Если коротко сформулировать основной тезис, то Батлер сказала, что-то, что мы считаем нормальным гендерным поведением мужчин и женщин, является неким политически обусловленным конструктом, который задается обществом при помощи повторяющихся практик в первую очередь речевой нормализации. Мужчинам и женщинам предписывается вести себя определенным образом. При этом еще есть такое понятие, как гетеронормативность, смысл которого заключается в том, что есть канон гендерных, сексуальных отношений. Канон заключается в том, что есть мужчина и есть женщина, их роли строго определены: мужчина должен быть таким-то, таким-то и таким-то, у женщины есть свои зафиксированные свойства, такие как женственность и традиционные женские добродетели. Общество должно состоять из этих гетеронормативных людей, и, разумеется, они не могут меняться ролями, а главное, что никто из них не в состоянии самостоятельно выбрать для себя эту идентичность. Батлер увидела ситуацию, когда всем субъектам с рождения, с детства, в ходе воспитания предписывается быть либо вот такими-то и такими-то мужчинами, либо такими-то и такими-то женщинами, и это в большинстве случаев определяется фактом рождения. Батлер увидела в этом политическую проблему. Ее тезис заключался в том, что просто заявить о равенстве мужчин и женщин совершенно недостаточно, для того чтобы решить какую бы то ни было политическую проблему. То есть феминизм до Батлер преследовал ложную цель — он отстаивал фактически ту самую идентичность, которая была навязана всей предшествующей историей и обществом. Женщины хотели быть равноправными и свободными, но по-прежнему должны были обладать стандартными женскими добродетелями.
Здесь Батлер обращается к квир-теории. Queer в переводе с английского означает «иной». В широком смысле слова это любой человек, который отличается от некоего предзаданного нормативного образца. В контексте гендерной теории квир — это люди, которые не считают для себя возможным соответствовать ни стандартному образцу мужчины, ни стандартному образцу женщины, и дальше этот список стандартных гендерных идентичностей можно продолжить. Квир — это люди, которые придумали для себя свою собственную идентичность или по крайней мере заявили вот такую цель. Политика и политическая философия здесь заключаются в том, что Батлер видит гораздо более фундаментальную причину для борьбы с подавлением, с принуждением, с властью и гораздо более фундаментально формулирует для себя задачи по эмансипации, потому что выясняется, что власть проникает не только в социальные институты, не только в отношения избирателя и президента, тех людей, которых избиратель избирает, как это в стандартной политической науке обычно трактуется, но в первую очередь власть — это то, что формирует, какими мы видим самих себя.
Чтобы не перегружать теорией, имеет смысл привести какие-то примеры. Например, когда какому-то человеку — неважно, юноше или девушке, для юноши это обычно звучит еще обиднее, — мы говорим: «Не веди себя как девчонка». Это стандартный тезис, то есть так задается некая норма. Ты мужчина, и ты не можешь себя вести как девчонка, и, более того, для тебя это оскорбительно. Был проведен замечательный мысленный эксперимент. Совместно обучающимся юношам и девушкам предложили представить себе, что завтра они проснутся в другом поле, у них будет другой гендер. Девушки посожалели и сказали, что, наверное, пошли бы учиться дальше, сделали бы какую-то карьеру и стали бы таким-то и таким-то человеком. Юноши ответили в основном, что они бы повесились. Для них это совершенно неприемлемо, оскорбительно, здесь совершенно негативный контекст от простой переменной вроде бы равноправных в западном мире — это все проходило в последнее десятилетие — гендерных идентичностей.
