Крушение экономической теории

Даниэль Канеман вошел в историю экономической науки как нобелевский лауреат и как создатель нового направления исследований в экономике, которое впоследствии получило название «поведенческая экономика». Что же такого революционного, нового смог привнести ученый, который, в общем-то, даже экономистом не являлся — он был прежде всего когнитивным психологом.

История началась в 1979 году, когда в престижном экономическом журнале «Эконометрика» появилась статья Даниэля Канемана и его коллеги Амоса Тверски, который, к сожалению, не дожил до вручения Нобелевской премии. В статье они рассказывали о своем исследовании, о серии простых и элегантных экспериментов, которые проверяли на жизнеспособность экономическую теорию рационального выбора. Исследователи задали в этой работе вопрос: как человек в реальности — не абстрактный Homo economicus, который является ключевой фигурой в стандартной экономической теории, а реальный человек — делает выбор в условиях риска и неопределенности? Ученые провели очень простые эксперименты, лотереи на выбор с гарантированным исходом, и они смотрели, как человек принимает решения. Канеману и Тверски удалось показать с помощью этих экспериментов, что человек принимает нерациональные решения, 80–90% людей не следуют рациональному выбору.

Надо сказать, что в экономической теории понятие рациональности очень специфическое. Оно расходится с нашим бытовым понятием рациональности. Это набор определенных аксиом, которые постулируют, как мы делаем выбор: что мы знаем все альтернативы, что мы можем их проранжировать, сравнить с учетом всей информации о каждом выборе и, наконец, что мы математически оцениваем выгоду от каждого варианта. И если это, например, альтернатива в условиях риска и неопределенности, то мы делаем соответствующие подсчеты, которые соответствуют теории вероятности.

Представьте какой-то вероятностный исход: например, вы можете выиграть 4000 рублей с вероятностью 80% или ничего не выиграть с оставшимися 20% вероятности — это первая альтернатива. И на другой чаше весов гарантированный исход — 3000 рублей. Как бы вы оценивали первую альтернативу? В рамках стандартной экономической теории человек должен оценить ожидаемый выигрыш, перемножить с исходами вероятности и получить 3200 рублей, сравнить с другой альтернативой и сказать: «О! 3200 лучше, чем 3000, выбираю вот этот вариант».

Но в жизни оказывается, что люди, конечно же, не считают таких вероятностей. Они как-то по-другому оперируют в голове этими исходами, сравнивают по-другому. И как выяснилось в рамках данного примера, люди выбирают гарантированный исход. Это получило название certainty effect — можно перевести как «эффект определенности», который говорит о том, что люди предпочитают гарантированный исход, даже если он в принципе позволяет выиграть меньше, чем вероятностная альтернатива. То есть синица в руках лучше, чем журавль в небе.

Самое интересное начинается дальше, когда ситуация переворачивается и результаты становятся другими, если мы формулируем их уже в терминах проигрыша. Те же самые цифры, те же самые вероятности, только говорим, что-либо вы можете гарантированно потерять 3000 рублей, либо есть вероятностная альтернатива: если не повезет, вы потеряете 4000 рублей из вашего кошелька, а если повезет, то ничего не потеряете. И тут мы видим, что результаты зеркально меняются. И большинство людей, уже 90%, выбирают рисковую альтернативу, которая может привести с большой вероятностью к большим потерям. Канеман и Тверски назвали этот эффект «неприятие потерь».

Почему это является отклонением от стандартной экономической теории? В первом случае мы предпочитали не рисковать, а тут вдруг внезапно абсолютно те же цифры, тот же расклад, но мы уже предпочитаем рисковать. То есть отношение к риску у человека меняется. Такого быть не должно. Я уже не говорю о том, что теория вероятности тоже не соответствует нашему выбору.

Эти абстрактные лотереи получили в статье Канемана и Тверски название prospects, что в переводе с английского можно перевести как шанс, возможность. И в честь этого и сама теория получила название prospects theory — теория перспектив (в русском варианте устоялось такое название). Нужно понимать, что это не абстрактные математические задачки, которые решаются людьми в эксперименте и не имеют никакого отношения к жизни. На самом деле параллели можно найти со многими ситуациями и решениями, которые нам приходится принимать каждый день. Например, заплатить за билет или попытать удачу и проскочить зайцем в каком-нибудь транспорте. Или, например, оплатить парковочное место или тоже попытать удачи. Или опять же купить какой-нибудь страховой продукт или рискнуть и надеяться, что нам повезет и ничего плохого не случится.

И дальше этот феномен неприятия потерь ведет нас глубже в понимание, почему, например, в некоторых странах страховые продукты являются традиционным продуктом, который всегда покупается, а, например, в нашей стране это непопулярный продукт. Мы видим как раз то самое смещение, те 80–90% людей, которые говорят: «Я лучше рискну. Вдруг ничего плохого не произойдет, и я ничего не потеряю». И становится понятно, что важную роль играет социально-культурный контекст, то есть традиции. Когда на Западе люди уже привыкли покупать страховые продукты и у них даже вопроса не стоит, как повести себя в этой ситуации, в России такой культуры нет, и мы эту задачку решаем каждый раз заново. И тогда, конечно, эффект неприятия потерь в полной красе влияет на наш выбор.

