В 1980 году в другом русском селе соседи заставили местного жителя силой переехать на другой конец села, потому что им не хотелось, чтобы он жил рядом с ними. В 1999 году в Индонезии за три месяца 120 человек были растерзаны толпой. В 2008 году одним майским днем в кенийской деревне в Африке 11 человек были растерзаны односельчанами, потому что эти односельчане в местной школе обнаружили тетрадку, в которой был протокол заседания группы, в которой описывалась их злокозненная деятельность. И наконец, в 2015 году в одном русском городе женщина 37 лет и ее четырнадцатилетняя дочь были обвинены в покушении на убийство и осуждены на длительный срок тюремного заключения.
Во всех этих случаях причиной обвинений было колдовство, вред, причиненный колдовством, даже в 2015 году. Цитирую заявление следственного комитета: «Обвиняемая и ее дочь с целью сохранения дара ведьмы обвиняемой и передачи дара ведьмы ее несовершеннолетней дочери совершили покушение на убийство соседки». Люди получили реальный срок за планирование ритуального убийства. Можем ли мы говорить, что это одна и та же вера в колдовство, которая существует на всех континентах и во все времена?
С одной стороны, есть общее: люди, которых обвиняют в колдовстве, претерпевают примерно схожие наказания — их выгоняют, убивают, бьют. С другой стороны, общими оказываются те причины, по которым их обвиняют, — это вред, причиняемый окружающим: односельчанам, соседям, членам семьи. Вред выражается в причинении вреда здоровью, в смерти, причиной могут быть неудачи в хозяйстве, в личной жизни, разного рода неудачи и болезни, приписываемые этим колдунам. Различия существенны: в разных регионах планеты колдунами, ведьмами называют разных людей. Таких людей называют разными терминами и по-разному понимают их деятельность.
В северной русской деревне до сих пор считается, что колдун — это чернокнижник. Говорят, что страницы книги, по которой он учится, черные, хотя никто эту книгу не видел. Потом колдун проходит посвящение: в бане в полночь он должен прыгнуть в пасть огромного зверя — собаки, лягушки, лошади. После этого человек считается колдуном и может с помощью заклинаний из черной книги, которую он выучил, причинять вред окружающим. За такую предполагаемую деятельность в одной русской деревне выгнали человека на другой конец села, потому что в стаде коровы начали болеть и люди решили, что в этом виноват он.
В Центральной Африке у народа азанде, земледельцев, считается, что человек причиняет вред. У него в организме есть специальный орган, в котором находится злая сила мангу. Когда человек на кого-то зол, рассержен, обижен или кому-то завидует, эта злая сила причиняет вред без его воли. Это совсем не похоже на северорусского колдуна, но примерно похожие наказания претерпевают люди, которых обвиняют в подобной деятельности.
Насколько вера в колдовство универсальна? В 1980 году американский антрополог Джордж Мердок, автор знаменитого «Этнографического атласа», опубликовал книгу «Теория болезней». В этой книге он приводил сведения по 139 обществам, известным на тот момент, в основном доиндустриальным, домодерным. Мердок сгруппировал по типам все теории болезни, объяснения причин и способы их лечения и обнаружил, что такая причина болезней, как колдовство, распространена почти повсеместно. Из 139 обществ она встречается в 132, лишь в 7 обществах ее нет или она не зафиксирована. В 37 сообществах из 132 колдовство — доминантная причина болезней и смерти людей.
Почему вера в колдовство настолько универсальна и если это так, то почему она отсутствует в семи обществах, о которых писал Мердок? В 1937 году британский антрополог Эдвард Эванс-Притчард работал в Центральной Африке у тех самых азанде, которые верят в злую силу мангу, находящуюся в теле колдуна. Эванс-Притчард очень внимательно отнесся к этим идеям и в своей книге под названием «Колдовство, оракулы и магия у азанде» подробно объяснил естественную философию колдовства в понимании азанде.
Эванс-Притчард приводит такой пример. Представим себе летний и жаркий день. В амбаре, который стоит на деревянных ножках, сидят люди, отдыхают от жары, беседуют. В какой-то момент ножки амбара вдруг подкашиваются, и все сооружение рушится, тем самым травмируя сидящих там людей. В чем причина? Все прекрасно понимают — и мы, и азанде, — что термиты подтачивали деревянные ножки, это естественный процесс. Но почему амбар упал в тот самый момент, когда там сидели именно эти люди? То есть азанде отвечают не на вопрос «Что случилось?», а «Почему это случилось?». И когда они объясняют причину случившегося, они применяют идею колдовства. Просто так ничего неблагоприятного для человека случиться не может, все должно быть нормально. Если случается какая-то беда, несчастье, болезнь и даже смерть пожилого человека, у всего этого одна причина — колдовство.
Азанде, по мнению Эванса-Притчарда, одержимы идеей колдовства и всегда тщательно выясняют, кто и как причинил вред. И в данном случае они считают, что колдовство — это умбага («второе копье»). Это метафора из охотничьей терминологии азанде. Представим себе ситуацию, когда два охотника убивают слона. Первый охотник ранит слона копьем, а второй добивает. Второй охотник называется умбага — тот, кто помогает убить. Азанде говорят, что если слон напал на человека и ранил его смертельно, то слон — это первое копье, а колдовство, которое заставило слона это сделать, будет вторым копьем. Эванс-Притчард говорит, что причина веры в колдовство у азанде — объяснение несчастливых происшествий, объяснение неудач, в случайность не верит никто.
