Во многих учебниках языкознания и в серьезных академических грамматиках написано, что у синтаксической конструкции есть собственное значение. Таким образом, если мы с вами посмотрим, из чего складывается значение высказывания, то мы увидим, что в нем принимают участие значения слов, значения фразеологических оборотов, грамматические значения отдельных словоформ и собственно значение синтаксической конструкции. И это для многих студентов кажется странным и непонятным, поэтому, как мне кажется, об этом полезно задуматься.
Итак, что же такое значение синтаксической конструкции? Давайте рассмотрим предложение: «Петя нарезал мясо тонким ножом». Смотрим, что там есть. Есть значение инструмента — это просто грамматическое значение, мы видим по окончанию творительного падежа, что Петя пользовался ножом как инструментом. «Мясо нарезано тонкими ломтями» или «Петя нарезал мясо тонкими ломтями» — совсем другое грамматическое значение в том же самом творительном падеже. Но если мы сравним две конструкции — «Петя нарезал мясо тонкими ломтями» и «Мясо нарезано тонкими ломтями», — мы увидим, что и в том и в другом случае подлежащее играет какую-то особую роль, оно выделено, оно дает возможность это предложение продолжить по-разному.
Например, если мы сказали: «Петя нарезал мясо тонкими ломтями», то из этого можем сделать вывод, что Петя аккуратный человек, что он умеет накрыть на стол. А если мы сказали: «Мясо нарезано тонкими ломтями», — мы можем сказать: «А я так не люблю, не наешься» — совсем другие возможности у этой конструкции. Получается, что подлежащее в центре конструкции либо «мясо», либо «Петя». Но в одном случае мы с вами видим активную конструкцию, в другом — пассивную. Получается, что подлежащее, и там и там являющееся центром повествования, играет совершенно разную роль. В одном случае это активное действующее лицо, в другом случае — пассивная составляющая, на него направлено действие неизвестно кого, может быть, даже не указано, что это Петя или кто-то другой резал мясо.
И вольно или невольно, осваивая язык с детства, мы понимаем, что такая конструкция используется в таких случаях, а вот такая — в других. Нам далеко не всегда это объясняют. Это по-английски нам объясняют, как использовать пассив или актив, по-русски — нет, мы это должны сами воспринять. И что-то нам нравится, что-то становится для нас более привычным. А если мы займемся научной работой, нас еще будут специально учить писать безличными конструкциями, чтобы свое «я» не выпячивать в повествовании о научной проблеме.
Оказывается, все конструкции, которые мы прекрасно знаем, постепенно осваиваются нами. Некоторые из них встречаются только в устной речи, другие — и в устной, и в письменной, они облегчают нам переход к письму, а какие-то осваиваются только в письменной речи.
Скажем, причастие, деепричастие в устной речи совсем не встречаются, поэтому школьнику надо сначала ознакомиться с тем, что это такое и как оно используется.
Когда причастие или деепричастие может заменить, скажем, придаточное предложение: деепричастие заменяет придаточное времени, причастие заменяет придаточное определительное. И этому всему мы учимся исподволь.
Какие-то самые простые вещи, конструкции, скажем, с однородными членами — это одна из базовых конструкций русского синтаксиса, без нее мы никак не можем обойтись. Как она используется? Какие значения прячутся за этой конструкцией? Допустим, мы с вами напишем: «В вольерах отдыхали слоны, носороги, львы, тигры, медведи и так далее». «Отдыхали» — это утверждение относится к любому из названных животных, они вместе составляют нерасчлененное множество, единое целое. Если мы возьмем, наоборот, другую конструкцию: «В вольерах зоопарка животные рождаются, едят, пьют, рождают детей, дряхлеют и умирают, так и не узнав, что их дикие родичи рождаются, охотятся, становятся объектами охоты, погибают в схватках». Эти два ряда (в первом случае ряд относится к животным в зоопарке, другой — к диким животным) совершенно очевидно показывают нам, что животные, какие угодно, — это абстрактные звери, мы не называем их «дикие звери», «звери в зоопарках», но они все в какие-то моменты своей жизни либо последовательно, либо одновременно совершают те или иные действия. То есть мы осваиваем, что однородность позволяет нам, если речь идет о глаголах, показывать либо одновременность, либо последовательность действий.
Это важное знание, о котором нам никто не сообщает, мы его должны вычислить сами. Любой ребенок и любой взрослый постоянно эти вещи осваивает. Скажем, какие-то конструкции с использованием союзов помогают нам увидеть значение однородных членов, например с союзом «а»: «Львица спит, но остается настороже» — один и тот же объект совершает два действия, которые противопоставлены по какому-то важному признаку друг другу. «Лев спит, а львица сторожит покой прайда» — здесь два разных объекта, их действия противопоставлены друг другу. Совершенно разное использование союзов. И мы это тоже осваиваем, мы понимаем, когда, в каких конструкциях, какие союзы уместны, какие неуместны.
По опыту я знаю, что даже одиннадцатиклассники и студенты-младшекурсники внутренне плохо понимают, не всегда умеют пользоваться конструкциями уступительного характера, они плохо понимают значение уступительных союзов типа «несмотря на то (,) что».
Конечно, есть конструкции простые и сложные, и, если человек много читает, он знает гораздо больше сложных конструкций, осваивает их. В письменной речи конструкции совсем не такие, как в устной. Если у нас нет опыта чтения и письма в научной речи, мы не в состоянии написать текст правильными конструкциями. И студенты даже на пятом курсе иногда мучаются с этим.
Оказывается, за синтаксисом скрывается такое важное понятие, как членораздельность речи. Потому что, если мы не будем использовать значения синтаксических конструкций, у нас речь будет передавать значения, только сополагая значения слов. Скажем, мне пару лет назад встретилось у метро Белорусская на овощном магазине объявление: «Время работа отдел овощи 14–19». Речь абсолютно нечленораздельна, там нет синтаксических отношений. Мы понимаем, что там сказано, нам семантики слов достаточно. Но, как вы понимаете, такое возможно, только если мы описываем ситуацию, прекрасно известную всем участникам коммуникации. Кто писал и кто читал понимают, о чем идет речь и зачем об этом надо писать.
Иногда бывает, что человек достигает высокого уровня владения синтаксическими конструкциями. Скажем, писатель может писать так сложно, так многослойно, что у него могут конструкции нарочно входить в противоречие друг с другом, текст понимать очень сложно, я даже не рискую привести пример. У меня есть замечательный пример из одного из романов Александра Иличевского. Очень красивый, но в это надо вникать только с письменным текстом в руках.
И что же получается? Что есть случаи, когда мы можем достичь высот в освоении синтаксических конструкций, а можем до них не дойти. К сожалению, иногда в интернете приходится видеть тексты, написанные обычными нашими современниками, они высказываются о том, что с ними происходит, и они не умеют использовать простейшие конструкции.
Я с изумлением обнаружила, что люди не умеют пользоваться союзом «но», союзом «что».
Если бы человек просто писал предложение, не ставя ни одного союза, было бы лучше.
Оказывается, этот переход от устной речи, мало членораздельной, во многом обусловленной ситуацией, к речи письменной и сложной — это важный этап, который требует специального обучения. Как говорил Виктор Маркович Живов, «человек учится письму, только читая». И вот оказывается, как говорит Вячеслав Всеволодович Иванов, «человечество проходило долгий путь к членораздельности речи». И если мы будем внимательно относиться к синтаксису, мы этой членораздельности не утратим. Хотелось бы, чтобы изучение синтаксиса было важным этапом и для любого школьника, и для любого взрослого, потому что совершенству нет предела.
