Французская революция — явление абсолютно уникальное и в европейской истории, и, в общем-то, в мировой. С точки зрения фактов это не всегда просто уловить: что такого уникального? Казнили короля, установили республику — это было в Англии в годы Английской революции: и короля казнили, и республику устанавливали. Тогда во Франции правил Людовик XVI, и неслучайно его настольной книгой была история Карла I Английского, он смотрел на английский опыт, чтобы его не повторить и не взойти на эшафот. Велась политическая борьба, казнили людей — это тоже было в истории. Написали несколько конституций — французы прекрасно знали, что американцы написали конституции и для отдельных штатов, и после Войны за независимость. То есть по событийной канве значение революции трудно уловить. Но одновременно были вещи, которые делали Французскую революцию совершенно уникальной.
Во-первых, это первая революция, которая обращена в будущее. Что значило слово «революция» до этого, в Средние века? «Революция» — то есть возвращение в исходную точку. Планета совершает круг, начинает с некой точки орбиты, совершает круг и возвращается в исходную точку, и говорили, что планета совершила революцию. Говорили: больной пережил революцию, то есть не пережил Октябрьскую революцию, а болел, потом был, как мы сегодня говорим, кризис, и в итоге больной пережил революцию. И это не чисто филологическая особенность. В годы той же Английской революции все старались вернуться в прошлое: и король, и парламент, который с ним воевал, в то славное прошлое, когда Англия была великой державой.
Французская революция — первая, которая поставила своей целью, как привычно для нас говорить, «мы наш, мы новый мир построим». Это, конечно, сделала Французская революция первой на основе того, что писали просветители, им очень верили — образованная элита, конечно. И казалось, что нужно принять ряд каких-то правильных законов, написать правильную конституцию, перестроить страну, и тогда наступит счастье. Этим, собственно, Французская революция занималась.
Если говорить современным языком, то страна была полностью переформатирована. Раньше были провинции, привычные для нас: Бургундия, Нормандия, Шампань или Прованс. У каждой провинции были свои обычаи, привычки, языки, говоры, на границах провинций стояли таможни, то есть проехать беспошлинно, провести товар было нельзя. Жители части провинций даже не считали себя французами, они говорили: «Там у них во Франции какая-то революция, а нам чего в это лезть». Революция это полностью изменила: провинции отменили, на месте провинций появились восемьдесят с лишним департаментов, более-менее равных по количеству населения, названия провинций ушли в прошлое, и департаментам дали названия по географическим привязкам: Сена и Марна, Верхние Альпы, Монблан и так далее. Кроме этого, была поставлена цель бороться с независимостью провинций, поэтому все департаменты обладали совершенно равными правами.
Была поставлена цель, чтобы все говорили на французском языке. Понятно, что реализовать это за год, за два или за десять нереально, но путь, который для этого был обозначен, появился в годы Французской революции — это начальная школа и средняя школа. То есть школа должна научить детей говорить правильно, школа должна воспитать гражданина будущей Франции. Век с лишним за это боролись, в полной мере эта система заработала в конце XIX века. Уже с того момента была поставлена задача, чтобы французы говорили по-французски.
До этого француз, который отправлялся из Парижа куда-нибудь в Монпелье, считал себя просто иностранцем, он ничего не понимал.
Это есть в воспоминаниях от XVII века, когда один французский драматург писал, что он, как московит, не понимает ни слова из того, что ему говорят на улицах.
Кроме этого, Французская революция, насколько это было возможно, полностью покончила со всеми делениями французов, чтобы создать единый французский народ, или, как тогда говорили, единую французскую нацию. Неслучайно нация была, и в Англии была нация, и было понятие французской нации, но нация в современном смысле слова со всем вытекающим, с национализмом, с шовинизмом — это, конечно, творение Французской революции. И было провозглашено полное равенство, но перед законом. Говорили: понятно, что умный не будет равен глупому, сильный не будет равен слабому, но перед законом все должны быть равны. И Французская революция отменяет все, что нацию делило: отменяет сословия, отменяет дворянские титулы, ремесленные цехи, корпорации — все это было отменено.
