Вопрос заключается в том, когда и где люди встретились впервые с огнем, когда и где они стали от него зависимы. Приматы тоже пользуются огнем: некоторые саванные шимпанзе, которые живут на границе леса и саванны, ходят вслед за степными пожарами. Когда горит саванна, шимпанзе ждут, когда погаснут последние огоньки, и идут, собирая жареные ништячки, погибших зверюшек, и радостно их едят. Это использование, но не добывание огня. Сами шимпанзе добыть огонь не способны.
Многие животные подобное делают. Есть жуки-могильщики, которые прилетают на пепелище и откладывают яйца в каких-нибудь погибших животных. Есть замечательные австралийские соколы, которые выслеживают, где появился огонь, выхватывают оттуда головешки и кидают в другое место, чтобы огня было больше, чтобы спалить как можно больше зверюшек и ими радостно потом питаться. И в этом примере есть некоторое распространение огня, хотя это делают птицы, но человек все-таки в этом смысле уникален.
Мнение о том, когда впервые возник огонь, довольно спорное, потому что древнейшие свидетельства использования огня очень ненадежные. Еще в середине XX века за таковые считались черные куски камней и костей из пещеры Макапансгат в Южной Африке, где найдены кости австралопитеков. И эти австралопитеки были названы Australopithecus prometheus, человек прометеевский или южная обезьяна прометеевская — дескать они использовали огонь. Но в последующем выяснилось, что это не следы огня, а окись марганца, и к огню она отношения совершенно не имеет. Получается, что австралопитеки огонь не использовали.
Очень много говорилось про использование огня синантропами. Когда еще в 1930-е годы откопали синантропов, некоторые кости тоже были хорошо почерневшие, камни обугленные, и там действительно нашли настоящие следы огня. Но гораздо больше внимания привлекли слои до шести метров толщиной, которые были интерпретированы как следы пепелищ, кострищ. Такие метры отложений могли накопиться только в течение десятков тысяч лет, если не сотен. Был сделан гениальный вывод, что синантропы огонь добывать не умели, а использовать — да.
Они поддерживали огонь, боясь, что он погаснет, на протяжении тысяч лет. Понятно, что не только куча пепла стояла столбом, а еще все соседние отложения должны были также подняться. Это гигантский промежуток времени. Из этого делался еще более далекий вывод, что у них был матриархат. Кто мог подкидывать эти дровишки? Первобытные женщины. Они швыряли дровишки и при этом командовали мужичками, которые были не при делах. Но версия матриархата сильно неоправданна. Более того, последние исследования показывают, что эти многометровые слои в Чжоукоудяне у синантропов — это не слои пепла, а сгнившая растительность.
Исследования древнейшего огня все время продолжались. Пришли к выводу, что самые древние следы использования огня по современным данным относятся ко времени примерно 1,5 миллиона лет назад, может быть, 1,6 миллиона лет или даже 1,7 миллиона лет назад. Проблема в том, что свидетельства такой древности крайне ненадежны. Эти остатки есть в Омо, Кооби-Форе, Мелка Контуре и Чесованье, но они все очень невнятные. Например, находят очаг, который выложен камушками, но тут же находятся критиканы, которые говорят, что это пень сгорел, а камушки вокруг нанесло сезонным потоком. Дождь прошел, и все так получилось.
Тогда умные люди делают хитрые анализы, к примеру, в Мелка Контуре и смотрят, сколько времени горел огонь. Есть прокаленный кусок земли, как комок. Чтобы земля так спеклась и приобрела такой красноватый цвет, надо, чтобы огонь горел долго и при большой температуре. Из этого делается вывод, что это не сгоревший пень, потому что пень быстро сгорит и все, а тут надо подкидывать дровишки. А еще есть какое-то углубление, вроде бы выкладка камнями. Но это все вроде бы есть, а вроде бы и не совсем. С датировками где-то 1,6–1,4 миллиона лет назад свидетельства невнятные.