В 1944 году американский антрополог Клайд Клакхон написал книгу «Колдовство у навахо». Индейцы навахо также верят в колдовство, но у них немного другие представления о том, кто такие колдуны и как они вредят. Как и азанде, навахо считают, что колдовство преследует тех, кто выбивается из нормы: кто слишком много хвалится, кто выделяется из группы, кто слишком красивый, умный, здоровый, счастливый, удачливый — все они потенциальные объекты колдовства.
Клакхон полагает, что страх быть околдованным заставляет людей не выделяться из массы, не хвалиться, отрицать комплименты и быть как все. С другой стороны, пишет Клакхон, страх быть обвиненным в колдовстве заставляет людей не выбиваться из нормы, соблюдать порядки, уважать стариков, подчиняться лидеру, ограничивать свою неумеренную сексуальную активность. Страх быть обвиненным в колдовстве и страх быть околдованным оказываются причиной, по которой люди стараются не выделяться. Получается, что вера в колдовство — это моральный регулятор, регулятор социальных отношений, очень важная норма, которая поддерживает порядок в социуме. С другой стороны, если это так, то непонятно, как ведовскую истерию в Европе Нового времени можно рассматривать в качестве социального регулятора. Скорее это показатель социального расстройства. И следующая теория говорит нам ровно об этом.
Британский антрополог Макс Марвик рассматривал веру в колдовство не как показатель социальной нормы и регулятор социальных отношений, а как показатель социальной напряженности. Если вера в колдовство становится активной, это говорит об ухудшающихся общественных отношениях. С помощью подобных представлений и идей, с помощью веры в колдовство люди просто регулируют свою жизнь. Они пытаются изгнать то плохое, что у них есть, пытаются разрешить те конфликты, которые в их жизни возникают, таким приемлемым образом. Допустим, конфликты между очень близкими людьми, между родственниками или соседями, которые нельзя решить каким-то другим образом. Тогда прибегают к вере в колдовство как обвинению, и это такой санкционированный способ решить конфликт, когда нельзя по-другому. Если человека назначают на роль колдуна, то никакие другие нормы добрососедства и морали на него не распространяются. Его можно изгнать или уничтожить, ликвидировать то зло, которое существует вокруг.
Как примирить две точки зрения на веру в колдовство? С одной стороны, это социальный регулятор, с другой — это способ решить конфликты, и он может принять такие большие масштабы, что начнет причинять вред обществу. На этот счет другой британский антрополог Мэри Дуглас предложила иную схему. Она говорила, что на ранних этапах развития человеческого общества, когда люди жили небольшими коллективами, вера в колдовство являлась социальным регулятором, такой важный социальный институт. На следующем этапе, когда общество увеличивается, конфликты увеличиваются, возникает экономическая нестабильность, появляются миграции, приходят новые люди. Возникает соседская община и большие деревни, села. На этом уровне вера в колдовство становится показателем социального расстройства. Наконец, на третьем этапе, в уже модерном, большом, городском обществе, вера в колдовство исчезает, потому что она уже как будто и не нужна. По выражению еще одного британского антрополога, вера в колдовство в маленькой африканской деревне — это прирученный зверь, а в европейском обществе Нового времени — дикое животное. То есть возникает перемена от прирученного животного к дикому зверю.
Можем ли мы считать, что вера в колдовство исчезла навсегда? Наверное, нет. Эдвард Тайлор в своей книге «Первобытная культура» (1870) говорит: «Можем ли мы считать, что если сейчас нет веры в колдовство, то, значит, она исчезла навсегда? Тот, кто так думает, без всякой пользы читал историю. Она, конечно, может вернуться». Это писал британский джентльмен в конце XIX века. Как же тогда быть с теми семью обществами, у которых Мердок не зафиксировал веру в колдовство? Дело в том, что вера в колдовство у них есть, но она не становится предметом социальной регуляции. Это общества охотников-собирателей, доземледельческие общества. Например, бушмены в Южной Африке, хадза в Восточной Африке, еще некоторые группы.
Они живут очень маленькими родственными коллективами на больших и неосвоенных пространствах. Отношения родственников крепкие, и, если возникают какие-то конфликты, человек просто уходит из одной группы в другую. Люди слишком ценный ресурс, чтобы назначать из своей среды ответственного за все несчастья. В мифологии этих народов причиной болезней, несчастий, как правило, оказываются внешние духи, духи местности, духи животных, разные другие существа, но только не люди, не антропоморфные существа. Это происходит как бы бессознательно, но эти группы не поддерживают веру в колдовство, хотя, конечно, она существует у них. Они думают, что так может быть.
Очень важно, что в этих обществах есть специальные профилактические лечебные ритуалы для снятия социального напряжения, которые помогают не эскалировать конфликты, снимать их. Например, в одном из таких обществ есть роль клоуна. Когда возникают конфликты и напряжение, человек на этой социальной позиции начинает всех смешить, и конфликт исчерпывается, потому что все хохочут.