Появился принцип выборности. При старом порядке, как стали называть то, что было до, господствовал принцип назначаемости на должности. Суверенитет у короля, король назначает на все должности, часть должностей продается. Теперь появляется понятие «суверенитет нации», и на все должности выбирают, вплоть до епископов, то есть даже на церковные должности. Впоследствии, конечно, это все корректировалось, часть просветителей писала, что голосовать должен весь народ, нереально, чтобы народ принимал законы, народ избирал представителей, и те принимали законы. Потом при Наполеоне (Наполеон, конечно, часть революции) появилась идея о том, что государство назначает должностных лиц, префектов — это все дожило до сегодняшнего дня, — чтобы контролировать то, что происходит на местах. Но в общем и целом принцип выборности восторжествовал.
Начал реализовываться принцип, который получил название «меритократия» — править должны лучшие: лучшие по способностям, лучшие по талантам. Никакая европейская страна этого не провозглашала, непонятно, может ли какая-то страна вообще этого добиться, поскольку всегда будет какая-то борьба между людьми. Но французы это провозгласили, стали претворять в жизнь, это пошло с Наполеона. Маршал Ней — сын бондаря, маршал Мюрат — сын трактирщика, но никого это не волновало — ни происхождение не играло роли, ни богатство, ни какие-то другие достоинства, а назначали по таланту — в идеале, конечно. Потом Франция примерно за век выстроит специальную систему под это, и сегодня, если вы хотите занять многие государственные должности вплоть до школьного учителя, вы должны проходить конкурс, сдавать экзамены. То есть на уровне официальной идеологии на должности назначаются лучшие.
Таких фрагментов в истории Французской революции очень много, и в целом они формируют французскую политическую систему, причем сегодняшнюю. Если для нас Октябрьская революция — событие, которое было неизвестно когда, а Французская была 225 лет назад, даже больше, и у нас нет таких событий, которые были бы столь важны, то для Франции Французская революция совершенно официально, на уровне официального дискурса — это событие основополагающее. И это не просто идеология, это живет в головах рядовых французов, их воспитывает все та же школа. Когда возникает какой-то скандал на религиозной основе или еще какой-то, всегда говорят: это покушение на республиканские ценности, это ценности Французской революции, они были заложены, и менять их нельзя ни в коем случае.
Естественно, революция — событие основополагающее во многом не только для Франции, но и для всей Европы. В 1792 году начинается война, Франция сама ее начинает, никто, конечно, не мог себе представить, что война продлится двадцать с лишним лет, до 1815 года, — современники иногда называли ее тридцатилетней войной. Революционные войны перерастут в наполеоновские, и после Венского конгресса будет выстроена Венская система — 1815 год. Карта Европы изменится, изменятся принципы, которые были положены в основу международной политики. Историки спорят, сколько эта система прожила в изначальном виде — 10 лет, 15 лет, 20 лет. Но есть очень любопытный факт, что XIX столетие оказывается самым мирным из всех предыдущих. То есть некую международную систему по итогам революции все-таки смогли построить.
И значение для всего мира, которое не ограничивается ни Францией, ни Европой.
Принцип 1789 года, как принято говорить во Франции, — это то, что является сегодня основой, аксиомой европейской политической модели.
Свобода, равенство всех перед законом, презумпция невиновности, закон един для всех, народный суверенитет, все должны избираться — это остается базой и европейской политической модели, и американской политической модели, и оттуда уже распространяется на весь мир. Если взять идейные течения, которые задавали координатную сетку для событий в Европе и во всем мире в XIX–XX веках — либерализм, социализм, консерватизм, коммунизм, что угодно, — все ищут и находят себе предшественников именно в годы Французской революции, все ведут свои истоки именно оттуда.
Практически любая революция XIX века поверяет себя по Французской революции — и не только XIX века: Октябрьская революция — начало XX века, и для Октябрьской революции Французская была совершенно официально признана (это есть в официальных выступлениях) революцией-прототипом. То, что происходило во Франции 200 с лишним лет назад, стало прототипом для того, что происходило в совершенно иных условиях в абсолютно иной стране, причем прототипом на многих уровнях, начиная от лексики — те же самые нам привычные комиссары появляются в годы Французской революции — и кончая тем, что во время Октябрьской революции постоянно следили, какие этапы прошла Французская, как в ней шла политическая борьба, вот у них террор и у нас, а будет ли у нас термидор. Это официально обсуждалось на уровне Центрального комитета партии, на уровне крупнейших партийных деятелей.