Такая постановка вопроса для Батлер спровоцирована несколькими интеллектуальными, философскими традициями. Одна из фигур — это, конечно, Мишель Фуко, который заявил, что природа власти гораздо более фундаментальна, гораздо менее устроена явным, каким-то вертикальным способом — власть окружает нас со всех сторон. Власть, наиболее фундаментальная, навязывает нам то, как мы самих себя определяем. Конечно, в нормальной логике, если у нас есть некая идентичность, если я себя переживаю как белого гетеросексуального мужчину — это, кстати, почти оскорбление в устах некоторых феминисток, — то я уже не могу быть никем другим. Общество предложило мне эту судьбу, этот образ, эту идентичность, и я могу делать соответствующие заявления, совершать соответствующие поступки, переживать из-за того, что вдруг я не соответствую этому образу, по каким-то причинам недостаточно мужественно себя веду и так далее и тому подобное. Батлер заявила, что это и есть власть, и отсылала она в этом вопросе к фигуре Фуко.
Вторая традиция — это традиция, связанная с аналитической философией. Это теория речевых актов Джона Остина. В середине века философ заявил о том, что на самом деле при помощи языка мы можем делать гораздо больше, чем просто передавать информацию и коммуницировать. Он приводил пример: идет судебное заседание, судья провозглашает приговор, и зачитывание приговора — это нечто большее, чем просто обмен информацией. Это создание некоего события, прецедента, то есть, пока судья не произнес те или иные слова, приговор не вынесен, и человек считается невиновным. А дальше судья определяет, так это или не так, в этом вопросе последнее слово за ним. Или, скажем, есть торжественная процедура названия корабля: мы разбиваем по традиции о борт бутылку шампанского, я называю это судно «Королева Елизавета», и после этого все знают, что этот корабль — «Королева Елизавета», потом его можно переименовать и так далее.
Идея Батлер заключается в том (это называется перформативной теорией гендерной идентичности), что гендерные роли создаются так же, как судебные приговоры или названия кораблей. То есть общество, находясь в постоянном повторении, предлагает нам некую идентичность — называет нас мальчиком или девочкой, предполагая, что мы должны определенным образом на это реагировать и вести себя соответствующим образом. В этом повторяющемся означивании возникают гендерные роли, и за ними больше ничего другого не стоит, нет никаких реальных физических различий, которые спровоцировали бы мужчин и женщин на то или иное поведение. Вообще нельзя сказать, что есть мужское поведение и женское поведение, потому что видов поведения гораздо больше в этом смысле слова.
Важный момент заключается в том, что перформативное высказывание не может быть истинным и ложным. Приговор не бывает истинным и ложным, и название корабля тоже не бывает истинным и ложным. Это в принципе высказывание, которое не различается на истину и ложь. И то же самое, говорит Батлер, происходит с нашими гендерными идентичностями: нам кажется, что есть некая связь между нашим поведением и нашим телом и что особенности нашего тела провоцируют нас на то или иное мужское или женское поведение. Но эта связь совершенно случайно обусловлена тем набором перформативов, которые были совершены в предыдущие поколения и во время нашего взросления в данной культуре.
Так же, как можно подать апелляцию на приговор, так же, как можно переименовать корабль, люди в состоянии, с точки зрения Батлер, прилагать определенные усилия, для того чтобы переопределять свою идентичность, в частности гендерную. Если общество может означивать нас, то это еще не значит, что мы после этого ставим точку и обречены. Мы можем разгадать этот замысел, проследить, как власть общественного мнения, машины нормализации, превращения всех в объектов нормального поведения работает, и попытаться начать ей сопротивляться, — кстати, в строгом соответствии с логикой Фуко. Мы сопротивляемся, и мы меняем идентичность, придумываем себе новую идентичность.
