В ряде восточных культур мы выделяем несколько больших кругов. Эти круги в целом отражают важнейшие цивилизационные параметры, по которым мы определяем специфику цивилизаций, сложившихся на Востоке. Принято выделять несколько больших ойкумен (греческое слово οἰκουμένη означает «круг обитаемых земель» — это цивилизационный круг), и внутри этих ойкумен или рядом с ними мы выделяем параойкумены, или субэкумены, то есть небольшие или более компактные цивилизационные группы, которые тоже обладают большим внутренним единством, но тем не менее не принадлежат ни к одному из этих кругов.
Считается, что этих больших кругов несколько. Один из этих кругов сложился на Востоке между серединой I тысячелетия до н. э. и первыми веками н. э. — это круг буддийской цивилизации, то есть все, что связано с распространением буддизма: от Индии через Тибет, Китай, Японию, Бирму и страны Юго-Восточной Азии.
Второй большой цивилизационный круг — это круг, связанный с возникновением христианства в начале I тысячелетия н. э. Это круги на Востоке, связанные, с одной стороны, с распространением христианства из Палестины через Малую Азию на восток, вплоть до Китая, и на запад, вплоть до Египта. Естественно, распространение христианства на запад породило западную цивилизацию.
И, соответственно, третий большой круг — это круг, связанный с монотеизмом в V–VI (так называемое «арабское пробуждение») и в VII веках, когда произошли основные исламские завоевания и возник, сложился тот исламский мир, который мы знаем: от Марокко (Магриба) на западе и примерно до Индонезии на востоке.
Помимо больших кругов существуют и малые, но, прежде чем назвать эти малые круги, можно ответить на один простой вопрос, который неизбежно возникает при обращении к этой цивилизационной специфике: почему во главу угла мы ставим какие-то религиозные параметры? Почему мы определяем цивилизационные круги через религию, а не через, допустим, способ хозяйства или через типологию институтов? Дело в том, что в основном эти круги складывались на Востоке в то время, когда там происходило разложение архаического уклада жизни, и именно в этой ситуации религия обладала определяющим и главенствующим влиянием, оказывала влияние на складывание важнейших цивилизационных параметров: это и язык, и культура в широком смысле слова (бытовая культура, искусство, я уже не говорю о литературе, вплоть до алфавитов и этикетных вещей). Поэтому эти большие цивилизации сложились под влиянием религиозных традиций. Мы не сводим культуру к религии, культура — это, разумеется, более широкое понятие, но понимаем, что религия в это время оказывала решающее влияние на складывание всех культурных кругов.
Помимо этих культурных кругов существуют и субэкумены, которые существуют рядом с этими кругами или внутри них, но имеют несколько обособленный характер. Если обратиться, например, к культуре исламского Востока, то внутри этого большого понятия существуют субэкумены. Например, когда мы говорим о культуре тропической Африки: Мали, Мавритании, — это не совсем то, что мы имеем в виду, когда говорим о Магрибе, Тунисе или Алжире. То же самое можно сказать и об иранской культуре — это тоже субэкумена внутри исламской цивилизации, и ее параметры связаны с иранским прошлым и отчасти со среднеперсидскими традициями. И буддизм — там тоже много небольших субэкумен.
Поэтому внутри понятия «христианский Восток» мы выделяем группу субэкумен, таких цивилизационных кругов, которые сформировались под влиянием христианства, но обладают собственной локальной спецификой.
И эта локальная специфика в сочетании с христианством дает разные интересные комбинации и создает очень интересное цивилизационное разнообразие Востока.
Этих кругов, этих субэкумен несколько, и самый главный — в Леванте на Ближнем Востоке — это сирийское христианство, то есть культура людей, говорящих на арамейском и арабском языках, обладающая традицией арамейского христианства, идущего от II века. Это коптская культура в Египте — копты, говорящие или по крайней мере хранящие память о коптском языке, который существовал там примерно со II века до н. э. и стал главным языком египетского христианства. Это Эфиопия — тоже большая христианская цивилизация, «большая христианская субэкумена». Это культуры иранского христианства. Это культуры вдоль Великого шелкового пути: согдийцы, различные люди, говорившие и писавшие на новоперсидском языке. И это культура христианского Закавказья — прежде всего это три большие культуры: грузинская, армянская и культура кавказской Албании — одна из них исчезла, две продолжают существовать. Все эти круги, все эти субэкумены составляют некоторое единство, которое мы называем христианским Востоком, которое продолжает существовать географически и политически внутри исламских и разных других стран и народов.
Когда мы говорим «культура», мы не сводим это к этносу. Это значит, что мы говорим о языке, мы говорим о культурной традиции. В этом смысле христианский Восток полезен для понимания нашей собственной специфики, потому что в каком-то смысле древнерусская культура на определенном этапе своего формирования тоже формировалась как культура христианского Востока. Там всегда в середине есть матрица, этой матрицей является грекоязычная христианская традиция, Библия, определенный круг текстов, и поэтому для понимания нашей собственной древнерусской специфики понимание христианского Востока может оказаться полезным.
Что можно назвать основными типологическими признаками культур христианского Востока? Это, во-первых, большой культурный сдвиг или большая культурная эволюция, которую переживает эта культура в связи с принятием христианства, в некотором смысле это ее начало. Второй момент — это центральная роль, которую играет транзитирование, то есть транзитные механизмы передачи и адаптации христианского наследия, матрицы, то есть грекоязычной традиции (в некоторых случаях место этой грекоязычной традиции могут занимать арамеоязычные — об этом надо говорить отдельно), но тем не менее есть матрица, и есть ее трансляции.
Третий момент — это, конечно, то, что все эти культуры имеют тенденцию к определенного рода экспансии, то есть, с одной стороны, они пытаются включить в себя разные окрестные явления и за счет этого обогатиться, а с другой стороны, эта экспансия имеет тот смысл, что многие из этих культур порождают дополнительные «субсубкультуры». Например, на стыке эфиопской и коптской культуры существует культура христианской Нубии — в Судане она до сих пор каким-то образом присутствует. А когда мы говорим о том, что на юге Судана есть христиане, то это христиане, которые, с одной стороны, могут быть результатом миссии каких-то современных западных традиций, а с другой стороны, это могут быть христиане, оставшиеся от старой цивилизации — маленькой группы, которая возникла на стыке этих групп.
Поэтому это всегда транзит, это передача матрицы, это стремление к экспансии, это очень сильная культурная борьба за выживание, поскольку эти все группы, как правило, находятся под каким-то влиянием: в исламских странах под влиянием ислама, где-то это могли быть влияния других традиций, в Северном Китае это могла быть конфуцианская или даосская традиция, на Кавказе вообще особая специфика нежесткого характера (был ислам, был зороастризм, локальные политеистические культы).
Поэтому культура христианского Востока — это культура такого же типа, как культура буддийского круга, исламского круга, это целый мир. Мы говорим «исламский мир», «буддийский мир» так же, как есть и «мир христианского Востока». Просто этот мир нам кажется понятным, известным, хотя на самом деле он нам не понятен и не известен.
