Сегодня параллельно некоторым разработкам в области интернета вещей существуют разработки в области интернета животных — это довольно интересная сфера. Она, с одной стороны, связана с технологическими решениями и с развитием сенсорных систем, а с другой стороны, с экологическим мышлением, которое свойственно человеку и меняется в связи с развитием, например, зеленых движений. Если говорить о концептуализации, то существует довольно большое количество исследователей, которые с этой проблемой работают. Есть несколько воркшопов, которые проводятся последние годы. Летом 2017 года были такие международные воркшопы, их организует, например, Женевьева Белл или Стивен Хейлз из University College London. На русском языке существует книга Александра Пшеры «Интернет животных», представленная совсем недавно. В общем, и для англоязычного, и для русскоязычного читателя существует довольно много способов познакомиться с этой проблематикой.
Если попытаться понять, что это за концепт и что в него включается, нужно осознать, что он многосоставный. С одной стороны, интернет животных рассматривают как попытку понять и переоткрыть природу — это масштабный проект. С другой стороны, его можно раскладывать на несколько подпроектов: интернет вещей для животных, определенные совокупности разработок, совокупности предметов и объектов, которые созданы, чтобы человек лучше коммуницировал с животным, а животное в большей степени удобно и комфортно реализовывало свои практики.
Здесь мы говорим о разработках для домашних животных — для тех, кто находится рядом с человеком, чей комфорт важен для каждого человека, по отношению к которым симпатии являются абсолютной нормой. То есть это разработки для животных, которые рядом с нами, чьи права в очень большой степени защищаются на уровне правительств, и для них и так существует разработанная индустрия комфорта. Они в достаточной степени антропологизируются своими владельцами. Когда мы видим планшет, на котором установлено программное обеспечение в виде игрушки для кота, который, перемещая лапку по экрану, ловит рыбку, мы понимаем, что это абсолютно человеческое представление о том, что интересно животному. При этом кот с удовольствием в это включается, а значит, он сам по себе человекоцентричен, и то, что он делает, в очень большой степени синонимично тому, как человек о нем думает.
С другой стороны, есть, конечно, разработки в области интернета для дикой природы — это как раз в большой степени связано с попыткой понять, что происходит за пределами мира домашних животных и за пределами мира заповедников, в тех частях нашей планеты, где природа находится не под настолько неусыпным контролем человека. Это попытка оценить то, как существуют популяции, как осуществляется нормативная поддержка в области питания, чем они питаются, как сосуществуют друг с другом, насколько экологическая ситуация в регионе, на которую человек может влиять, соотносится с тем, что необходимо животному.
Это связано и с тем, что мы хотим понять природу за пределами художественных повествований, которые о ней созданы, — не так, как она описывается в мультфильмах и фильмах, где животные представлены антропологичными существами, не так, как она описывается в фильмах натуралистов. Несмотря на то что они очень часто работают в диких условиях, то, как они монтируют фильмы и рассказывают об этих животных, ложится в существующий нарратив о природе как о жестокой среде, которую надо преодолевать, о жизни в дикой природе как о борьбе с человеком, о его изобретениях. Таких нарративов очень много. В этом смысле советую посмотреть недавний сериал «Planet Earth 2», где как раз каждая серия расскажет об особом фрагменте дикой природы, существующей в особых условиях, в том числе взаимодействуя с внешним, человеческим миром.
Третий блок интернета живого — это блок, связанный с тем, что когда мы говорим про животных, мы говорим и о некоем компендиуме видов, семейств. Живое — это гораздо большая совокупность живых существ, чем млекопитающие или пресмыкающиеся. В этом смысле даже изобретения в области нанотехнологий, когда мы создаем микродатчики, которые способны быть помещенными в человеческое тело и сообщать о человеке что-то, что не может выяснить врач, это тоже интернет живого. Когда мы наблюдаем за существованием жизни внутри человека, за тем, что происходит с его бактериями, это тоже интернет живого. С этой точки зрения это колоссально многообещающая область знаний и разработок, ведь здесь есть место и зоологам, и натуралистам, и ветеринарам, и медикам, и самому невероятно огромному количеству специалистов, которые с этим могут работать на разном материале, человеческом и животном.
У этой концепции есть тем не менее довольно много критиков, но они критикуют скорее нетехнологическую реальность. С ней сложно что-то поделать: «интернет вещей» и сенсорные технологии развиваются настолько быстро и настолько хорошо внедряются в некоторые сферы жизни, что глупо спорить с движением прогресса. Речь идет о критике этических оснований. В рамках первого типа интернета живого — интернета домашних животных — человек придумывает все эти системы, чтобы животное стало ему более понятным, игнорируя животные нужды, то, что животному не всегда бывает удобно, что у животного есть потребности, которые нельзя превратить в косметический дефект. Животное должно быть свободно, и у него есть свои определенные жизненные задачи, но владельцы относятся к ним как к некоторым объектам, а не как к самостоятельным сущностям.