Это еще не значит, что в итоге мы оказались совершенно свободны, что наша идентичность коренным образом отличается от той, что у нас была раньше. Батлер приводит в пример отношения в парах лесбиянок, когда одна из них берет на себя часть «мужских» функций по поведению, а ее партнерша более женственная. В каком-то смысле слова это воспроизводство гетеронормативности, но, с точки зрения Батлер, это уже не гетеронормативная ситуация, потому что здесь произошел сдвиг в результате какого-то осознанного выбора. С ее точки зрения, это эмансипированное общество будущего — не в каком-то отдаленном времени, а в том смысле, что в первую очередь в нашем сознании должен произойти переворот. Мы должны увидеть, что гендерная идентичность конструируется, и признать право людей выбирать гендерные идентичности, конструировать их так, как мы считаем нужным. В результате мы решаем несколько проблем: избавляемся от некоторых особенностей тиранической власти, избегаем патриархата, под которым в феминистической традиции вообще понимается принцип мужского господства, зачастую неочевидный. С точки зрения Батлер и ее единомышленниц и единомышленников, те успехи, которых достигли ранние феминистки, добившись права голоса на выборах, все еще далеки от реального освобождения всех людей (не только женщин, сюда относится и ЛГБТ, в принципе это касается всех, я думаю, даже включая «гетеросексуальных белых мужчин», несмотря на всю привилегированность их положения).
На мой взгляд, самое интересное, что можно сказать о работах Батлер, что несколько провоцирует нас на совершенно другую логику, — это то, что в последнее время, начиная как раз с 80-х годов, параллельно усилиям Батлер происходит взрывной рост интереса к исследованиям в области биологии и, в частности, в области тех половых различий, которые человеческая биология на нас накладывает. Биологи совершенно спокойно пишут о том, что есть самка и самец какой-нибудь рыбки, у них разные биологические функции, размеры тела, разное поведение и так далее и тому подобное. Это биология, и, нравится нам это или не нравится, она объективно существует. И есть, соответственно, исследования, которые, накладывая на постструктуралистский, культуроцентричный анализ Батлер, просто не оставляют от них никакого следа. Это уничтожающая критика самого захода о том, что мы в состоянии каким-то образом конструировать собственную идентичность.
Есть исследования, которые показывают, что, например, мужчина адаптировался в основном к функциям охотника в течение сотен тысяч лет, пока человеческий вид развивался до изобретения сельского хозяйства. А женщина адаптировалась в основном к функциям собирателя. Это означает, что у нас просто чуть-чуть по-разному, даже на уровне нашей специализации, работают мозги. И так вообще бывает. Если предположить, что человек — это один из видов животных, хотя и наиболее интеллектуально развитый, то нет ничего удивительного в том, что между мужчинами и женщинами есть реально обусловленные эволюционные различия, которые воспроизводятся из поколения в поколение. И цивилизация существует еще не так долго, чтобы здесь что-то фундаментально нарушить. Причем биология не в состоянии сказать, кто в итоге лучше. Она вообще не предполагает такого сравнения, она не предполагает, что мужчина лучше, умнее или что женщина умнее. Этого нет.
Но есть очевидные вещи, например, что вес тела среднего мужчины больше, чем вес тела средней женщины, и это никого не удивляет. С когнитивной точки зрения мужчина вроде как лучше, скажем, ориентируется на местности, на карте, поскольку у него предки были охотниками, а женщина имеет лучшую мелкую моторику, потому что она занималась какими-то другими вещами в том доисторическом обществе, о котором мы сейчас говорим. Мне кажется, что если столкнуть Батлер и биологов, то они друг друга не совсем уничтожат, а, скорее всего, окажутся даже полезны друг другу. Потому что читать только Батлер или только биологов — значит видеть далеко не полную картину. Тем более что, если мы говорим о политике, есть большое различие между тем, как есть, и тем, как должно быть. Понятно, что люди неравны: мы разные — кто-то больше, кто-то меньше, кто-то умнее, кто-то глупее и так далее, но в политическом смысле слова (и это записано в Билле о правах человека и в конституциях) люди равны. Новая феминистическая традиция, связанная с последними исследованиями в биологии, мне кажется, дает нам какую-то полную картину сложной проблемы с разницей в гендерном поведении, и, конечно, цивилизация и культура сыграли здесь свою роль, и, возможно, действительно есть Патриархат, с большой буквы П, как у феминисток. А дальше надо разбираться.
