Именно человек в большой мере зависит от того, что говорят, как себя ведут, что делают другие люди в его окружении. В настоящее время есть ряд исследований, которые пытаются рассмотреть даже отношения между матерью и младенцем как весьма специфичные для человека в отличие от других животных. Мы знаем, что исследования привязанности изначально базировались на исследованиях поведения животных, но в настоящее время высказывается гипотеза о том, что даже само поведение привязанности для человека отличается от поведения привязанности у животных. По мере хода эволюции действительно получается, что отношения привязанности развиваются, меняются и выглядят по-разному у разных видов. Но, по-видимому, можно высказать осторожно такое предположение, что только у человека отношения привязанности пересекаются со сферой познания психического, поскольку именно у человека можно наблюдать такие эффекты, когда взрослые особи относятся к детенышам как к обладающим определенным сознанием, определенной психикой, определенными представлениями о действительности, с которыми можно что-то сделать. Это наблюдается, например, в предложении новых форм поведения, как взрослый человек учит ребенка чему-либо. Именно поэтому оказывается, что для ребенка распознавать психику другого человека чрезвычайно важно. Долгое время начиная с 80-х годов XX века эта тема выступала как особая отдельная область — изучение познания в отдельной области. Затем оказалось, что лучше отвечает действительности представление о том, что ребенок не осваивает представление о психике другого человека как отдельную область реальности, а использует представление о психике другого человека, для того чтобы познавать окружающий мир, непсихический сам по себе тоже.
Старт области, связанной с пониманием психики другого человека, произошел тогда, когда была предложена так называемая «задача Салли — Энн» — задача на понимание неправильных представлений. Эта задача была предложена в силу того, что ее создатели, философы, исходили из представления, что только в том случае, если мы можем распознать неправильные представления других, мы допускаем существование у них психики, поскольку если мы ведем себя так, как будто бы распознаем их правильные представления о действительности, то это нельзя отличить от реального восприятия действительности самой по себе. Если я знаю, что некий человек прячет в этом шкафу яблоко, и я вижу, что он идет туда, и я думаю, что он достанет яблоко, это не может ничего сказать наблюдателю со стороны о том, понимаю ли я, что у этого человека есть психика. Потому что точно так же я бы думала, что он пойдет доставать яблоко из этого шкафа, просто в силу того, что я знаю, что яблоко там. Если же вдруг окажется, как в задаче Салли — Энн, что на моих глазах яблоко из этого шкафа переложили в другой, а человек, на которого я смотрю, этого не видел, а затем вы меня спросите, где он будет искать яблоко — под столом или в шкафу, то в этот момент вы увидите, распознаю ли я существование психики у этого человека.
Эта задача казалась весьма перспективной, и она показала, что на границе между 4 и 5 годами, где-то ориентировочно в 4 года, ребенок начинает это понимать, но в дальнейшем она получила целый шквал критики по самым разным направлениям. Приоритетная критика шла по направлению характера вопроса, который задается в этой задаче. Этот вопрос строится вербальным образом, то есть с помощью речи мы спрашиваем ребенка, как он думает, что произойдет. Известно, что для дошкольников такого рода вопросы представляют отдельную трудность, поэтому мы не можем сказать точно: они не отвечают на эти вопросы, потому что им трудно рассуждать о том, что будет или что могло бы быть, или потому что они не понимают, что у этого человека есть психика.
Тогда появилось большое количество вариаций на тему этой задачи, которые не требовали речевого вопроса. В частности, например, в одной из таких задач была задействована методика хабитуации, которая помогает нам, не используя речь, понимать нечто о психике младенца, который еще говорить не умеет. Если мы ему покажем некое событие много-много раз, то мы сможем воспользоваться спецификой младенческого восприятия, которое просто очень сильно утомляемо. Мы можем дождаться момента, когда его количество взоров на одну и ту же сцену упадет до 50% от первоначального. В этот момент мы меняем эту сцену, которую мы ему показывали. Если он замечает изменения, то количество взоров возрастет до первоначального, а если он этого изменения не замечает, то оно как падало, так и продолжит падать. На этом основано очень большое количество исследований младенцев. В частности, исследования показали, что если, вопреки ожиданиям младенца, наблюдаемый им персонаж полезет искать объект не туда, где он должен был бы его искать, с точки зрения его неправильных представлений, то мы видим, что количество фиксации взоров возрастает до первоначального у 15-месячных испытуемых. То есть мы можем сказать, что ребенок, которому уже чуть больше года, на уровне восприятия вполне различает правильные и неправильные представления другого человека.
Дальше — больше. Оказывается, что если мы вообще не будем просить ребенка предсказать, что будет делать другой человек, а мы просто будем его просить обнаружить какой-нибудь объект самому, но в присутствии наблюдателя, который может что-то знать, а может чего-то не знать… Вот у нас с вами экран, на экране куда-то катится шарик, и на экране кроме шарика и барьеров присутствует смурфик — крупный такой глазастый смурфик. И у нас ребенок, наблюдающий за этой сценой, может видеть, что смурфик видел, куда закатился объект, а может видеть, что смурфик не видел, куда закатился объект. И оказывается, что сам ребенок ищет объект в определенном месте взором дольше, если наблюдатель знает о неправильном положении этого объекта. То есть чисто на уровне восприятия, на уровне движения наших глаз мы учитываем знания другого существа, которое находится в поле нашего восприятия. Получается, что мы буквально воспринимаем психику других существ. Это было показано на 7-месячных младенцах. В целом в настоящее время данные о возможности распознавания психики другого человека все снижаются и снижаются.
Если говорить о возможности зафиксировать не представления другого, а, например, такое очень общее проявление психики, как согласованность поведения. Мы с вами для младенца представляем собой некий визуальный опыт. Мы двигаемся, мы что-то делаем, мы говорим, и он воспринимает нас как события в окружающей действительности. Если мы для него просто жужжащий и звенящий беспорядок, как говорил когда-то Уильям Джеймс, тогда он не должен допускать согласованность нашего поведения. Если же мы для него нечто целостное и самобытное, представляющее собой какой-то конкретный объект, воспроизводимый в окружающей действительности, тогда он должен удивляться, если наше поведение несогласованное.
По отношению к младенцам достаточно давний, конца 80-х годов, эксперимент был проведен на эту тему, в котором маму просили общаться со своим ребенком и ее взаимодействие с ним записывали на видео. Затем ребенку предъявляли либо реальное поведение мамы в текущий момент: она смотрела на него, ее поведение записывалось на видео и возвращалось тут же ребенку, то есть текущее актуальное мамино поведение, по определению согласованное с его собственным поведением, — либо ему предъявляли точно так же на экране поведение мамы неделю назад: это его мама, она общается с ним, но не с ним, который сейчас, а с ним, который был неделю назад, то есть это все понятно для него, но не согласовано с его текущим поведением. И оказывается, что уже 3-месячные младенцы в этом случае демонстрируют недовольство, отводят взгляд, сердятся, всячески проявляют свое неприязненное к этому отношение, тем самым показывая нам, что они распознают согласованность поведения взрослого, распознают взрослого как не просто какие-то события в окружающей действительности, а как отдельное, самостоятельное существо.
В результате мы видим, что в настоящее время исследователи в области психологии развития постепенно переходят от мысли о том, что понимание психики когда-то возникает и это возникновение будет позже, чем понимание окружающей физической действительности, к пониманию того, что распознавание психики, представление, познание психического существует с самого начала и лишь в какой-то мере изменяется. И нужно ответить скорее на вопрос о том, в какой мере и как оно изменяется, чем на вопрос о том, когда оно начинается, когда оно возникает.
