Если обратиться к истории психологии эмоций, можно выделить два периода. Первый период — когда исследователи считали, что наше понимание своих эмоций опирается на конкретные изменения в нервной системе, поведении, реакции внутренних органов (то есть в интероцепции), что конкретные ощущения служат нам источником знания о том, какие эмоции мы переживаем. Второй период наступил, когда в рамках эмпирических процедур и экспериментов исследователи столкнулись с тем, что невозможно установить однозначные связи между ощущениями и конкретными эмоциями. Одна и та же эмоция может проявляться в стольких разных формах внешнего выражения, что трудно найти общий источник, который бы свидетельствовал о том, что мы испытываем именно страх, а не гнев, гнев, а не печаль и так далее.
Поэтому дальше исследователи стали формулировать более аккуратно: говорить не о конкретных телесных изменениях, которые служат ощущению наших эмоций, а о более общих, связанных с воздействием внешних стимулов на человека. Например, общее возбуждение или изменение сердцебиения в связи с воздействием некоторых стимулов, которые имеют специфическую окраску: несут угрозу или какую-то пользу для организма. Или они непонятны с точки зрения того воздействия, которое они оказывают на организм, и тогда мы говорим об удивлении или любопытстве.
Последние исследования в области того, каковы источники нашего знания о своих эмоциях, и наиболее распространенные эмпирические процедуры связывают чувствительность к своим эмоциям с чувствительностью к внутренней среде организма и изменению в ней, то есть с интероцепцией. Чем более человек чувствителен к своим состояниям возбуждения, чем более он чувствителен к изменению сердцебиения, тем лучше он понимает свои эмоции.
С другой стороны, важную роль в понимании своих эмоций, с точки зрения других современных исследователей, играет эмоциональный лексикон. Можем ли мы назвать свои состояния, может быть, не конкретными словами, но хотя бы на уровне описания внутренних ощущений, которые приводят нас к переживанию, возникают в момент переживания эмоций?
В своем собственном исследовании я и группа моих коллег — и психологов, и психофизиологов — постарались оценить вклад двух факторов в понимание своих эмоций. Каких двух факторов? Один — это чувствительность к изменениям от внутренней среды. И для этого мы измеряли разные компоненты сердечного ритма. А с другой стороны, понимание своих ощущений на уровне самоотчета: что человек может рассказать о том, что он чувствовал, когда переживал ту или иную эмоцию? Для того чтобы провести это исследование, мы взяли эмоциональные стимулы из специальной базы эмоциональных изображений, которая сейчас используется во всем мире. Мы подобрали четыре набора стимулов. Одни изображения были эмоционально нейтральными и не вызывали у большинства людей никаких ярких откликов. Другие изображения были страшными: туда вошли картинки с окровавленными трупами. Третий набор изображений был отвратительным: туда попали в основном черви, опарыши и изображения фекалий. И четвертый эмоциональный набор картинок — это удивительные картинки. Они включали в себя изображения несуществующих животных, когда одно животное было специальным образом скомбинировано из частей нескольких видов животных — получался гибрид, который показывали людям.
Эти изображения предъявлялись участникам исследования. Одновременно с предъявлением записывалась частота сердцебиения, сердечный ритм и фиксировались ощущения испытуемых. Их спрашивали: «Какую эмоцию и какие ощущения у вас вызывает эта картинка?» Причем ощущения не надо было выдумывать из головы. У участников был довольно большой список, в котором они могли подчеркнуть то или иное ощущение и оценить его выраженность. Результаты, которые мы получили, подкрепляют идею о том, что чувствительность к своему внутреннему состоянию, в частности сердечному ритму, действительно связана с лучшим пониманием своих эмоций. Нам удалось выделить компоненты в сердечном ритме, которые связаны с успешным различением реакции на эмоционально нагруженные и нейтральные слайды. Чем более выражен этот компонент сердечного ритма, тем лучше люди различали эмоции, тем выше была разница в оценках эмоционально нагруженных и нейтральных слайдов. Кроме того, мы выделили набор изменений аспектов в сердечном ритме, которые связаны с лучшим или худшим различением положительных и отрицательных эмоций. То есть те, у кого эти аспекты в сердечном ритме были более выражены, давали более различающиеся оценки позитивно и негативно окрашенным слайдам.
Наконец, самое интересное: выделились компоненты сердечного ритма, связанные с точностью понимания своих эмоций. Те, у кого эти аспекты были более выражены, понимали точнее. И тут психологи всегда задают вопрос: что значит точно? Точно — это как? В нашем исследовании точность понимания эмоций операционализировалась с помощью совпадения той эмоции, которую испытывает человек, с той эмоцией, которая предъявляется в стимульной картинке. Например, если он видит окровавленный труп, он говорит: «Я испытываю страх. Еще в некоторой степени отвращение. Немножко обиды на то, что мне предъявляют такую гадость, но основное, что я испытываю, — это страх». А при предъявлении комбинированного животного-гибрида люди говорили: «Да, я испытываю удивление. Может быть, с какой-то примесью удовольствия, симпатии или, наоборот, некоторого отвращения к этой зверушке, но все-таки в основном удивление».
Таких замечательных результатов нам не удалось получить, когда речь пошла о тех ощущениях, которые люди сообщали в самоотчете. Получается, что, с одной стороны, более высокая чувствительность, большая выраженность определенных компонентов сердечного ритма выступает предиктором более успешного понимания своих эмоций. Однако на уровне более-менее осознанных ощущений, о которых люди могут сообщить в опроснике, никаких связей с точностью понимания эмоций, с пониманием положительных и отрицательных эмоций и их различением, пониманием, что я нахожусь в эмоциональном, а не спокойном состоянии, — таких связей у нас не получилось.
Если делать вывод, то ситуация получается довольно-таки двусмысленная, потому что, с одной стороны, человек действительно лучше сообщает и распознает свои эмоции, когда у него более выражены определенные компоненты сердечного ритма, а с другой стороны, он ничего не может судить, например, об изменении его уровня возбуждения, ощущаемого сердечного ритма, каких-то других внутренних ощущений, связанных с сердцебиением. На уровне самоотчета он не может сказать об этом. Получается, что как будто бы эмоции отражают такие внутренние изменения, которые не находят своей выраженности в ощущениях — в физических ощущениях, которые мы можем назвать словами или хотя бы как-то описать. Такие изменения, которые человек не фиксирует для себя, попадают в описание при определении эмоциональных состояний.