Мы видим, что с помощью поведенческой экономики, которая изначально не отвечает на вопрос, почему мы себя так ведем, почему имеет место то или иное отклонение от рационального поведения, другие социальные науки, будь то социология или культурология, биология или нейробиология, эволюционная биология, подключаются к ответу на эти вопросы. И одно из достижений исследований Канемана и Тверски как раз заключается в том, что они позволили перебросить этот мостик между экономикой, которая всегда была таким обособленным направлением, обособленной наукой со своими правилами, со своими моделями, подходами, очень математизированная, в другие социальные науки и положить начало междисциплинарным исследованиям.

Конечно, эта статья произвела эффект разорвавшейся бомбы. Потому что ни много ни мало этими простыми экспериментами Канеман и Тверски подложили бомбу под фундамент экономической стандартной теории. То есть они буквально сказали, что ваше представление о том, как человек делает выбор, несостоятельно, оно неверно. А эта теория лежит в основе всех моделей стандартной экономической теории. То есть это означает, что все остальные модели тоже не работают или, по крайней мере, работают не всегда. И это, конечно, был ощутимый удар в самое сердце экономистов, которые обрушились с волной критики на Канемана и Тверски.

Оценивая вклад Канемана в развитие нового исследования в экономике на стыке с психологией, можно задаться вопросом: неужели никто до этого не полагал, что человек нерационален, что у него есть эмоции, что что-то его отклоняет от холодного, трезвого, взвешенного, расчетливого мышления? Конечно, такие люди были. И Адам Смит, и Джон Мейнард Кейнс, и Герберт Саймон — все они говорили, что человек не так рационален, как кажется, и что нужно это учитывать в моделях. Но кроме перечисления того, как разные факторы могут влиять на принятие нашего решения, дело дальше не шло. Было непонятно, как это смоделировать, как учесть, как это прогнозировать.

И достижение Канемана и его коллеги Тверски заключается ровно в том, что они показали, что человек не просто нерационален, а он нерационален систематически, в определенных условиях, в определенном контексте и определенным образом. И показали, что это 70–80% людей, то есть значительное количество, которое определенным образом отклоняется от рационального поведения. И это не значит, что у нашего мозга нет никакой логики и неизвестно, как мы себя поведем в каждой ситуации. В том-то и дело, что у мышления есть какая-то своя особенная логика. И мы с помощью экспериментов можем понять или, по крайней мере, установить достоверно, какие паттерны, образцы этого поведения, отклонения от рационального поведения вообще существуют, как мы ведем себя в определенных контекстах.

Это самое важное, что показал Канеман. И на основании этих идей на самом деле стало возможным построение следующего этажа в здании поведенческой экономики, которая уже показала, как применить к реальной жизни, к реальной экономике, к реформам, к прогнозированию все эти эффекты и находки, которые получили Канеман и Тверски в своих работах. И как это реализовать, как применять знание поведенческой экономики к социально-экономической политике и ко всем областям экономики, с успехом показали Ричард Талер и его соавтор Касс Санстейн в своей книге «Nudge», за что, собственно, Ричарду Талеру и дали Нобелевскую премию в 2017 году.

Сейчас Даниэль Канеман занимается несколько другими вещами, а именно исследованиями счастья — категория, казалось бы, совсем неэкономическая. Но на самом деле возникает много вопросов, как удовольствие от жизни связано с доходом, или местоположением, или даже благоустроенностью страны, с такими экономическими категориями, как ВВП, например. И оказывается, что все не так очевидно и тривиально в этом вопросе. И более того, люди сами не знают, что им приносит то самое удовлетворение жизнью. На пути к счастью лежат когнитивные искажения, когнитивные ловушки. И надо сказать, что исследования этого проживания и опыта, пускай это будет проживание и ощущение от сервиса, например, в каком-нибудь банке, или ощущения во время туристической поездки, или ощущения на протяжении всей нашей жизни, сейчас становятся трендом. Так что можно сказать, что Канеман опять на переднем крае науки.

Подводя итоги и оглядывая научный путь Даниэля Канемана, я бы сказала, что это такая прекрасная, благородная траектория: вы начинаете с изучения несовершенства человека, его особенностей, которые приводят к его уязвимости, к возможностям им манипулировать, но при этом остаетесь на стороне добра и не создаете каких-то инструкций, как использовать это во вред человеку, заработать на нем побольше, а, напротив, думаете о том, как сделать его более счастливым. Это, конечно, вызывает уважение и искреннюю симпатию к этому человеку. И можно сказать, что Даниэль Канеман действительно стал героем экономической науки.