На мой взгляд, на этот вопрос нельзя ответить, анализируя лишь какую-то сегодняшнюю экономическую ситуацию. Здесь, чтобы понять, что происходит вообще с так называемой Азией (а это относительное определение), надо сделать некий долгосрочный прогноз, но не вперед, а назад, то есть надо посмотреть на глубину исторического анализа. Это то, чем занимается современная политэкономия стран Востока. И только в этом случае можно понять, почему развитие Китая, столь мощное, опережающее, и многих стран Востока, которые вытягивает собой Китай, не является случайностью, выпадением из общей канвы, а является скорее возвращением на те позиции, на которых Восток всегда находился.
Во многом наши, европейские, исследования находятся под воздействием тех теорий, которые говорят о том, что Восток есть некоторое отсталое пространство. Это, например, теория Макса Вебера, который говорил о «догоняющем развитии» Востока, что Восток всегда будет догонять Запад по каким-то параметрам. Бродель говорил о тех же самых вещах, только немного с другой стороны. Он считал, что Запад опережает Восток, потому что на Западе значительно раньше и значительно эффективнее сложились товарно-денежные отношения, банковско-финансовая система, сложилась бо́льшая устойчивость капитала, бо́льшая устойчивость хозяйствования, и поэтому Запад в конце концов репродуцировал идею поступательного экономического развития и в XIX веке буквально раздавил собой Восток. Эти и подобные теории базируются на допущении того, что Восток все же отставал, что Восток не обладал какими-то такими вещами, которые были на Западе. Отсюда же и концепция Востока как глубоко погруженного в себя, интуитивистского, погруженного в философию, медленно развивающегося, а Запада — приоритетно развивающегося и очень прагматичного.
Однако за последние десятилетия мы заметно пересматриваем наши взгляды на Восток, и целый ряд работ, опубликованных прежде всего на Западе, а частично и в России, показывают, что это глубочайшее заблуждение — считать, что Восток отставал. На мой взгляд, и я здесь присоединяюсь ко многим коллегам, которые опубликовали соответствующие работы (это и Ян Моррис, и Кеннет Померанц, и ряд других авторов), Восток как раз опережал Запад, и выпадение в XIX веке по культурно-историческому и экономическому развитию — это как раз сбой механизма, а не норматив развития. Или, например, если мы посмотрим на развитие Китая до середины XIX века, то есть до прихода туда европейцев, то увидим, что Китай производил по разным подсчетам от 25 до 35% мирового ВВП. И это было всегда. И лишь когда европейцы приходят и превращают Китай в полуколониальную державу, объем ВВП падает, и то не стремительно. Китай все равно производит 25%, потом 15–18% ВВП. То есть Китай всегда был огромной мировой фабрикой. И те товары, которыми в Средневековье торговали по Великому шелковому пути, свидетельствуют о том, что Китай всегда производил и, более того, кормил товарами и работой половину мира и как минимум весь азиатский мир.
А вот выпадение начинается как раз тогда, когда Китай и многие другие страны, в том числе Япония, Корея, переходят на непривычную для них европейскую модель экономического развития. То есть вводятся экономические институты, которые для этих стран были нехарактерны. И, как следствие, Восток, в данном случае Восточная Азия, не знает, как с ними обращаться. Например, ВВП Китая в 50-е годы, после войны, падает до 5% от мирового ВВП, что тоже было немало. И когда сегодня Китай начинает производить в районе 15% от мирового ВВП, а вместе с Индией Китай, скорее всего, скоро будет производить как минимум четверть мирового ВВП, мы понимаем: это восстановление традиционной модели. И здесь важно понять, в чем была эта традиционная модель.
Прежде всего мы должны понимать, что Китай по уровню создания экономических институтов опережал Запад. Например, в Китае уже в XII–XIII веках существовали крупнейшие организации, которые мы могли бы назвать корпорациями, скажем, по производству и добыче соли, где работали 400–500 человек. Это крупнейшие организации, которые в доиндустриальной Европе в таких размерах не наблюдались. Товарно-денежные отношения в Китае — не только печатание денег, но и, например, кредитование, выпуск векселей — были очень активно развиты уже до XII века. Таким образом, Китай создал банковскую (или «квазибанковскую») систему задолго до Европы. Это было связано с тем, что Китай занимает огромное пространство, и перевозка грузов, например, с юга на север Китая по Великому каналу не просто занимает много времени — она опасна, так же как и торговля по Великому шелковому пути. Поэтому выпускаются те бумаги, которые мы сегодня бы назвали векселями и которые обслуживаются соответствующими структурами. Таким образом, Китай в плане товарно-денежных отношений был значительно более развит, чем доиндустриальная Европа, что повергает во многом теорию Броделя.