Мы говорим о сущностной природе, не о личностях и индивидуальностях. В этом смысле возникает вопрос, насколько вот изобретение интернета для животных в виде интернета вещей соотносится с установкой на экологическое мышление, когда мы защищаем права животных, говорим о том, что существуют определенные ограничения, которые накладываются на владение животными, принимаем тот факт, что некоторые животные не могут стать домашними — когда перестаем думать о них в формате умильности, которая так распространена в социальных дискуссиях на этот счет, а начинаем размышлять об их потребностях.
Второе критическое замечание, которое связано уже с интернетом дикой природы, связано с тем, что чаще всего апологеты этих изобретений говорят о возможности увидеть природу за пределами человеческих повествований и понять ее устройство, выделить новые типы взаимодействия. Как и изучение языка дельфинов или когнитивных функций осьминогов, это может быть полезно, в том числе для понимания человеческих особенностей. Кроме того, мы сможем нарастить имплицитное массовое экологическое мышление, когда люди будут видеть не стаю волков не как опасных животных, а как группу индивидуальностей. Это такой некоторый оммаж одному прекрасному сериалу про сурикатов, который в свое время был очень популярен. Вы вчитываете в каждое животное некоторое имя, знаете его историю и его отношения с другими животными, но с меньшей мифологизацией.
Проблема заключается в том, если вы подключаете животных в интернет вещей или интернет всего, вы можете сделать вид, что делаете это для массового потребителя, который с удовольствием будет следить за путешествиями опоссума, но вы это делаете, чтобы собирать большие данные: понять животные миграции, понять, угрожают ли они другой экосистеме. То есть вы это делаете, чтобы в определенной мере манипулировать ими. Речь здесь не про личность, не про индивидуальность, не про то, что вы пытаетесь сделать их интересными как единичных персонажей, а про то, что вы заново начинаете манипулировать природой. Вы снова становитесь на позицию существа, которое считаете ответственным за природу, выделяете себя из природного окружения.
Это тоже противоречит экологическому мышлению, потому что здесь есть навязывание дигитализации во все процессы, которые есть. Мы же не можем узнать волю животных относительно того, хотят они быть дигитализированными или нет, как мы не можем и спросить домашних животных, хотят они быть чипированными или нет. Но в случае с интернетом для дикой природы возникает много базовых проблем для больших данных. Кто будет их собирать? Как они будут использоваться? В каких целях? Не возникнет ли новый биохакинг в связи с тем, что эти животные будут подконтрольны и посчитаны вычислительной системой? Не возникнет ли браконьерство 2.0, которое будет существовать в цифровой реальности, когда мы будем знать, когда какая-то группа животных куда-то перемещается, и станем злонамеренно с ними взаимодействовать?
В этом смысле, конечно же, логика подсчета животных и контроль их с помощью интернета подобного типа — это, к сожалению, разговор не про то, что мы ценим животных и пытаемся их понять, оставить им отдельное пространство в живом мире, который мы захватываем. Мы превращаем их в вещи, ровно так же их считаем, как и все остальное. Но если, например, мы готовы так посчитать себя, готовы включить себя в перечень объектов, которыми манипулирует интернет, то в случае с животными мы их не спрашиваем, а просто считаем, что это норма.
Третье критическое замечание по поводу интернета живого вообще — это разговор про то, как мы приоритизируем изучение животного мира и живого, в том числе человека. Если мы говорим, что мы создаем новое экомышление, и для этого нам нужен интернет животных, то в таком случае возникает много вопросов: кого мы оцениваем как животного? кому мы будем предоставлять политические и другие права вслед за правом существовать в диджитал? кого мы будем защищать? не будем ли мы манипулировать этими данными, чтобы осуществить дополнительное человеческое давление на мир живого? Если же мы говорим о том, что интернет живого — это все, в том числе и связанное с человеком, то возникает риск опасных контаминаций между разными областями знания и разрастания этого феномена до бесконечного трансдисциплинарного пространства, которое невозможно контролировать и в котором невозможно стать профессионалом, потому что ты всегда отвечаешь за очень короткий сегмент и в полной мере не представляешь этического содержания того, что ты делаешь.
Если суммировать, то можно сказать, что интернет животных — это невероятно важная инициатива, потому что люди живут с животными практически все время своего существования. Животных сейчас не только активно антропологизируют, но и превращают в субъектов, которые имеют огромное значение для развития человеческого общества. Мне кажется, что если мы будем иметь в виду эти критические замечания и будем задаваться вопросом о том, каким образом технология влияет на формирование образа животного как другого, задумываемся над долгосрочными, среднесрочными, краткосрочными эффектами этой инициативы для конкретных животных или популяции в целом, то тогда, возможно, мы откажемся от этой логики царя животных и начнем быть равными наблюдателями. То, что изобретение цифровых технологий принадлежит человеку, в определенном смысле нивелирует эту возможность, но можно сделать над собой усилие и попытаться войти в коммуникацию не с позиции сверхментора.