Есть замечательная пещера Вондерверк в Южной Африке, где совсем недавно были обнаружены кусочки и даже частицы пепла в глубокой части пещеры с датировкой 1 миллион лет назад. Это важно, потому что это достаточно большая древность. И эти кусочки и частицы пепла находятся в глубине пещеры, где своей родной растительности быть не должно, там ничего не может расти в темноте и загореться тоже не от чего. Если бы там даже нашлись ветки — к примеру, птицы песчанки натащили, — то молния туда все равно не попадет, загореться не из-за чего. Но тут, естественно, появляются критиканы, которые говорят, что там было гуано летучих мышей, они там нагадили и при большой температуре оно самовозгорелось. Такое быть может, но проблема в том, что в этой пещере нет большого количества костей летучих мышей. А если нет много летучих мышей, то гуано нет, поэтому частицы пепла в Вондерверке — это доказательная база огня с древностью миллион лет назад. Но кострища нет, очага нет, никаких границ нет, это отдельные частички, которые как-то там оказались. Наверное, люди, а может быть, и не люди. Все находки датировками под миллион лет, больше миллиона лет и чуть меньше миллиона лет очень неточные.
Чуть позже таких находок становится больше. Например, на израильской стоянке Гешер Бенот Яаков есть много всего интересного. Там есть кости слонов, орудия, замечательные камушки, на которых долбили орехи, некоторые из таких камней обожжены. Датируется это в районе 700 тысяч лет. И там есть следы обжига, но кострищ внятных нет. В Бильцингслебене (Германия) есть обугленное полено с датировкой где-то 400 тысяч лет назад. Причем там очень архаичные люди: найдены два черепа, и они очень примитивные — с огромным надбровьем, покатым лбом, треугольным затылком. И при этом рядом обожженные бревна.
Постоянное, регулярное и усиленное использование огня началось где-то 400–350 тысяч лет назад. Особенно наглядно это показано для трех мест: пещеры Араго во Франции, Табун и Кесем в Израиле. В Араго, например, порядка 350 тысяч лет назад появляются слои с большим количеством пепла и угля. До этого момента слоев тоже хватает, но там либо ничего обожженного нет, либо единичные находки. А после 350 тысяч лет — полным-полно. В Табуне та же самая ситуация с датировкой 400 тысяч лет назад. Опять же, до 400 ничего толком нет, а после есть. И в Кесем порядка 400 тысяч лет назад то же самое. В разных местах картина примерно похожая.
С этого момента и начали активно использовать огонь. На стоянке Шёнинген в Германии тоже есть обожженные кости и копья, заструганные на конце и вроде бы опаленные, обугленные на конце, поскольку обугленная деревяшка прочнее, чем сырая. Конечно, опять появляются критиканы и говорят, что это не обугленные концы, а просто бурый уголь природного происхождения и на самом деле вся стоянка Шёнинген находится в отложениях бурого угля, лигнита, а эти копья испачкались. Может быть, да, но обожженные кости и камни оттуда же никуда не пропадают, и их датировка тоже порядка 300 тысяч лет назад.
С этого момента количество следов огня становится все больше и больше. Появляются наконец-то нормальные кострища, например на стоянке Терра-Амата во Франции. Мало того, что там есть основания жилищ довольно приличного размера, со столбами, с конструкциями. Конечно, есть критиканы, которые говорят, что это ерунда, это не жилища, но что там есть очаги — это 100%. Такие красивые, оформленные. Правда, без красивой выкладки камушками, но они ограниченные. Это прокаленное пятно, и там не ошибешься. Если такого же рода находку обнаружат с датировкой 5 тысяч лет, более-менее современную, никто не будет сомневаться, что это очаг. Собственно, почему мы должны сомневаться тогда, когда эта Терра-Амата с датировкой 300–400 тысяч лет?
