География — наука древняя, может быть, одна из самых древних наук. От нее отпочковалось много всего, что сейчас смотрится весьма самостоятельно, — геология, биология. Когда-то это была базовая фундаментальная наука, а со временем, в процессе дифференциации и отпочкования самых разных научных дисциплин, возникали все бо́льшие трудности самоидентификации географии: как определить то, что мы называем географией, как это обозначить и осмыслить? Конечно, есть подход, который хорошо известен благодаря «Недорослю»: «зачем нужна география, когда есть извозчик», зачем нужна география, когда есть навигатор или еще что-нибудь, отношение к географии как к чему-то утилитарному и не более чем.
На самом деле география позиционирует себя в семействе наук не только как обладатель титула одной из древнейших наук, но и как наука обо всем, что имеет пространственную форму выражения, территориальную форму выражения — за это она отвечает, за территориальные структуры чего бы то ни было. И это «чего бы то ни было» действительно практически не имеет никаких ограничений, кроме, может быть, масштаба — астрономический масштаб, микромасштаб, наномасштаб, конечно, в зону применения географии как науки не входят, хотя являются родственными по этому признаку дисциплинами. А все, что так или иначе связано с другими калибрами масштаба, если можно так выразиться, географией охватывается: территориальные структуры, хозяйства, население, общества являются ее предметной областью, притом что эти разные системы являются ее объектами.
Я сейчас в двух словах изложил системно-структурную парадигму географии, некоторые разработки и более подробные дефиниции, к которым приложил руку мой покойный учитель Исаак Моисеевич Маергойз, профессор Московского университета, и это не что иное, как системно-структурный подход, примененный к географии. И это не единственная форма. Более того, это, может быть, не самая распространенная форма приложения системно-структурных представлений в географии, поскольку параллельно складывалось учение о геосистемах, территориальных системах, в которых географии отводилась роль не науки об аспектах пространственного рода, а в которых считалось, что география — наука не аспектная и не предметная, а объектная, изучающая то, что пространство есть некий самостоятельный объект, и если мы все это закодируем в терминологии системного подхода как геосистему, территориальную систему, то мы получим некий объект, который мы будем изучать, как полагается изучать систему, — с черным ящиком, с входом-выходом. Это тоже некая парадигма с большим эвристическим потенциалом. С моей точки зрения, меньшим, чем тот, который в самых общих чертах набросал применительно к системно-структурному подходу а-ля Маергойз.
Учение Маергойза о территориальных структурах — будем его так называть, хотя некоторые его элементы уже были разработаны и развиты в работах его учеников и коллег: Георгия Михайловича Лаппо, Леонида Исааковича Василевского, Андрея Ильича Трейвиша, я тоже к этому был причастен, — оно на самом деле имеет определенную логическую структуру, которую я коротко изложу.
Маергойз кроме этого системно-структурного соотношения системы, структуры, объекта и предмета ввел понятие о множественности территориальных структур.
Территориальные структуры бывают разные. Бывают интегрально-пространственные структуры — это нечто вроде районирования, с чем мы имеем дело в сетке административно-территориального деления, например, или еще какого-то районирования. Районирование довольно развитая вещь, есть разные типы районирования, и сразу возникает проблема границ — это тоже теоретически встраивается в теорию. Это одна разновидность территориальных структур. Кстати, его эмпирика, на которой он это вырабатывал (важно сказать об этом), — это не есть построение сверху вниз, некое дедуктивное построение, а это очень индуктивное построение, основанное на большом эмпирическом массиве, который он, как экономгеограф, через себя пропустил. Он автор блистательной монографии о Чехословакии и располагал, когда ее писал, данными буквально о каждом чешском и словацком заводе, о каждой деревне, о каждом селе — все это было у него не в компьютере, а в голове. Это была совершенно уникальная информационная база, и, осмысливая ее, обрабатывая ее, он и пришел к тем обобщениям теоретического свойства, о которых я сейчас говорю.
