В ходе критики, которой посвящены его ранние фрагменты, он разрабатывает спекулятивный аппарат, систему понятий, которые потом в виде терминов или неких интуиций будут положены в основу спекулятивной диалектики. Одно из понятий — это любовь. Любовь — традиционное христианское понятие, и оно ассоциируется Гегелем с фигурой Христа. Гегель переосмысляет это понятие в диалектическом спекулятивном духе.
Гегель критикует внутреннюю расколотость иудаизма — так он его воспринимает, и исторически это не совсем корректное представление, скорее философская модель. Внутреннее противоположение, когда человек не узнает самого себя в законе, которому подчиняется. Этот закон как бы человеку не принадлежит.
Гегель противопоставляет такой модели отношений модель, которую он называет отношениями любви. Любовь для Гегеля — это преодоление рассудочной гетерономии, системы различий, единство которых невозможно и которые поздний Гегель назовет абстрактными различиями. Этим абстрактным, оторванным друг от друга сущностям Гегель противопоставляет любовь как модель единения или единства.
Рассудочные границы неразрывно связаны у Гегеля с понятием конечности. Любовь — чувство жизни, чувство живого по отношению к живому, чувство жизни внутри нее самой или к самой себе. Живое, как сказано в одном из фрагментов, чувствует живое и тянется к нему. Это преодоление конечности, преодоление рассудочных границ, то есть некая модель бесконечности для Гегеля. Жизнь означает преодоление внутреннего противоположения или внутренней расколотости, которая характерна для иудейской религии.
Единственная возможность разделения, которая присутствует в любви, — это возможность смерти. Присутствие смерти, присутствие разделения необходимо, чтобы спекулятивное единство было действительно спекулятивным.
В этом же контексте возникает понятие стыда, которое изначально связано с грехопадением, с тем, что стыд — это индивидуальное чувство. Гегель полностью переворачивает понятие стыда в парадоксальном ключе. Он говорит, что стыд — это чувство индивидуальности, которое еще не стало частью всеобъемлющего спекулятивного единства любви. Истинный стыд — это стыд собственной отдельности от целого, стыд того, что я еще не соединился с другим, что я еще пекусь о собственной единичности, а не становлюсь частью большого целого.
Гегель чувствует здесь проблему, и это видно в разных фрагментах. Она состоит в том, что индивид лишается себя самого, объединяясь в некое целое. Это большая, трудная проблема для Гегеля, он видит ее и пытается ее разрешить. Живое, которое чувствует живое, — здесь мы видим намек на более позднее понятие признания или признавания, которое Гегель взял у Фихте. В данном контексте оно означает, что любовь, чтобы быть устойчивой, должна быть связана взаимным признанием. Любящий должен быть сам достоин любви — и наоборот. Соединение должно быть добровольным, автономным. Оно не порабощает, не уничтожает свободу, а, напротив, составляет, формирует ее. Только такое единение поистине спекулятивно и составляет суть истины, которую хочет сообщить Гегель.
Еще один важный элемент в понятии любви — бескорыстие. Любовь мыслится как некий обмен, который принципиально неэквивалентен и для которого само понятие эквивалентности лишено смысла. Любовь — это дарение и отдаривание, при котором, когда я даю или дарю, я становлюсь богаче, а не беднее. Это взаимодействие противится простой логике рассудка, означающей в традиционном формально-логическом представлении, что если где-то стало больше, то в другом месте стало меньше, что если я что-то отдал, значит, я этого лишился.
Гегель ставит это в один ряд с понятием позитивности, с противоположением и ограниченностью конечного рассудочного познания, с той формой мысли, которую он пытается преодолеть. И здесь появляется экономический подтекст: любовь или сообщество любящих — это сообщество бескорыстного, чистого дарения, которое не ждет ничего взамен и для которого само это возмещение тоже лишено смысла.
При этом в том же самом и других фрагментах Гегель не может избавиться от философии модерна, философии эпохи, в которой собственность стала играть ключевую роль — не просто социальную и политическую, но и философскую. Понятие собственности для Гегеля — ключевое понятие для общества модерна (это видно и по поздней «Философии права»). Моя субъективность неразрывно связана с моей собственностью.
Собственность — нечто мертвое, отделенное от меня. Меняясь собственностью или отдавая ее, я отдаю не самого себя, а только какую-то отдельную бессмысленную вещь. В обмене собственностью узнается отчуждающий, рассудочный обмен, который далек от спекулятивного идеала.
Гегель пытается мыслить реалистично. Он пишет, что мы не можем никуда деться от собственности. И дело даже не в том, что супруги должны иметь какую-то общую собственность, а после развода ее делить. Все западное общество устроено так, что я непредставим, самость непредставима без владения и без системы вещей, которая сопряжена с индивидом. Через частные вещи, которые принадлежат только мне, конституируется моя индивидуальность, моя самость. Усилие гегелевской мысли во многом является попыткой примирить спекулятивную логику, которую он предлагает, с системой современного ему западного общества, построенного на индивидуализме, на идее самостоятельности самосознания и автономии.
