С точки зрения Платона и многочисленных платоников, живших после него, если душа — а это и есть сам человек — недолжным образом отнесется к содержанию спасительных философских истин, то с ней в последующем существовании может случиться что-то нехорошее. Речь идет, конечно, о важных и опасных философских истинах. И повторяю, что в силу того, что книга, как сам Платон нам сообщает, обращается ко всем, к любому и каждому, и не способна отвечать на вопросы буквально (если книге задать вопросы, она будет все время повторять в ответ одно и то же), буквальное сообщение философских истин в платонической философской античной традиции было под запретом. Нам известны имена многочисленных философов-платоников. Большинство из них ничего не писали.
Хочу напомнить, что сам Плотин обучался философии в Александрии у некоего Аммония Саккаса. Буквально Порфирий в своем жизнеописании сообщает, что Плотин долго искал для себя учителя жизни и в конце концов, когда некий друг — имя его не называется — показал ему в Александрии на Аммония по прозвищу Саккас, Плотин послушал Аммония и сказал: «Вот человек, которого я искал». Но сам Аммоний ничего не писал, будучи ортодоксальным платоником. И ближайшие ученики — а речь идет о Плотине — у Аммония Саккаса проходили философскую выучку (выдающийся христианский писатель Ориген Александрийский в том числе). И Плотин со своими друзьями поклялись после смерти Аммония никогда не разглашать никаких философских истин, то есть тех истин, которым они обучились у Аммония. Учение Аммония Саккаса не подлежит в этом отношении реконструкции. Сохранилось довольно приличное количество разрозненных свидетельств, отчасти связанных между собой, но оснований для надежной реконструкции эти свидетельства нам не предоставляют.
В 244 году Плотин, основоположник неоплатонизма, которого чуть позже обвинили в том, что все свое учение он списал из книг Нумения Апамейского, переезжает жить в Рим. Там живет в доме некой Гемины, которая содержала пансионат. Жители этого пансионата были первыми слушателями и учениками Плотина Ликополитанского. Здесь он живет почти что до конца дней своих. Предчувствуя, скорее всего, кончину и тяжело заболев, он оставляет Рим и переезжает жить в Кампанию, город Минтурны, и здесь он умирает в 269–270 году. Надо сказать, что этот город до сих пор существует. Среди почетных жителей города Минтурны числится и Плотин в том числе. Он там не жил, он там умер, но считается почетным жителем.
С 244 года Плотин живет в Риме. Долгое время он преподает исключительно устно, то есть следует заветам и обещаниям, им самим предоставленным. Но после того, как его ближайшие друзья, Геренний и Ориген, нарушили свои обещания, под давлением своих слушателей и учеников он стал записывать текст. Повторяю, что внутри платонической традиции существовал гласный и негласный запрет на предание философских истин книжному формату, как сейчас принято говорить, в силу сложности, опасности этих истин, которые имеют относительный характер. Другое дело, что в отношении Платона сохранилось, как я уже сказал, порядка ста свидетельств о том, что внутри платоновской академии он сам исповедовал так называемое неписаное учение.
То есть параллельно с написанием тех или иных диалогов, не трактатов (Платон категорически отказывался писать философские трактаты и излагал намеками, иносказаниями философские истины, как бы исподволь, играючи в своих диалогических текстах; он отказывался писать трактаты, хотя такой жанр философского сообщения во времена Платона уже был принят и широко распространен), по всей вероятности, Платон в узком кругу учеников последовательно излагал свое философское учение устно. Выражение ágrapha dógmata («неписаное учение») Платона впервые встречается у Аристотеля в начале четвертой книги «Физики». Аристотель сообщает в начале четвертой книги «Физики», что о материи — а это важная тема и важный момент для понимания сути платонической догматики, в том числе для Нумения Апамейского, — Платон говорит двояко: в диалоге «Тимей» он говорит одно, а в неписаных учениях — другое, противоположное.
Свое неписаное учение, говоря аристотелевским языком, Платон излагал в курсе лекций, который назывался «О Благе как таковом» (Peri Tagathou). Точно так же называется и главное сочинение диалогического характера Нумения Апамейского. Повторяю, что для понимания истории античного платонизма в силу того, что платоники категорически отказывались в большинстве своем что бы то ни было догматически записывать или утверждать, редко когда можно встретить в литературной платонической античной традиции трактаты по философии. Это либо диалоги, либо комментарии к диалогам (платоновским в первую очередь, если говорить о позднейшей неоплатонической литературе). Есть исключения из этого правила, но именно как исключения они имеют право на существование.
Важно, что для понимания сути платоновского учения анализ этих свидетельств о неписаном учении имеет принципиальное значение. В 50-е годы XX века в платоноведении случилась революция. Она получила название тюбингенской революции от названия города Тюбинген, где в 50-е годы были защищены две диссертации двумя немцами — это были Ханс Йоахим Кремер и Конрад Гайзер. Они и положили начало тюбингенской революции в платоноведении или же заложили основы так называемой эзотерической интерпретации философского учения Платона, опираясь на данные о неписаном учении, на содержание курса лекций «О Благе как таковом».