Множественность территориальных структур — это важный момент. Первая структура — интегрально-пространственная. Вторая структура — множественная территориально-отраслевая структура. Представьте себе разные отрасли, и у каждой отрасли есть свой территориальный рисунок, своя схема, и они друг на друга накладываются. Он сравнивал ее с капустой, с капустными листами. Хозяйство как качан: радиопромышленность, металлургия, машиностроение как определенный капустный лист со своей индивидуальной структурой. Где-то они совпадают, где-то пересекаются, и образуется тип другой структуры — множественная территориально-отраслевая. Третья структура, о которой он говорил, — питательно-распределительная структура, кровеносная структура применительно к тем объектам, которыми он больше занимался. К хозяйственным, общественным и населенческим это тоже можно применить. Это те грузопотоки, пассажирские потоки, которые функционируют. Соответствующие аналогии возможны и в других системах, более связанных с природой.
Георгий Михайлович Лаппо концептуально добавил к этому другую территориальную структуру — опорный каркас. Когда мы берем из всего этого эмпирического разномасштабного массива, этой груды щебня самые важные узловые и линейные элементы. Эта совокупность очагов узловой и линейной концентрации образует некий каркас. Это особенно ярко видно на расселении, когда речь идет об агломерациях, а не о каких-то малых городах, — это как бы основные сгустки.
Наша новая реальность дает возможность выделять какие-то новые типы структур. Например, у каждого есть мобильник, у каждого есть какой-то оператор, у этого оператора есть какая-то зона покрытия и так дальше. Здесь не играет роли, сжимается фактор территориальности, почти мгновенно происходит передача какой-то информации, зато есть другие «дырчатости» этого пространства. Это центральный для теории эпизод.
Следующая составная часть этой теории — ее параметризация. Для того чтобы описывать территориальные структуры, нужно на что-то опираться, на какие-то коэффициенты, на какие-то критерии. Это имеет прежде всего аналитическое значение. Скажем, страноведение — мы хотим охарактеризовать территориальную структуру Венгрии и сравнить ее с территориальной структурой Чехословакии. Это прямо противоположные территориальные структуры — с мощной централизацией в Венгрии и с очень дисперсным, неравномерно рассыпанным по территории хозяйством и населением в Чехословакии. Я пользуюсь названием страны, которая была при Маергойзе, — сейчас Чехия и Словакия. Все это можно сравнивать.
Агломерация, централизация — все это укладывается в представление о параметрах территориальных структур, каковых выделяется четыре: территориальная концентрация, территориальная дифференциация, территориальная интеграция и территориальная композиция, каждая из которых состоит из следующих подчастей, подпараметров. В частности, концентрация из агломерации, централизация. Конечно, без каких-то примеров это может быть не так наглядно, но в этом легко удостовериться, или из разных аспектов: разноуровневость или концентрация, плотность и так далее. Для каждого параметра выделяется 10–15 таких аспектов — в этом был как раз вклад Леонида Исааковича Василевского и мой. Этот этап параметризации Маергойзом был намечен, но разработка его упала на наши плечи. А каждому из этих аспектов, каждому из этих параметров и подпараметров может быть поставлен в соответствие определенный набор показателей, из которых тоже можно выбрать наиболее адекватный, и так далее.
В результате образуется достаточно строгая система методологических действий, смыкающаяся с методическим инструментарием экономгеографии, который позволяет, во-первых, упорядочить этот инструментарий, то есть почти ничто не пропадает. То, что как-то возникало, те или иные методы измерения, например куртозис или центрированность, занимают определенное место в системе понятий, в системе теоретических ходов, и эмпирика становится на свое место в некой теоретической конструкции. Мне кажется, что для аналитико-описательной части у этой теории, у этого теоретического подхода совершенно гигантский потенциал, использованный отчасти.
Сколь великий потенциал, скажем, для целей планирования и управления, я бы сказать затруднился, хотя предполагаю, что определенные значения той же концентрации или композиции могут иметь критический характер и приближение к этим критическим величинам может быть сигналом для тех, кто планирует, для тех, кто организовывает эти процессы, для тех, кто в них участвует, — по крайней мере определенным сигналом, звоночком практического свойства. Очень легко это представляю, но так, чтобы это было реализовано сполна, хотя бы на 75% — такого нет. Тем не менее я считаю правильным зафиксировать эту, с моей точки зрения, очень красивую теоретическую конструкцию как некую основу, объединяющую в себе этажи знания — знания методологического, знания отчасти философского, — взгляд на географию как на науку об аспектах и предметах, о территориальных структурах всего чего угодно, всего сущего, и знание о наших методиках. В том числе есть понятие ГИС, геоинформационные системы сейчас очень развиты — все это позволяет быть интегрированным в некоторое теоретическое целое, о котором я пытался рассказать.
