По моему убеждению, изучая жизнь в современном срезе, изучая современные, живущие на памяти людей организмы, мы не можем доказать существование эволюции жизни. Человеческая история настолько короткая, что за это время не образовалось ни одного нового вида. То, что можно сделать путем селекции, естественного отбора или же генетических преобразований, — все имеет обратный ход. То есть при попадании в естественную среду все созданные нами новые породы животных приобретают признаки исходных диких видов.
Мы можем предположить по многим признакам, о которых всем, в общем-то, известно, что эволюция идет, но наблюдать ее мы не можем. И только по данным палеонтологии мы можем понять и показать, что органический мир действительно изменялся. Опять-таки эти изменения совсем необязательно эволюционные. Действительно, переходя от слоя к слою в горных породах, мы видим, что близкие к поверхности горные породы содержат остатки организмов, близких по морфологии к современным. Ниже организмы немного другие, еще ниже — совсем другие, еще ниже — вообще не имеющие видимой связи с современными организмами. А потом и вообще видимые организмы в геологических слоях отсутствуют. То есть мы видим, что жизнь изменяется. Но почему она изменяется? Каким путем она изменяется?
Существует гипотеза множественного творения, что Господь много раз создавал мир. То есть не один раз, как написано в разных священных книгах, а много раз. Каждый раз у него мир получался лучше и лучше, пока наш мир с человеком появился. Это нормальная рабочая гипотеза, которую тоже можно, наверное, проверять. То есть палеонтология показывает, что мир изменчив, мир изменился, изменялся, но механизма она не показывает.
Есть интересная причина. По одному из распространенных мнений, это связано с неполнотой геологической летописи. Чаще всего мы не можем видеть эволюционных изменений, а лишь какие-то скачки биологических форм. То, что мы видим, то, что зафиксировано в ископаемой летописи, составляет очень небольшую, просто мизерную часть от реальной истории.
Можно такой произвести подсчет. Лучше всего сохраняются морские осадки, и на них будем ориентироваться. Слой осадка в три сантиметра накапливается практически мгновенно, за день. Во время хорошего шторма может накопиться несколько метров осадков. Потом они могут размыться. Возьмем в среднем три сантиметра. Это я имею сейчас в виду мелководные осадки. Скажем, на одной из геологических платформ, на которых стоит Москва, моря были мелководные, слои одномоментные — в три сантиметра, нормальные по масштабам осадконакопления для этих условий. В среднем мощность осадочного чехла у нас мы можем принять в три километра. Три километра при скорости осадконакопления три сантиметра в день, например. Получается, что эти три километра накопились где-то лет за триста. Но мы знаем, что три километра осадков Восточно-Европейской платформы накопились за 600 миллионов лет.
То есть из шестисот миллионов лет реальной истории геологическая летопись нам предоставляет только триста лет.
Мы знаем, что здесь зафиксировано на территории Европы, Восточно-Европейской платформы, только последние триста лет из шестисот миллионов — одна двухмиллионная реальной истории. В геологической летописи это по большей части дырки, а не элементы информации. Эта прерывистая информация не дает постепенной картины.
В некоторых случаях мы можем наблюдать постепенные изменения форм. Скажем, в Ленинградской области присутствуют отложения ордовикского периода, а в этих отложениях встречаются остатки трилобитов — это организмы, относящиеся к типу членистоногих, дальние родственники, скажем, раков. И мы видим в некоторых разрезах серию зафиксированных моментальных срезов популяций трилобитов. Причем на время существования вида приходится два-четыре среза. То есть за все время существования вида три-четыре среза фиксируют по этой ископаемой популяции.
Мы видим, что на одном срезе, скажем, у трилобитов, у какого-то определенного вида, глазки низенькие, на другом срезе — чуть повыше, потом — еще выше. И так мы можем наблюдать, как у какого-то вида или серии последовательных видов вырастали глаза. У некоторых видов вырастала голова, то есть она вытягивалась в высоту. Вероятно, целая группа трилобитов, род Азафус (Asaphus), какое-то время испытывала тенденцию, необходимость к поднятию головы над осадком. То ли они зарываться начинали. И несколькими способами они поднимали глаза над поверхностью осадка.
Главное, что это все видно на постепенных, последовательных срезах. И благодаря этому мы можем говорить, что мы видим здесь эволюцию. Здесь нет каких-то глобальных актов творения — есть постепенные изменения. Благодаря таким находкам — а их, кстати, не так много — палеонтологи могут говорить, что, действительно, эволюция была.
