Термин «акционизм» не вполне соответствует самому понятию. Правильнее бы в данном случае было употреблять слово «перформанс», которое в настоящий момент описывает всю художественную активность, связанную с жестом в пространстве, то есть художника. И в этом смысле акция — это как производное от перформанса. В старых энциклопедиях они разделяются: акции, перформанс, хеппенинг и так далее.
Термин «московский акционизм» возник по аналогии с венским акционизмом конца 50-х — 60-х годов, таким резким и провокационным. Он прижился в форме московского акционизма. Исторически московский акционизм разделялся. Сначала как бы перформансы групп, коллективные действия, которые происходили с 70-х годов до наших дней. Но собственно московским акционизмом считаются действия группы художников, которые начались в 90-е годы и принципиально отличаются от того, что делали их предшественники. И находились с ними в серьезном конфликте, потому что акционисты 90-х первые вышли на улицу. Самой знаменитой первой акцией была акция, проведенная в 1991 году на Красной площади перед Мавзолеем. Это был перформанс группы «Э.Т.И.» («Экспроприация территории искусства»): они выложили своими телами на Красной площади известное русское слово из трех букв. Этот перформанс начал историю радикальных перформансов 90-х, акционизма, потому что он был первым перформансом в общественном пространстве — в ключевой точке и в ключевое время.
Для перформанса очень важно и место, и время. Соответственно, он при этом имел некоторый лингвистический характер, потому что вот это неприличное слово как бы отражалось надписью на Мавзолее Ленина. Интересно, что в тот момент милиция сразу не распознала, что происходило. Они сказали: «Мы выкладываем орнамент». Здесь случилось самое главное: на следующий день вышла очень маленькая заметка в газете «Московский комсомолец», и это событие оказалось самым важным, потому что перформанс 90-х происходил в медиальном поле и отклик в прессе оказывался самым важным. Известно, что сама эта заметка была инициирована одним из участников группы, который просто ее продавил. И перформанс в данном случае происходил в медиальном поле. Но совсем не обязательно, что это должно происходить в медиальном поле. И самое удивительное, что сначала на них было заведено дело, потом советская власть пала, а после писем общественности дело как-то замяли. И это тоже одно из самых удивительных свойств перформанса 90-х для сегодняшнего времени, что самые радикальные акции заканчивались для художника максимум часовым или двухчасовым разбирательством в отделении милиции. И никто как бы никакого наказания не понес, за единственным исключением — Александра Бренера.
Здесь надо сказать, что перформанс не обязательно должен быть в общественном пространстве и даже иметь массмедиальную ориентацию. Потому что один из самых важных перформансов, который произвел в галерее «В Трехпрудном переулке» Авдей Тер-Оганьян, назывался «В сторону объекта»: мертвецки пьяный Авдей Тер-Оганьян лежал в помещении этой галереи. То есть люди получили приглашения и обнаружили на полу только один объект — самого Авдея Тер-Оганьяна, что прямо отвечало на споры среди профессионалов — художников и критиков — о том, что такое искусство, что такое объект искусства и что такое субъект искусства. Авдей Тер-Оганьян представил себя, одновременно выйдя из субъектности, в двух ипостасях: как объект и как субъект, как создатель и как результат, свое собственное создание. Естественно, этот перформанс не имел слишком большого медийного отклика.
Если говорить о политической составляющей, политической реакции на акционизм 90-х, то можно сказать, что в отдельных случаях действие как политическое проваливалось, потому что публика и массмедиа отмечали только радикальность. К примеру, во время знаменитой акции Олега Кулика в галерее «Риджина» «Пятачок раздает подарки» была зарезана свинья настоящими мясниками с рынка. И медийный ажиотаж произошел как раз вокруг этого действия, и впервые возникли на сцене какие-то группы возмущенных товарищей. Но в результате никто не отметил, что посыл у Олега Кулика был принципиально политический, потому что в это время в Думе обсуждался вопрос, отменять смертную казнь или нет. И он хотел показать, что если вы говорите, что нельзя убивать свиней, которых вы едите, то почему можно убивать людей? Но этого призыва никто не услышал. Как и всегда, в таких случаях большинство публики почему-то решило, что Олег Кулик хочет прославиться. Да, конечно, он прославился, но его из-за этого никто не услышал.
