Начну с того, что в 1880-е годы резко меняется налоговая стратегия правительства. И тяжесть налогообложения перекладывается на имущие классы с крестьянства и бизнес. Сначала отменяется соляной налог, затем снижаются выкупные платежи, чуть позже они рассрочиваются. Отменяется подушная подать, которая была позвоночником, становым хребтом российских финансов начиная с Петра I. Я уже не говорю о том, что двумя манифестами 1880 и 1883 годов Александр II и Александр III списали, простили крестьянам 47 миллионов рублей недоимок. Замечу, это 6% госрасходов страны в 1883 году, то есть солидная сумма. Тем не менее недоимки продолжали расти. И если следовать обычной, традиционной народнической логике, то получится довольно странная композиция: крестьянские платежи стали меньше, но недоимки продолжают расти. Следовательно, уменьшение налогового бремени плохо сказалось на материальном обеспечении крестьянства. Вывод не слишком логичный. Но у социалистов в их отношениях с экономикой всегда были большие проблемы с логикой.
Между тем ларчик открывается просто, и анализ источников приводит к выводам, которые с традиционной трактовкой имеют не больше общего, чем дьяк Крякутной с историей российского воздухоплавания.
Я, как и многие коллеги, пока не начал заниматься этой темой, был убежден, что недоимки распространяются на все губернии. Но анализ податной статистики за 1890-е и первые годы XX века показал следующую вещь. Свыше 90%, то есть 93–95% недоимок, по 50 губерниям стабильно падают на 16 губерний с самым сильным общинным режимом. То есть шесть центрально-черноземных, четыре средневолжских, нижневолжские и приуральские, к которым в качестве такого источниковедческого анекдота-деликатеса добавляются Харьковская, Московская и Псковская — о каждой из них можно передачу сделать. Эти же 16 губерний были главными получателями правительственной продовольственной помощи, которая составила около полумиллиарда рублей за 1891–1908 годы. В то время как большая флотская программа стоила 430 миллионов рублей. То есть эти губернии были главными неплательщиками выкупных платежей и вообще налогов (выкупные платежи основную долю составляли). И они же нуждались в продовольственной помощи.
Правоту общинного диагноза подтверждает тот факт, что губернии подворные, расположенные в гораздо худшей зоне с точки зрения плодородия почвы, практически не знали неурожаев, не получали продовольственной помощи и исправно платили налоги.
Далее я провел на уровне уездов каждой из этих задолженных губерний сопоставительный анализ землеобеспечения, размеров окладов и размеров недоимок. И этот анализ привел к выводу, что размеры недоимок никак не зависели от размеров крестьянских наделов, в том числе от пресловутого малоземелья, о котором, может быть, стоит отдельно поговорить, а определялись другими факторами. Наоборот, весьма часто самые многоземельные уезды и являются главными недоимщиками. Даже Харьковская попадает в разряд недоимных, потому что ее единственный уезд, Старобельский (он с самыми большими наделами ― там порядка 14 десятин на двор), ― главный должник.
И здесь нам надо бы понять, каким образом связаны недоимки и общинный режим. Вопреки 150-летним уверениям традиционной историографии, главная причина бед русской деревни не отрезки, которые коснулись меньшинства крестьян, причем отнюдь не фатально, и не чрезмерные платежи. Главной причиной бед является созданная в 1861 году реформаторами переформатированная уравнительно-передельная община. У нас обычно с термином «община» связаны позитивные коннотации, основанные прежде всего на существовавшей там системе взаимовыручки, взаимопомощи. Но с началом крестьянской реформы эта ее сфера деятельности уходит в тень, поскольку заслоняется новыми и очень важными функциями. Новая община ― люди просто этого часто не знают и не видят разницы между дореформенной и пореформенной общиной ― получила бо́льшую часть той власти, которую раньше имели помещики и окружные офицеры у государственных крестьян, и прежде всего землю и подать, то есть две важнейших основы крестьянского благосостояния. При этом действовать она должна была не в рамках писаного закона, а по обычаю, который, согласно очень спорному мнению реформаторов, якобы после двухсот лет крепостного права сохранялся в каждой деревне. И этой властью община распоряжалась далеко не идеально.
То, что я скажу сейчас, не относится, разумеется, к ста процентам существовавших в стране общин, но к очень многим, особенно средним и крупным, безусловно, относится. Созданная в 1861 году податная система была законченным типом круговой поруки. Не помещик, как раньше, и не окружной офицер, а община теперь сама раскладывала подати, сама их собирала, сама накладывала взыскания на должников, либо применяя к ним весь спектр мер принуждения вплоть до лишения наделов, либо раскладывая их задолженность между односельчанами в силу круговой поруки. К чему это привело? Привело это к тому, что люди стали реально затягивать платежи, даже состоятельные крестьяне, резонно опасаясь, что если они внесут подать раньше, то их заставят платить и за того, кто по разным причинам, включая леность, пьянство и так далее, платить не хочет. Поэтому затяжки стали естественным следствием этой системы. Безразличие общины к тем податным обязанностям, которые на нее были наложены законом, это только усугубляло.
И недоимки никаким образом не свидетельствовали о том, что благосостояние крестьян падает или упало еще и потому, что значительную долю недоимщиков составляли именно самые богатые хозяева: владельцы мельниц, постоялых дворов, богатеи, которые манипулировали сельскими сходами, с которыми сходы просто боялись связываться.
Следует сказать еще вот о чем. Созданная реформаторами система оказалось жутко запутанной. Она возлагала на неподготовленных людей функции, которые им были несвойственны. Там было довольно сложное счетоводство, с которым не справлялись. В этих условиях какая-то проверка податной деятельности, контроль за должностными лицами были чрезвычайно затруднены, а следствием этого были непрерывные растраты. То есть в ряде местностей растраты были просто банальностью.
При этом влияние общины в податном деле не ограничивалось только созданием режима, благоприятствующего недоимкам. Податная роль общины имела очень важное значение в процессе обезземеливания русского крестьянства, поскольку у наиболее несостоятельных должников она могла просто отнимать землю. И часто это происходило с величайшим произволом. В частности, непременный член Рязанского по крестьянским делам присутствия Протасьев замечает, что если бы полицейский при взыскании недоимок допустил бы десятую долю того, что делает община, то для этого полицейского чина не нашлось бы соответствующей скамьи подсудимых, а крестьянский мир делает это у всех на глазах и абсолютно безнаказанно.
Таким образом, в развернувшейся борьбе за землю (а борьба за землю была неизбежна, поскольку население росло) позиция схода, манипулируемого богатеями, создавала очень удобные варианты для прижимок слабосильных и недостаточных крестьян. Их обижали при разделах земли, им часто не давали положенного количества земли. Вдова с малолетними детьми и юношами почти всегда была обижена. Стоило им заявить какие-то претензии, они получали в ответ, мол, ты слабосильный, недоимщик, мы за тебя плати, мы за тебя неси подати, и те прекращали возмущаться.
Словом, объем недоимок не является свидетельством падения жизненного уровня крестьян. Он является средством сопротивления, своего рода страховкой крестьянства против несправедливой податной системы, основанной на круговой поруке.
