Как, пожалуй, для любого народа ранней древности, для египтян важнейшим делом для обеспечения их существования было взаимодействие с богами с помощью ритуалов, прежде всего с помощью ритуалов жертвоприношений, в обмен на которые боги обеспечивали нормальное протекание природных процессов в мире. В этом смысле у египтян было довольно объемное понятие маат, которое объединяло в себе норму миропорядка в целом. Не в том смысле, что это были только благие явления, смерть всех живых существ тоже была частью маат: если по какой-то причине они перестали бы умирать, это было бы извращением нормального миропорядка. Так или иначе, это было то состояние мира, при котором Нил регулярно разливается, земля плодоносит, природные процессы протекают нормально. Для обеспечения этого нужен был царь, связанный по своей природе с солнечным богом. По-видимому, для этнокультурной традиции египтян с самого начала их истории на территории Египта было очень важно почитание Солнца.
На первых порах египетской истории, с середины IV тысячелетия до нашей эры, царь мыслился в первую очередь воплощением бога, олицетворявшего небо и находящийся на небе солнечный диск бога Хора, причем именно как земное воплощение, как существо, принадлежащее земному миру, в котором бог Хор воплощается на время его земного существования. Для того чтобы маркировать, что это не бог Хор как таковой, находящийся на небе, царь принимал специальное имя, в котором слово Хор сочеталось обычно с именем какого-то свирепого животного, например Скорпион или имя, которое носил, по-видимому, царь, завершавший войны за объединение Египта, Нармер, то есть Свирепый Сом.
Царские имена и связанные с ними представления эволюционировали. В частности, очень важный этап приходится на царствование Джосера — строителя первой в истории Египта пирамиды. Наверное, мало кто знает, что этот царь носит целый пучок имен, которые подчеркивают его сакральность.
Имя Джосер буквально означает «священный» в том значении, которое этому слову приписывалось в ранней древности, то есть ритуально заклятый от всякого ущерба.
Помимо этого он носит Хорово имя Нечерихет, то есть «божественный плотью». Наконец, он принимает особый титул, который достаточно трудно читается и, по-видимому, означает что-то вроде «солнца в золоте». Этот эпитет показывает, что плоть царя, как и плоть богов, сотворена из драгоценного металла, из золота. Пожалуй, как раз время, которое начинается с эпохи Джосера, примерно с XXVIII века до нашей эры и включая следующие 100–150 лет, — это время наибольшего напряжения в ощущении египтянами божественности своего правителя, когда цари третьей, возможно, начала четвертой династии мыслились практически тождественными богам.
Далее наступает царствование Хуфу, который очень напористо отождествлял себя с видимым на небе Солнцем. Вероятно, как раз в это время появляется общеегипетский культ бога Ра. Преемники Хуфу приходят к мифологеме, согласно которой они оказываются сыновьями бога Ра. Трудно сказать, что они в точности имели в виду: просто что они сыновья этого царя, отождествлявшего себя с Солнцем, или они уже имели в виду мифологему, которая складывается дальше, согласно которой солнечный бог посещает по своему выбору земную женщину и от нее рождается дальше будущий царь. Так или иначе, эта мифологема, которая оказывается очень важной для последующего развития египетской царской идеологии, складывается, и, наверное, напряжение несколько спадает: все-таки ощущать себя подданными сына бога несколько проще психологически, чем ощущать себя подданными бога как такового. В этом смысле важно замечание Андрея Олеговича Большакова, нашего ведущего египтолога, в работе 2015 года, согласно которому для египтян, для обычных людей, имевших дело с царем, невероятную проблему для осмысления должна была составлять банальная зубная боль у Нечерихета, «божественного плотью», не смерть его (в этом смысле как раз ничего выдающегося не было: боги тоже могли гибнуть и терпеть серьезный ущерб друг от друга), а какой-то чисто физический изъян, недомогание. Оно было трудно, конечно, в осмыслении.
На протяжении египетской истории Древнего царства, несмотря на это некоторое снижение напряжения, по-видимому, при царях четвертой династии, ощущение того, что цари — это очень могущественные существа, в чем-то действительно подобные, тождественные богам, сохраняется. Здесь следует сформулировать: а что именно в царях божественного? Я уже сказал, что это была непростая почесть, в этом для египтян был серьезный смысл — в самой способности совершать ритуал, постигать то, что нужно для правильного совершения ритуала, и производить эти действия таким образом, чтобы они воспринимались богами и давали результат. Мы видим по некоторым текстам Древнего царства, что царь воспринимался как своего рода дирижер этих сверхъестественных сил, воплощенных в богах, то есть, хотя в своем земном мире он, конечно, был менее могущественен, чем боги, сама эта сила позволяла ему сонаправлять силы богов.
Все очень сильно меняется в первый переходный период в конце III тысячелетия до нашей эры, когда в результате каких-то бедствий, природа которых до конца непонятна, — некоторые связывали их с экологией, но экологический кризис, видимо, наступил уже после того, как сама катастрофа первого переходного периода разразилась, — Египетское государство переживает упадок, распадается, наступает тяжелое время, отмеченное междоусобицами, голодом, и, естественно, возникает вопрос: как это могло произойти? Каким образом государство, которое было когда-то очень давно, по представлениям египтян, создано богами и которое возглавлялось существами, связанными с богами, могло оказаться в таком положении?
Одна позиция, по-видимому, сводилась к тому, что по каким-то причинам, людям неведомым, ослабла сакральная сила царей. В частности, как раз в это время некоторые современники этих неудачливых царей довольно неохотно упоминают их солнечные имена (имена, которые включают в себя компонент Ра — имя солнечного бога) и подчеркивают, что этот царь является носителем сакральности. О сакральности в такой ситуации говорить лишний раз не приходилось. Эта позиция несколько агностическая: мы не знаем, что произошло, мы должны поступать, как полагалось всегда, то есть естественно совершать ритуал и ждать, что, может быть, все закончится и повернется к лучшему.
Другая позиция, несомненно очень элитарная, позиция образованных людей, вряд ли представленная большим количеством сторонников, сводилась к тому, что, может быть, вообще все, чему нас учили, — это неправда, нужно прекратить транжирить средства на совершение жертвоприношений, нужно полагаться прежде всего на себя, не очень доверять тому, что рассказывали о богах и загробном мире. Следы этой позиции отмечаются в некоторых текстах.
Наверное, наиболее хорошо представлена в текстах позиция, которая сначала, несомненно, была высказана людьми, стоявшими далеко от двора, но дальше была адаптирована царской властью. Царь должен максимально отвечать за свои действия, он существо, наделенное свободой воли, он будет во многих случаях поступать не так, как ему нужно, а как ему хочется, и в этом смысле он должен следить за тем, чтобы не нагрешить, чтобы поступать в соответствии с маат во всех случаях, не вызвать гнева верховного солнечного божества и не обрушить на страну бедствий. Эта позиция, видимо, изначально была критична по отношению к царям и предполагала какой-то элемент предписания со стороны представителями образованных слоев, что именно цари должны делать. Но дальше она все больше и больше адаптировалась самой царской властью. Мы видим ее, например, в «Поучении царю Мерикара», созданном одним из царей XXI века до нашей эры, царем Гераклеопольского царства Хети III. Существенный момент, что в тексте «Поучения царю Мерикара» звучит мысль о том, что царь, как и все земные существа, проходит посмертный суд, по-видимому, перед лицом Осириса, хотя Осирис в этом контексте прямо не упоминается. То есть его положение в мире по этому очень важному параметру сильно приближается к положению обычных людей.