С этого момента использование огня становится таким массовым, что начинает влиять на наше строение, потому что приготовленная на огне пища гораздо более питательная, она легче усваивается, ее надо меньше жевать, она вкуснее. Но возникает вопрос: как они на это смотрели? Может быть, с их точки зрения, она и не была вкуснее, но жевать надо точно меньше, а питательная ценность возрастает неожиданным образом. С витаминами могут быть сложности, но они столько всего ели с куста, что проблем у них не было. С этого момента мы начинаем преображаться.
Как раз от гейдельбергенсисов, которые первые начали 400–350 тысяч лет назад использовать огонь, и до сапиенсов происходит очень быстрое сокращение размеров челюстей. До этого тоже, конечно, зубы и челюсти уменьшались начиная с австралопитековых времен, и потихонечку они уменьшались, но процесс шел медленно. И собственно, разница между эректусами и гейдельбергенсисами по размерам лица практически отсутствует, а между гейдельбергенсисами и сапиенсами уже достаточно очевидная. Меняется строение пищеварительной системы, живот становится меньше. Если вы видите реконструкции австралопитеков, хабилисов, эректусов как таких стройняшек — это ерунда. Мы знаем, что у них были очень широкие тазы, расширенные вниз грудные клетки. И у них было пузико, как у современных шимпанзе, орангутанов, горилл: он сидит и расплывается к низу в форме груши. Они еще с длинными ногами были, и это тем более странно смотрелось, поэтому реконструкции не всегда достоверны.
У гейдельбергенсисов, которые начали использовать огонь, было все то же самое: очень широкий таз и расширенная книзу грудная клетка. Но чем больше они использовали огонь, тем меньше нужен был пищеварительный тракт. И ближе к сапиенсам мы видим, что таз сужается и грудная клетка сужается и становится более-менее цилиндрической. И можно уже с маленьким пузиком чудесно процветать. Другое дело, что для того, чтобы использование огня сказалось на морфологии, понадобилось много времени. Только к эпохе верхнего палеолита — 50– 30 тысяч лет назад — наше тело приобрело современную форму.
При этом в промежутке от 400 тысяч лет назад до сапиенсов, до 50 тысяч лет назад, далеко не все использовали огонь. Например, на стоянках неандертальцев, которые жили в Европе в ледниковый период с соответствующим климатом в окружении мамонтов, сайгаков, северных оленей и прочего зверья, далеко не всегда использовали огонь. Примерно на трети стоянок неандертальцев никакого следа использования огня нет: обожженных костей, обожженных кремней, кострищ. Хотя самих орудий, костей полным-полно, они порезанные, порубанные, а обожженных нет. Либо они жгли где-то на стороне и очень аккуратно, чтобы косточка не обуглилась, но в это верится с трудом.
Поэтому даже неандертальцы, которые жили в холоде, могли, видимо, выживать и без огня тоже. Как и их предки — гейдельбергенсисы — были еще не сильно зависимые и тоже нормально существовали. А вот сапиенсы, насколько нам известно, во все времена были уже зависимы от огня. С первых стоянок чуть ли не больше 50 тысяч лет назад и далее всегда огонь есть. Если это не какая-то совсем убогая стоянка, где они даже огонь и правда не разводили. И более того, все современные сообщества людей поголовно, какие бы дикие они ни были и на каких бы островах или краях земли ни существовали, всегда знают много способов использования огня.
Остается еще вопрос: как добывался огонь? Этого мы не знаем. Есть предположение, что, может быть, высеканием искр, вытиранием палочкой, пилением куска коры обо что-то. Современное человечество знает много способов добывания огня, но что происходило в древности — нам не известно. Мы знаем, что они жгли, — древесину мы проанализировать можем. А вот методика добывания огня непонятна. Но, судя по тому изобилию способов, которые есть среди современных народов, разные древние люди знали различные способы. И с тех пор мы являемся уникальным видом, который мало того, что умеет, но к тому же зависим и не может жить без огня.