Если говорить дальше о политизированных акциях, то следует упомянуть акцию Александра Бренера, который вышел на Лобное место в боксерских трусах и перчатках и начал боксировать в сторону Кремля с криками: «Борис, выходи!» Борис Николаевич, конечно, не вышел. Там было много прессы, и почти никто не заметил, что Александр Бренер имел в виду прямое политическое высказывание: он выступал против начала войны в Чечне. И, что самое удивительное в данном случае, его очень быстро отпустили, а когда я спросил офицеров милиции: «Что же вы как-то так взяли?..», они сказали: «Нет, вот этот вот сумасшедший сказал правду. Может, он кому-то жизнь спас, потому что сказал, что это плохо». И в дальнейшем, что самое интересное, в большинстве случаев органы правопорядка относились к таким действиям удивительно благодушно. Вполне возможно, что они даже выучивали весь тезаурус: акции, перформанс или хеппенинг.
Следует сказать, что реального политического эффекта, к сожалению, акции 90-х практически не имели. Они были своего рода такими анархическими выходками, которые, в сущности, просто указывали на некое явление или недостаток этого явления. Потому что если, скажем, когда Джон Леннон и Йоко Оно выступали против войны, позируя журналистам в обнаженном виде в собственной кровати, то за ними стояли мощные течения. А акционисты 90-х фактически выступали от самих себя, как Александр Бренер. Единственный случай, когда было создано некое подобие такого движения, — акция «Баррикада на Большой Никитской», авторы которой — Авдей Тер-Оганьян и Анатолий Осмоловский. К этой акции присоединились также некоторые анархистские движения. Была перекрыта Большая Никитская, и все было расписано лозунгами 1968 года (почему-то по-французски): «Запрещено запрещать» и так далее. И часть баррикады составляли картины различных художников. Но это показало, собственно говоря, что, действительно, за этим высказыванием стоят такие малочисленные, маргинальные группировки, что все равно оказывается, что художник один на один. То есть там участвовало человек 50–60, включая вашего покорного слугу в качестве журналиста.
В конце концов оказалось, что политическая активность может быть коррумпированной. Одна из самых ярких акций, которую совершили Анатолий Осмоловский и группа «Радек»: они взбежали на Мавзолей и растянули плакат, на котором было написано «Против всех». В этот момент Осмоловский объявил об открытии партии, которая называется «Против всех». Но партия в таком исполнении все равно осталась крайне маргинальным явлением, и вследствие невозможности выйти в средства массовой информации и стать реальной силой это осталось в маргинальном положении. Более того, этот вполне идеалистический проект был совершенно неожиданным образом коррумпирован деятельностью кремлевских политтехнологов, которые из каких-то своих хитрых соображений вдруг начали его как-то сбоку поддерживать. В результате оказалось, что наивный художник может быть использован в каком-то направлении, которое отменяет всякую его интенцию. В результате уже в 2000-х годах Анатолий Осмоловский категорически отказался от такого открытого акционизма, объявив нонспектакулярное искусство, которое не попадает в этот театр абсурда.
Две акции, которые приобрели крайне негативный общественный характер, — это акции «Школы авангардизма», которую делал Авдей Тер-Оганьян. Он объявил, что будет за деньги рубить иконы, полагая, что вещи, которые стоят 30 рублей и напечатаны на бумаге… Ну, идея его была в том, что так должен поступать настоящий авангардист: рубить иконы. И все это делалось в плане «Школы современного искусства», где его ученики делали различные оскорбительные акции, в том числе низвергали столпов современности вроде меня с корабля этой самой современности. И с этого момента начались 2000-е. Всякое благодушие властей и общественности по поводу радикального акционизма на этом закончилось. На Авдея Тер-Оганьяна некие религиозные группировки подали в суд, и Тер-Оганьяну пришлось эмигрировать из страны. Ровно в 2000 году произвел Олег Мавроматти акцию. Она действительно носила такой религиозный характер: он сам себя прибил к кресту. И акция называлась «Я не Сын Божий». Эта акция также вызвала крайне радикальный ответ со стороны так называемой религиозной общественности. На него тоже было заведено уголовное дело по 282-й статье (разжигание межнациональной и межрелигиозной розни), и Мавроматти тоже пришлось покинуть страну, и в настоящий момент он живет в Болгарии. К началу 2000-х годов такие формы акционизма уже практически прекратились и возродились только ко второй половине 2010-х.
