Все это касается и историописания. В IV–VI веках на позднеантичном пространстве появляется много текстов, написанных в духе античных традиций, для которых характерно представление о циклическом характере времени. Тексты, описывающие историю, которая происходит в границах римского мира (это регион Средиземноморья), преимущественно противопоставляют римлян варварам и несут на себе выраженную печать литературной работы — тексты пронизаны риторикой. Все это типично для историописания античной эпохи.
В то же самое время появляется нечто принципиально новое, определившее специфику развития историописания и исторической культуры Средневековья. Такой условной точкой отсчета можно считать появление жанра церковных историй. У его истоков стоял Евсевий Кесарийский, епископ Кесарий, один из приближенных Константина. Он писал церковную историю, в которой впервые представил историю церкви как института на протяжении 300 лет его существования. Она существовала отдельно от истории государства и истории империи как самостоятельное повествование.
Дело не только в необычности предмета — в этом сочинении получила свое выражение другая философия истории. Мы находим там принципиальные базовые для следующих столетий вещи: например, новое понимание времени. «Церковная история» Евсевия показывает нам линейное время, разорванное, которое начинается с момента сотворения и закончится Страшным судом. В такой эсхатологической перспективе история церкви, а потом и история человечества обретает особый моральный смысл, и этого не было в Античности. Вместо противопоставления римлян варварам приходят противопоставления иного плана — христиан и нехристиан. Это существенно поменяло внутреннюю структуру повествования и вообще раздвинуло границы исторического повествования — границы, которые охватывал рассказ.
Вместо бывшего Pax Romana, Orbis Romanus римского мира полем истории становится вся Земля, а его действующим лицом — все человечество, а не его часть. Это были важные сущностные новшества. Эти идеи получили развитие в другом сочинении Евсевия — в «Хронике», в которой он попытался, используя разные системы летоисчисления, представить одни и те же события, вписывая их в формат священной истории, или помещать священную историю в границы всемирной. Это был революционный текст, он сразу обрел популярность, был переведен на латинский язык — причем переведены были оба сочинения, и «История» (Руфином Аквилейским), и «Хроника» (Иеронимом, главным переводчиком Библии).
Эти тексты попали на Запад в чудесных переводах, авторы продолжили их, таким образом дав этим сочинениям большую жизнь. Они читались на протяжении многих столетий, легли в основу исторической картины западной цивилизации. На Востоке Евсевию повезло меньше: после восстановления иконопочитания его перестают читать, оппоненты обвиняют его в арианстве, постепенно на него перестают ссылаться, и он уходит на второй план. Но на Западе он продолжал оставаться программным автором.
Второй важный момент в становлении средневекового историописания в это время — появление жанра всемирной истории. У ее истоков на Востоке стоял Иоанн Малала, на Западе — Павел Орозий, написавший «Историю против язычников». Это были тексты, которые описывали историю человечества от момента создания человека до сегодняшнего дня, понимая, что есть некоторая перспектива — Страшный суд, который должен наступить через определенное количество лет. В основе всемирных историй лежали идеи, сформулированные в «Церковной истории» Евсевия. Это был другой формат, показывающий историю мира вообще, а не только какой-то его части, провинциалистскую историю человечества в этой эсхатологической перспективе. С другой стороны, в таком контексте любое событие становилось фактом всеобщей истории: любое локальное событие можно было делать частью глобальной священной всемирной истории. Собственно, так и происходило.
Возвращаясь к Евсевию, нужно иметь в виду еще один важный момент: помимо прочего, он создал принципиально другую модель нарратива. Если античные историки писали однородные (в литературном смысле слова) тексты с выраженной риторичностью, то Евсевий отказался от этой однородности и начал использовать цитаты, заимствовать фрагменты из разных сочинений, заботясь не о том, как стереть между ними границу, а о том, чтобы максимально точно передать идею. Не будем забывать, что Евсевий творил в эпоху горячих религиозных споров, когда христианство еще оформлялось как институт. Такая модель повествования была эффективной и востребованной.
Церковная история сходит на нет к VII веку, хотя она была довольно популярна в предшествующие периоды. Мы видим огромное количество церковных историй, написанных на всем позднеантичном пространстве — от Испании до Армении, от Эфиопии до Сирии. К VII веку она решила свои задачи и потеряла актуальность, став частью истории империи.
Всемирная история, в отличие от церковной, сохранила свою актуальность — этот формат оказался очень удачным, его активно использовали в Средневековье, когда появляется множество всеобщих историй. Помимо того, что это был рассказ об истории человечества вообще, этот рассказ нуждался в структурировании (в частности в хронологическом), и во всемирных историях начинают появляться периодизации историй человечества — периодизации по империям, по мировым державам, легшие в основу многих исторических сочинений.
Интерес читателей все больше смешался в сторону религиозных сочинений. Поворотной точкой в этом процессе стал список Кассиодора. Около 560 г. этот эрудит, экзегет, политик и аристократ, собравший одну из блестящих библиотек в Виварии, своем монастыре, составил список сочинений, которые, по его мнению, было необходимо знать каждому образованному человеку. В него вошло совсем немного: сочинения Иосифа Флавия, оба сочинения Евсевия, Орозий, сочинение Иеронима «О знаменитых мужах» (De viris illustribus), хроника Проспера и историкогеографический трактат Марцеллина Комита. Всего лишь несколько текстов. Но этот список Кассиодра удивительным образом сохранял свою актуальность еще много столетий — в сущности, он и формировал базис исторических представлений средневековых эрудитов. Разумеется, в отдельные периоды времени в разных местах имелись свои нюансы, появлялись популярные произведения, которые читались наряду с этим списком. Тем не менее, базовая основа сохранялась.
Последнее, о чем нужно сказать, говоря о периоде становления средневекового историописания в Западной Европе, — это появление жанра истории народов. Речь шла об истории народов, осевших на землях бывшей Римской империи и создавших свои государственные образования. Это готы, франки, лангобарды и другие варварские народы. Таких сочинений немного, но они очень известные, потому что на протяжении многих лет пользовались большой популярностью. Их авторами были блестящие писатели: Григорий Турский, Беда Достопочтенный, Павел Диакон, Исидор Севильский, Иордан. В каждом сочинении реализовывался примерно один и тот же комплекс идей: авторы стремились доказать, что эти народы такие же древние, как римляне, и даже, что они в как-то мере могут быть родственными римлянам. В этом смысле они имеют ничуть не менее славную историю — а значит, полное право претендовать на римское наследие.
Эти три момента необходимо иметь в виду, когда мы говорим об очень сложном, неочевидном периоде становления раннесредневекового описания в Западной Европе.
