крещен Иваном, в честь своего деда, Ивана III, Ивана-Тимофея III. То есть его имя Иван уже совмещало функции династического, родового и публичного. А имя Тит болталось как некий факт его личного религиозного благочестия. Его отец, Василий-Гавриил, наречен в честь своих дедов и прадедов. Имя Василий уже и династическое, и крестильное. А имя Гавриил просто маркирует дату его рождения — это факт его личной биографии, не более того.

Такое положение дел не могло не привести к тому, что традиция светской христианской двуименности умерла. В XIV–XV веках было иначе. Симеон Гордый родился на Созонта и именем Созонта был крещен, но правил как Симеон. Поэтому скорее бы отшелушилось имя Симеон, чем Созонт. Имя Созонт было крестильным, его личным прямым именем. А в XVI веке мы видим переворачивание этой модели, когда у человека крестильное имя является одновременно именем публичным. Второе же он получил только потому, что он родился на определенный день, не более того. Хотя, конечно, сам носитель этих имен почитает архангела Гавриила, почитает апостола Тита и почитает святого Уара.