Праздник в теории сакрального

Праздники занимают важное место в нашей жизни. Причем праздники бывают разные: дни рождения, семейные праздники, профессиональные праздники, национальные праздники, Новый год, например, или инаугурация. Все крупные революции оставляли после себя наследие в виде системы праздников, с помощью которой они пытались регулировать жизнь людей.

Праздники иногда удаются, иногда не удаются, иногда бывает хороший праздник, иногда неудачный, и мы говорим, что праздник не удался. Также мы знаем, что после или во время некоторых праздников люди начинают вести себя очень странно, у них как будто разблокируются все ограничения, они забывают о нормах и начинают делать то, о чем потом не хотят вспоминать. Почему так получается? Почему праздники иногда удаются, а иногда не удаются? Почему в ходе некоторых праздников люди теряют голову?

Чтобы ответить на этот вопрос, нам нужно разобраться с тем, как устроен праздник. Если мы подумаем над природой праздника, то быстро обнаружим, что единственное, что мы точно можем сказать о празднике, — он никогда не бывает индивидуальным, приватным. Мы можем сказать, например: «Старик, у меня сегодня праздник, пойдем выпьем». Но в таком случае мы уже пытаемся с кем-то разделить этот праздник. А личного, приватного, тайного праздника у нас быть не может, и о таком празднике мы никогда не сможем сказать, хорошо он прошел или плохо.

Праздник — это мероприятие всегда коллективное. Наиболее запоминающиеся праздники — те, в ходе которых каким-то образом интенсифицируется коллективность, где мы чувствуем себя захваченными некоторым коллективным чувством, где мы как будто бы теряем контроль над собой в пользу возникающей в этот момент коллективности, которая нас охватывает и кружит в едином порыве.

Как и почему возникает такая коллективность? Ответ на этот вопрос можно получить из теории сакрального. Теория сакрального возникла в конце XIX — начале XX века и развивалась одновременно целым рядом авторов. Центральная идея теории сакрального состоит в том, что все вещи, с которыми мы имеем дело, которые мы способны узнать, делятся на сакральные и профанные.

Общество, в котором мы живем, как бы изымает из общего оборота некоторый набор вещей и называет их вещами сакральными. Они оказываются выделенными в отдельную сферу, и нам запрещено обращаться с ними нормальным, регулярным образом, как мы обращаемся со всеми прочими вещами.

Сакральные вещи существуют для каждого из нас. Как бы мы ни хотели отрицать влияние на нас общества, для каждого из нас всегда существуют вещи сакральные, вещи, которые для нас максимально ценны, вещи, в отношении которых нам не все равно, как люди себя с ними ведут. Не все равно — это значит, что они могут вызывать в нас какие-то глубокие чувства, глубокие переживания. В ситуации осквернения сакральной вещи мы можем даже не среагировать, у нас может возникнуть желание остановить того, кто оскверняет, но мы можем подавить в себе это желание. Но сама эмоция, которая в нас возникает, само переживание, тяжелое чувство, которое мы испытываем, показывает, что эта вещь отделена для нас от остальных, а то, что в настоящий момент происходит, — это пересечение границы между профанным и сакральным.

Поскольку все вещи отделены друг от друга, разделены на профанные и сакральные, мир, в котором мы живем, обнаруживает порядок, в котором мы можем выходить из одних категорий и переходить в другие посредством пересечения границы между этими категориями. Таким образом, мир структурирован, вещи отделены друг от друга, и для того, чтобы перейти от одних вещей к другим, нам иногда нужно совершить переход от профанного к сакральному. Вещи не являются сакральными в абсолютном смысле. Они всегда сакральны по отношению к чему-то другому, они сакральны по отношению к тому, что сейчас профанно.

То, что для нас сейчас сакрально, в какой-то момент может оказаться профанным, и наоборот.

Переходы между профанным и сакральным означают переходы между разными состояниями. Эти переходы между состояниями отмечаются некоторым разрывом нашей обычной жизни. В этом разрыве и возникают ритуалы, которые мы опознаем как праздники, ритуалы, прерывающие обычный ход жизни. Для того чтобы праздник состоялся, нам необходимо пересечь границу между профанным и сакральным и оказаться в состоянии, которое в теории сакрального называется состоянием переходным, или лиминальным, — состояние, в котором мы как будто уже покинули предыдущую фазу, стандартное, привычное нам профанное состояние, но еще не перешли в другое состояние. И мы отмечаем этот переход.

