Если Апулей действительно заимствовал свой сюжет из греческого источника, то разумно посмотреть и подумать, как этот сюжет выглядит в контексте греческой традиции. На первый взгляд, он органично вписывается в истории множества греческих мифологических метаморфоз. В греческой традиции их пытались систематизировать, составляя перечни в алфавитном порядке. У нас есть папирусный отрывок словаря-перечня историй превращения. Составлялись сборники историй превращения. Есть также поэтическая попытка систематизировать все мифы о метаморфозах — «Метаморфозы» Овидия.
Для нас важно понять, было ли принято в греческой традиции выбирать одну историю превращения и на ее основе выстраивать сюжет литературного произведения. Оказывается, такая традиция была: драматурги любили истории превращения. Например, историю об Актеоне, которого злобная Артемида превратила в оленя, а потом Актеона-оленя разорвали собственные собаки. Или историю Каллисто, которую Артемида превратила в медведицу из-за того, что она не сохранила обет девственности и безбрачия. Или страшную историю Терея, которого превратили в птицу удода. Все эти истории драматурги любили использовать не только в трагедийных, но и в комедийных версиях.
Если мы внимательнее посмотрим на эти истории, то увидим, что между ними и историей Луция, превратившегося в осла, есть одно принципиальное различие. Истории о мифологических превращениях не имеют хеппи-энда. Они всегда окончательны и бесповоротны. Есть только одна история со счастливым концом, где героиня, превратившись сначала в животное, вновь становится человеком, — история Ио.
Жила-была прекрасная девушка, дочь аргосского царя Инаха, в нее влюбился Зевс. Чтобы избавить возлюбленную от преследований ревнивой Геры, Зевс превратил Ио в прекрасную белую корову. Гера все-таки добралась до своей соперницы в коровьем обличии: она послала к ней овода, который беспрерывно кусал Ио и доводил ее до безумия. Гера приставила бессонного стража Аргуса к Ио. Пытаясь спастись от бесконечных и ужасных укусов, Ио вынуждена была бежать. Наконец, она оказалась в Египте на берегах Нила. Там произошло чудесное избавление: Зевс коснулся ее, избавил от коровьего облика, и после этого у Ио родился сын Эпаф — это имя и означает «прикосновение».
Историю Ио со счастливым финалом драматурги тоже очень любили. Существовали трагедии и комедии под названием «Ио». Особенное место она занимает в трагедии «Прометей прикованный», авторство которой обычно приписывают Эсхилу (хотя, вероятнее всего, автором «Прометея прикованного» он не был). В «Прометее прикованном» история Ио занимает целый эпизод. Ио появляется перед зрителями уже в коровьем обличии. В своих блужданиях, странствиях и бегстве от овода Ио оказывается около той скалы на Кавказе, к которой прикован Прометей. Она рассказывает ему свою историю. Прометей пророчествует и рассказывает, что ей предстоит пройти и преодолеть, прежде чем она окажется в Египте и будет спасена у нильских вод и избавлена от коровьего обличия.
Эту историю интересно сопоставить с историей Луция в ее греческой и апулеевской версии. Основные мотивы истории Ио такие: превращение в животное, мучительные блуждания, бесконечные и долгие странствия, приход в Египет и избавление от коровьего облика божественной волей. Если сопоставлять с греческой версией истории Луция, мы увидим, что превращение и избавление есть, но нет прихода в Египет и вмешательства божества. В греческой версии Луций спасается от своего ослиного обличия случайно. А вот в апулеевской версии есть и то и другое, ведь спасительницей Луция-осла оказывается богиня Исида.
Итак, история Луция-осла в ее апулеевской версии и история Ио, какой она показана в «Прометее прикованном», являют явное сходство. И это сходство окажется еще более очевидным, если мы вспомним, что в римской культурной традиции финал истории Ио было принято трактовать не просто как приход в Египет, а как приход к Исиде. Во всяком случае, художники именно так изображали эту историю на фресках, которые мы находим и в частных домах, и в храме Исиды в Помпеях и Риме. На этих фресках Исида и принимает Ио очень благосклонно.
В романе Апулея есть большая вставная история, которая обычно именуется сказкой об Амуре и Психее. Любопытно, что эта сказка в своем сюжете тоже являет необыкновенное сходство с девичьей предысторией Ио, которую она в драме «Прометей прикованный» излагает Прометею. История выглядит так: Ио очень долго не выходит замуж. Обеспокоенный отец обращается к оракулам в Дельфы и Додону и получает ответ оракула: Ио нужно изгнать из дома и отправить ее к самым крайним пределам земли. Отец подчиняется, хотя и очень неохотно. Ио изгоняют из дома, и в тот же момент она превращается в корову. Теперь история Психеи: Психея долго не выходит замуж, родители обеспокоены и обращаются к прорицателям, к оракулам в Дидиму. Получают ответ оракула: Психею нужно оставить одну на самом краю утеса. Родители соглашаются против воли, оставляют Психею одну на самом краю утеса. И в этот момент ее похищает Купидон.
Сходство двух историй очевидно. Можем ли мы предположить, что Апулей смоделировал и основной, и вставной сюжет своего романа по матрице истории Ио, какой ее нам показал автор «Прикованного Прометея»? Это вызывает неизбежный вопрос: а как же греческий источник? Этот вопрос может иметь два варианта ответа. Первый ответ: Апулей познакомился с греческой историей, увидел ее скрытые возможности и перемоделировал ее в своем романе по образу и подобию истории Ио. Второй вариант ответа, более рискованный: Апулей никогда не использовал никакого греческого источника. Он изначально смоделировал и основной сюжет своего романа, и вставную новеллу о Психее сам, а греческие версии истории Луция-осла являются вторичными по отношению к его роману. Второй вариант рискованный, потому что ход из греческого в римское — обычный, традиционный, а ход из римского в греческое — уникальный.
Использовать в качестве главного героя осла — большая литературная выходка. В греческой мифологической традиции ослы отсутствуют не только в историях метаморфоз, но и просто в мифологии, за исключением упоминания у Пиндара о том, что гиперборейцы приносили Аполлону ослиные жертвы. Но гиперборейцы живут за пределами греческого мира. В литературе ослы — маргинальные существа, они не появляются как персонажи. Они появляются только в составе сравнений, нелестных для того, кто сравнивается. Основанием для сравнения всегда служат основные черты осла: обжорство, похотливость, упрямство и лень. Если осел появляется в поговорке или басне, там он образец живого существа, наделенного наихудшими человеческими качествами. Значит, сделать осла протагонистом — это эпатаж.
Греческая версия истории Луция заканчивается случайным возвращением Луция в человеческое обличие, появление осла — это всего лишь эпатаж. В апулеевской версии осел гораздо теснее связан с египетской подоплекой романа. Эта подоплека у произведения действительно есть, и о том, что она существует, Апулей сам сообщает в прологе к роману. Дело в том, что осел — это ипостась Сета, злого египетского бога, который был главным антагонистом Исиды. В египетской традиции он в конце концов смирился перед Исидой и покорился ей и Осирису, что произошло и с апулеевским Луцием.
У нас есть веские основания предполагать, что Апулей был автором этого литературного замысла. Историю про Луция-осла он изобрел, создал первым. А греческие источники, греческие версии этой истории вторичны по отношению к нему. И такое предположение, несмотря на всю его рискованность и нетривиальность, может породить не только споры, но и более внимательное отношение к тексту, еще одно новое прочтение текста, чем и должна заниматься наука филология.