В том, что Нумению Апамейскому было известно непонятно из каких источников содержание этого курса лекций, которые читал Платон в IV веке до нашей эры, нет никаких сомнений, потому что существуют параллельные свидетельства, дословные совпадения между текстом диалога Нумения «О Благе как таковом» и некоторыми античными свидетельствами, например сочинением Аристоксена Тарентского. И в этом отношении наследие Нумения Апамейского, понимание сути платоновского учения для реконструкции содержания неписаного учения «О Благе как таковом» имеет принципиальный характер. Наследие Нумения фрагментарно, но речь идет о приличном количестве зачастую достаточно пространных фрагментов, важных для понимания сути платоновского учения (а это очень большая и сложная задача), они имеют принципиальный характер и большое значение. Ведь долгое время в отношении Платона господствовала та точка зрения, что Платон в первую очередь писатель, который трогает души и волнует умы, а догматики в строгом смысле слова у Платона найти невозможно. Он часто себе противоречит в пространстве одного и того же диалога, текста. Между текстами диалога иногда очень сложно найти какие-то точки соприкосновения. Непонятно, к чему он клонит и что хочет сказать, если опираться на тексты сохранившихся диалогов. И в этом отношении наследие Плотина как основоположника неоплатонизма сыграло огромную роль в понимании того, что представляет собой платонизм как культурный феномен.
В 1996 году вышла статья выдающегося историка античной философии Анри-Доминика Сюффрея, которая называлась «1492 год: второе возвращение Плотина». 1492 год — это год открытия Америки Христофором Колумбом. Но одновременно в 1492 году во Флоренции вышел перевод всех сочинений Плотина Ликополитанского на латинский язык, который подготовил Марсилио Фичино. Марсилио Фичино — это личный врач семейства Медичи, условно основатель и главный представитель так называемой флорентийской академии в Кареджи под Флоренцией, выдающийся переводчик сочинений многочисленных авторов с греческого языка на латинский. Он переводил и сочинения из корпуса Гермеса Трисмегиста, и Платона, перевел всего Плотина на латинский язык, причем так, что его переводы (Плотин один из самых сложных грекоязычных авторов на все античные времена) до сих пор считаются удивительно точными. И 1492 год — почему статья была так названа? Дело в том, что в этом году, когда был опубликован латинский перевод (греческий язык малодоступный и в наши времена, не говоря уже о событиях XV века, а латинский язык был языком интернационального научного общения). И по-латыни Плотин и платонизм в его лице как некая стройная и строгая система стали впервые доступны. Потом Колумб открыл Америку, а Европа в переводе на латинский язык, составленном Марсилио Фичино, открыла для себя платонизм.
Повторю, что строгой системы в сочинениях Платона мы неслучайным образом не находим. Платон приложил максимум усилий, чтобы этого не случилось никогда, и излагал систематично свои воззрения в узком кругу слушателей курса лекций «О Благе как таковом». А Плотин под давлением друзей составил многочисленные и очень сложные по языку сочинения. Плотин, что называется, был человеком очень близоруким, как сообщает Порфирий, и никогда не возвращался к написанному. Порфирий, ученик Плотина, пишет в одном месте жизнеописания Плотина, что он писал книги так, составлял тексты, будто бы списывал все из некой книги у него в голове. И в этом отношении эти тексты в течение как минимум тридцати лет обрабатывались Порфирием и готовились к публикации.
Корпус сочинений Плотина называется «Эннеады» («Девятки»). Речь идет о пятидесяти четырех трактатах, которые разделены на шесть групп по девять трактатов в каждой из них. Это задумка Порфирия. Сам Плотин не прилагал никаких усилий, для того чтобы привести в порядок свои сочинения, как-то их назвать, разделить по содержанию и так далее. В этом отношении свидетельства античных, того же Порфирия, о том, что Плотина обвинили, что он все списал у Нумения, автора сочинения «О Благе как таковом», то есть диалога, который назывался точно так же, как курс лекций Платона, которые он читал в академии под тем же самым названием, где излагал все очень систематически, составляют значительный интерес. И по всей вероятности, это должно сыграть большую роль в понимании того, что же собой классический платонизм в строгом смысле представлял и какое значение имел.
Нумений так или иначе оказывается важным связующим звеном между тем, что оставил после себя Платон — а это трудное, непростое для понимания наследие, — и тем, чем стал для позднейших читателей, интерпретаторов античного платонизма Плотин. И в этом отношении, в том числе для понимания сути и логики истории античного платонизма, наследие Нумения Апамейского, пускай фрагментарно сохранившееся, представляет огромный, чрезвычайно значительный и важный интерес.