Другой важный момент — сохранение индустриального и производственного опыта. Дело в том, что Европу постоянно накрывали эпидемии, которые выбивали иногда половину, иногда треть населения, в том числе и великая чума. Мы знаем, что население Лондона было практически уничтожено чумой. И Кеннет Померанц, известный американский автор, очень четко показывает, в чем было различие в сохранении опыта. В Европе все эпидемии уносили именно людей, то есть носителей производственного опыта. В Китае основные несчастья — это разливы рек, налеты саранчи, уничтожающие то, что называется капиталом: дома, посевы, которые потом восстанавливаются. Люди как раз умирают достаточно мало. Более того, при большом населении даже такие колоссальные удары по демографическому фактору в Китае, как это, например, было в эпоху Тан, в V–VII веках, не разрушают эту систему передачи индустриальных знаний. И поэтому китайцы находились в процессе производства значительно дольше, чем европейцы. И хотя великая чума действительно пошла с территории Китая и, возможно, была перенесена империей Юань, монголами, на территорию Европы, в любом случае она мало захватила саму Азию, таким образом сохранив опыт.
Другой очень важной частью была структура питания. Если мы посмотрим на структуру питания и безусловно связанные с этим проживание и средний возраст людей, то в Китае и Японии эти показатели были выше, чем в доиндустриальной Европе. Если в ряде стран — Англии, Германии, Франции — средняя продолжительность жизни колебалась в районе 30–34 лет, то в Китае она превосходила 40–45 лет. Таким образом, опять-таки в производственном цикле китаец или японец находились значительно дольше, тем самым сохраняя больше производственных навыков. Наконец, уровень урбанизации, которым всегда так гордилась Европа, — есть масса исследований европейских городов, климата, того, как они продуцировали не только производство продуктов, но, самое главное, производство культуры и знаний. Так вот, например, количество городов в Азии было меньше, чем в Европе, но уровень урбанизации, уровень населения, которое проживало в городах, в Азии был выше. Например, в Японии он составлял 25% от населения, а в Европе того времени — 18%.
Города создают определенный культурный климат: это и передача знаний, это и школы, это и прослойка людей, которые занимаются искусством, стихосложением, репродуцированием культурной среды. И в этом плане во многом сохранение и консервация культурных достижений на территории Восточной Азии связаны с очень высоким уровнем урбанизации. Китай, широко занимаясь земледелием (Европа занималась животноводством), научился лучше сохранять посевы и консервировать этот прибавочный продукт, нежели Европа — мясное хозяйство. В Китае, который долгое время обвиняли в историческом плане, что у населения была небелковая пища, поскольку животноводство было вторичным, а сельское хозяйство первичным, довольно активно это заменялось белками неживотного происхождения, например знаменитым дофу, или тофу, как чаще говорят, соевым творогом, и потом Китай уже в XVI–XVII веках начинает заметно развивать молочное и мясное хозяйство, выходя в конце концов на один уровень с Европой. И оказывается, что, действительно, Азия всегда была впереди, что мы сейчас и видим.
Она отставала только по нескольким параметрам, которые стали критичными для нее. Первый параметр: Азия не развивала свою военную силу. Даже к XIX веку и Китай, и Япония находились в глубочайшем средневековье. Это можно сравнить по многим параметрам: прежде всего по наличию огнестрельного оружия, по тактике сражения, по наличию флота. И в общем, конечно, военный фактор сыграл главную роль в том, что Азия была раздавлена Западом. Второе, как очень точно говорит об этом Моррис в книге «Почему Запад господствует — пока» («Why the West Rules — For Now»), его идея, что главную роль сыграло зерно, умение сохранять зерно в Европе и ружья, которые были в Европе. И вот это второй фактор, который действительно раздавил Азию. Наконец, третий фактор: Азия не была агрессивна относительно внешнего мира. Что китайская, что японская политика заключалась в том же самом азиатском пространстве. Китай, по сути, свернул свой интерес к внешнему миру после XIV века, и китайские корабли плавали в основном в акватории Южно-Китайского моря. Таким образом, Китай не пошел вовне, схлопнувшись в рамках азиатского пространства, в то время как Европа в поисках новых рынков пошла вовне, захватив сначала Юго-Восточную Азию, потом, собственно, Восточную Азию, она и пришла в Китай, который почти ничего не знал о внешнем мире.
И сегодня то, что происходит, — это, на мой взгляд, возвращение Азии в тот статус, которого она когда-то лишилась. И здесь есть целый ряд интересных работ, например работа Кеннета Померанца, которая переводится как «Большие различия относительно Запада и Востока», прекрасная работа Франка, которая называется «ReORIENT», то есть «Переориентируйся», или, наоборот, «Возвращение на Восток». Они показывают, что понять логику развития Азии можно только с точки зрения долгих исторических циклов, а не с точки зрения современной политэкономии. И тогда, как говорит тот же самый Моррис, мы увидим, что Азия выходит вперед Европы по всем параметрам приблизительно к 2100 году, то есть буквально к концу этого столетия. И таким образом завершится еще один долгий цикл — абсолютным взлетом Азии и социально-экономическим падением Европы.
