Очень часто именно потому, что необходимо какое-то твердое основание, необходимо понимать, что у нас есть какая-то референция, которая является очень четким моделеобразующим элементом, для того чтобы понимать, на что должно ссылаться современное искусство, к чему оно должно апеллировать. И тогда возникает термин авангарда, и не случайно, что об авангарде особенно часто начали говорить именно в 1960-е годы, когда происходит переосмысление различных художественных практик, переосмысление искусства и происходит трансформация искусства, потому что происходит трансформация произведений искусства, художника, автора и так далее. Все пересматривается, изменяются сами виды искусства, стираются границы между жанрами, возникают искусства вообще.
Что же говорить о том, что вдруг сейчас мы можем говорить об авангарде? И многие художники говорят о том, что это невозможно, с одной стороны, и тут очень большое противоречие. Авангард к 1960-м годам уже стал воплощать собой такую модель для подражания, для достижения некого финансового успеха. Авангард стал очень хорошо продаваться, и тогда очень многие западные художники стали отказываться от термина «авангард». С другой стороны, существует тенденция рассматривать авангард как экспериментальное движение и как движение, которое направлено против самого же института искусства, искусства эстетизирующего, искусства, основанного на том, чтобы нравиться. В этом случае авангард является таким концептуальным основанием для создания искусства альтернативного, которое призвано критиковать эту финансовую модель современного искусства.
И возникают тут альтернативные концепции. С одной стороны, концепция, которая подразумевает некую вертикальную стратегию, то есть историю, в которой авангард занимает свое место и в которой авангарду сейчас уже, безусловно, нет места. А с другой стороны, существует некая горизонтальная история искусства, в которой авангард может занимать свое место, поскольку авангард полагается как некое основание для критического осмысления действительности. И это очень важное понятие, введенное в том числе замечательным историком искусства Петром Петровским, который говорит и о восточноевропейском искусстве в контексте западного искусства, в контексте англо-американской модели. Поскольку сейчас уже трудно говорить о том, что существует какое-то взаимодействие между тем искусством, которое было раньше в вертикальной истории, но можно говорить о неких слоях, которые взаимодействуют между собой и существуют как горизонтальная история искусства.
Что это значит? Это значит, что одновременно существует западное искусство, условно говоря, у которого есть англо-американский центр (Лондон или Нью-Йорк), а с другой стороны, существует искусство, во-первых, на всем постсоветском пространстве, которое сразу же после крушения Берлинской стены осталось как бы совершенно лишенным какой-то возможности выхода в другое поле взаимодействия и которому нужны тоже определенные основания для действия. И тут выбирают художники, теоретики, критики, выбирают некоторых художников, тоже относящихся к этой англо-американской, общей истории искусства, но которое строится на других принципах, которое основано не на том, что продается на рынке, не на том, каким образом тот или иной художник сейчас участвует в тех или иных аукционах, а на том, какой критический запас имеется у послания, моделирующего это художественное течение, элемент художественного направления. И в этом смысле можно говорить о горизонтальной истории авангарда, о новой истории авангарда.
С другой стороны, конечно же, многие из тех вопросов, которые задавал себе авангард в самом начале своего существования, все равно остаются актуальными. Потому что вопросы критики искусства, вопросы поиска новых радикальных оснований, оказывается, можно пропустить или можно, чтобы они проходили через это понятие авангарда, то есть через то, каким образом мы будем сейчас понимать авангард. И поэтому такие вопросы, как, например, институциональная критика, очень важны для современного искусства. И они идут, то есть их начала берутся, этих критических вопросов, в том первом периоде авангарда. С другой стороны, такие важные моменты, связанные с тем, как авангард апеллирует к пространству, тоже оказываются очень важными, потому что на разных новых витках происходят новые прочтения искусства. И например, в современном российском искусстве происходит новое прочтение авангарда, но оно неслучайно, потому что у российского искусства есть свои особенности, у него не было ни периода контркультуры, как это было в других странах, ни авангарда, и это прочтение как бы общей истории искусства является открытием и критическим переосмыслением и истории искусства, и собственного отношения к искусству и жизни. Об этом свидетельствуют многие выставки, которые проходят, например «Метагеография», выставка кураторов Кирилла Светлякова и Николая Смирнова, которая проходила в Третьяковке в 2015–2016 годах. И мне кажется, что это тоже очень важный момент такого нового прочтения истории искусства, а оно свойственно не только нам, не только в России перечитывают искусство, потому что у нас были некоторые лакуны, а его перечитывают всюду, и это можно заметить по тому, как устраивают свои постоянные экспозиции различные музеи.
Вдруг во всех музеях с удивительной постоянностью появляются экспозиции, посвященные минимализму и концептуализму, то есть идет возвращение к 1960–1970-м годам. Почему? Это какие-то требования времени, это не просто мода, мы носили мини, теперь мы носим длинные юбки, но это взгляд, который необходим, потому что отношение к пространству — это и отношение к тому, каким образом художник себя позиционирует и к природе, и к социальным взаимоотношениям. Здесь, наверное, тоже новый уровень понимания у современного художника. Поскольку сейчас мы вступаем во время устойчивого развития, то необходимо формулировать какие-то новые формы отношения и к тому, что производит искусство, и к тому, как оно осмысляет себя само. Поэтому неслучайно возвращение к различного родам архивам — это вроде как практика постмодерна. Но с другой стороны, это критическое переосмысление идет и через осмысление в то же время опыта авангарда. Поэтому это так важно для современного искусства.
Можно говорить также о том, что авангард дает возможность для новых теоретических рефлексий. Не случайно многие современные объединения, многие современные конференции обсуждают снова и снова проблемы модернизма и авангарда. Во-первых, потому, что, конечно, их лучше всего обсуждать ретроспективно, это уже находится в истории, несомненно. А с другой стороны, есть определенные коннотации, которые считываются сегодня совершенно иным образом. Почему-то именно сейчас особо интересно перечитывать Ги Дебора, у нас начинается перевод и издание этих книг, интерес к ним со стороны молодежи, интерес к психогеографии. В том контексте, в котором мы находимся, с тем нашим историческим авангардом, который есть у нас, мы проходили через эту историю, но, видимо, и это не случайно, что этот интерес связан с тем, что сейчас происходит в нашем обществе, тот же интерес к перечитыванию пространства и пересмотру или освоению новых социальных связей, существующих в обществе, которое вынуждено жить в новых условиях — и социальных, и экологических.
