Когда в конце XIX века врачей озаботила проблема высокой смертности женщин при родах, то возникла задача создать безопасные технологии абортов. Это была чисто медицинская цель, и медики знали, что они делают благо, во имя которого работают. Но как только были созданы новые безопасные технологии абортов, то сразу сама технология переступила порог лабораторий, клиник, она стала использоваться как социальное средство контроля над рождаемостью, над фертильностью женщин.
Был сделан первый шаг разделения, которое дальше будет только углубляться, разделения между получением сексуального удовольствия и продолжением рода. Аборт дал первое средство, хотя и варварское, болезненное, но все-таки достаточно серьезное. И надо сказать, что в Советском Союзе почти до конца существования той системы он оставался основным средством контроля над рождаемостью у женщин.
Следующий этап — создание новых контрацептивов. Хотя контрацептивы известны с глубокой древности, но как медицинская проблема она возникла только после Второй мировой войны. Мотивация опять же была вполне понятная: война — это не только разрушения, убийства, это еще социальная катастрофа. И огромное число абортов в результате неконтролируемой сексуальности в зонах бедствий поставило перед врачами задачу предотвратить необходимость абортов. А первый способ предотвращения — это создать контрацептивы. И контрацептивы были созданы. Опять же была абсолютно ясная благая цель: мы должны спасти часть женщин от последствий абортов, от болезненных процедур и так далее.
Но как только контрацептивы были созданы, то сразу же возникла новая социальная ситуация: то, что врачи думают о благе и его реализуют, создавая какое-то средство, становится формой социальной деятельности, социальной жизнедеятельности. Произошел еще один важный шаг расслоения технологии получения удовольствия или образа жизни для получения сексуальных удовольствий и продолжения рода. Предохраняясь, мы создаем себе новую социальность, а внутри этой социальности возникло очень важное безразличие. Если целью в какой-то социальной жизнедеятельности является получение удовольствий, то тогда все равно, как их получать.
Раньше основным аргументом против гомосексуализма было то, что он противоестественен, не способствует продолжению рода. А теперь сами медики создали средство, которое отставило это в сторону: продолжение рода — это одно, а удовольствие — это другое. И за счет этого возникла новая культура, возникла сексуальная революция 60-х годов, которая уравняла гомосексуализм с гетеросексуализмом, с транссексуализмом. Теперь это из природной черты человека превращается в ориентацию. Сегодня у меня такая ориентация, завтра другая, и если они поменяются, никаких проблем не будет.
Врачи, прекрасно понимая, что они делают с телом, с маленькими ненаблюдаемыми обычным глазом клеточками, не понимают и не видят, что они делают с обществом, какие эффекты их изобретений отзовутся в обществе. А эти эффекты весьма серьезные. Возникли новые социальные роли. Когда я приехал в Америку первый раз, для меня было странным слышать «бойфренд», «герлфренд». Что это такое? Это просто объединение людей для совместной комфортной жизни. То есть социальные последствия очень серьезные.
Следующий шаг — опять же великое открытие, связанное с оплодотворением в пробирке и с возможностью вынашивания эмбрионов суррогатными матерями. Прекрасно сделано, но социальный эффект заключается в том, что возникли новые формы семьи — гомосексуальные семьи, так же как и семьи транссексуалов и так далее, теперь могут заводить детей, используя новую современную технологию. И снова это технологизируется и все больше передается машине.
Следующий шаг на пути сексуального прогресса, я думаю, будет связан с технологиями клонирования.
Сейчас из-за их небезопасности клонирование человека везде запрещено. Но это проблема биотехнологического прогресса. Проблемы будут решены через 10–20 лет — этого я не знаю, но они будут решены. И тогда возникнет новая ситуация. Потому что до сих пор, чтобы продолжить род, нужна была встреча двух людей — мужчины и женщины. Клонирование снимает эту проблему. Одна клеточка, взятая со слизистой щеки, может дать начало новому человеку. И тогда различие между мужским и женским уже становится неинтересным для культуры, можно и обойтись без него. Но ведь на нем строится вся культура человека. Все художественное творчество, мифология, литература — все «мужчина — женщина». Казалось бы, простые отношения, но бесконечная тема для развития. А теперь клонирование это снимет. Не будет такой проблемы.
Параллельно с развитием технологий оплодотворения в пробирке и суррогатного материнства развивались технологии смены пола. Сначала они тоже были чисто медицинскими. Есть ограниченное число патологических врожденных состояний, когда пол родившегося ребенка не определен. Это проблема гермафродитизма. Хирурги и специалисты в области гормональной терапии научились прекрасно лечить эти состояния, давая возможность новорожденному развиваться либо в направлении мужского развития, либо в направлении женского. Но, как со всеми остальными технологиями, как только технология была создана как безопасная, она стала использоваться за рамками клиник, по усмотрению самих людей. У некоторых людей вдруг обнаружились патологические состояния, когда они стали жаловаться: «Я женщина в теле мужчины, я страдаю, я хочу стать женщиной», и наоборот. И эти технологии позволяют сменять пол.
Это очень важно, потому что раньше родиться мужчиной или родиться женщиной — это иметь судьбу. А теперь ты можешь эту судьбу перекроить. Так же, как и с гомосексуализмом, и гетеросексуализмом, пол становится ориентацией. Сегодня мне захотелось быть мужчиной — пожалуйста, хотите обратно — пожалуйста. Описаны случаи в литературе, когда создавались транссексуальные семьи, в которых рожать было удобнее бывшей женщине, ставшей мужчиной. Ее гормонально настраивали до полноценной женщины, она вполне рожала детей, а потом возвращалась в мужское обличье в этой транссексуальной семье. То есть все становится условным, технологически замещаемым.
Следующий этап — это искусственная матка. Матка освободит женщину от родов, от женственности, от самой главной характеристики, которая была у женщины в культуре, — от деторождения. Это будет безопасно, это будет хорошо контролируемо. Неонатологи, специалисты по детскому развитию, просто мечтают, ведь на любом этапе можно взять какой-нибудь сделать анализ, обследовать. Это же не человек, женщина, а это машина, и с ней можно по-разному работать. То женщин заставлять рожать — это тяжело, а то вместо завода АЗЛК построить завод по производству нового поколения россиян. У нас проблема демографии — вот мы решим. Единственная проблема в том, что мы разрушим некоторые основания. Опять же, клонирование разрушает — один момент, здесь еще из человека вычленяется — другой момент.
Нейробиологи, нейрохимики, разрабатывая, исследуя, например, нейрохимию получения сексуального удовольствия, готовы моделировать эти состояния и искусственно воспроизводить их с помощью таблеток. Получается очень интересная ситуация: будущее человечества видится в этой перспективе более здоровым, потому что не нужно будет заниматься сексом, исчезнут проблемы ВИЧ-инфекции, всевозможных гепатитов. Единственное, что при этом в конечном итоге сам человек потеряет себя. Кто он такой? Он? Она? Оно?
В заключение я хочу сказать, что безобидная, казалось бы, технология, связанная с микроманипуляциями на молекулярных основах, на клеточных материалах, которые хорошо известны людям, которые делают, могут иметь серьезные социальные последствия. И поэтому все эти исследования должны сопровождаться обстоятельной социальной и гуманитарной экспертизой возможных последствий и заранее эти последствия предотвращать.