Этот переход может происходить только совместно. В этом переходе мы должны соучаствовать с другими людьми. Они должны заверять, подтверждать этот переход и в результате этого перехода испытывать общую с нами эмоцию. Эта общая эмоция проистекает из того, что мы вместе переходим границу сакрального. Мы как бы сливаемся с ними воедино, образуем социальное единство, и нами овладевает коллективное чувство именно потому, что мы вместе переходим границу сакрального.

Именно в этот момент для нас оказываются доступными вещи, или образцы поведения, или мысли, которые традиционно для нас не были доступными. Именно поэтому в ходе праздников, которые реально интенсифицируют коллективные переживания, люди могут совершать непредсказуемые действия. Более того, они, скорее всего, будут совершать действия, которые в обычной, повседневной жизни запрещены. И если символы, которые участвуют в этом переходе, достаточно важны для них, чтобы запустить процесс коллективного приобщения к сакральному, то с большой вероятностью они будут чувствовать себя возбужденными, они будут приходить вместе в состояние, которое Эмиль Дюркгейм называл состоянием бурления, effervescence, и в этом состоянии будут делать вещи, которые в обычном порядке запрещены.

Один из последователей Дюркгейма, британский антрополог Виктор Тёрнер, говорил о том, что в состоянии лиминальности фактически перестают действовать принципы, которые структурируют нашу обычную жизнь, вообще перестает существовать обычная структура. Мы переходим в состояние, которое он назвал антиструктурой, где привычных границ либо нет, либо они перевернуты.

Начальник может выпивать вместе с подчиненным, они могут обращаться друг к другу на «ты» и могут позволять по отношению друг к другу вещи, которые в обычной жизни резко изменили бы статусную иерархию. Люди могут вступать друг с другом в отношения, которые опять же вне праздника для них являются непредставимыми. Люди могут позволять себе выходить из состояния, в котором они себя контролируют, именно потому, что-то, ради чего они себя контролируют, то есть поддержание порядка, для них становится не особенно значимым. И чем сильнее это коллективное чувство, чем сильнее символ, который активирует коллективное переживание, тем более настойчиво и более последовательно будет разрушаться обычный порядок, тем большими будут следствия совместного переживания, в которое переходят люди.

Пожалуй, самый интересный вопрос, который можно задать: в какой степени можно контролировать такого рода процессы? Очевидно, что, используя символы, которые являются для людей сакральными, мы можем так или иначе манипулировать их переходом в другое состояние. Но, во-первых, способны ли мы сами при этом сохранять контроль над процессом? А во-вторых, до какой степени мы можем потом возвращать их в какое-то состояние порядка, до какой степени мы можем оставлять горизонт порядка, который уходит от нас, отдаляется от нас в ситуации праздника, переживаемого как бурление?

Еще один интересный вопрос, с которым приходится сегодня иметь дело социальной теории сакрального, — это вопрос о цикличности. Ясно, что сакральное интенсифицирует коллективное переживание, а потом коллективное переживание ослабевает. При этом мы понимаем, что, когда люди начинают входить в зону потери контроля, в зону захваченности коллективными переживаниями, они не думают о том, что за пределами того, что мы делаем, будет некоторый порядок, что завтра я проснусь, у меня будет соответствующее ощущение, мир будет снова упорядочен.

Нет, люди входят в это состояние, будто расставаясь со всем, будто в последний раз, будто покидая этот берег навсегда.

Но при этом мы знаем, что потом все равно эта интенсификация оборачивается успокоением, все выглядит так, будто это была запланированная, срежиссированная история, драма, конец которой ее герои знают заранее. Но это не так. И мы отлично знаем это по себе. Когда мы всерьез охвачены коллективным чувством, когда праздник действительно удался, то мы начинаем совершать действия, которые создают для нас некоторый настоящий риск.

Раз так, то вопрос в том, в какой степени этот риск может быть учтен теоретически. В какой момент круг будет разорван? Последователи Дюркгейма, в частности Роже Кайуа, который пытался создавать свою собственную теорию праздника, обращали внимание на то, что в современном обществе этот цикл начинает выглядеть немного по-другому: у него более сглаженные пики, мы редко участвуем в ситуациях, которые требуют от нас максимального выплеска энергии, мы редко попадаем в ситуации, когда действительно сливаемся в каком-то экстазе с другими в ходе праздника, при этом мы все время как будто бы чувствуем некоторые эффекты, которые оказывают на нас регулярные праздники. Если эта волна имеет тенденцию к сглаживанию, то вопрос в том, не создает ли предсказуемость праздника угрозу самому коллективному чувству. Иными словами, может ли случиться, что когда-нибудь мы окажемся в мире без праздников?