В 2008 году в русском переводе вышла одна из лучших популярных книг по языкознанию — книга известного американского лингвиста Марка Бейкера, которая называется «Атомы языка». Эту книгу Бейкер начинает с того, что формулирует парадокс, выражающий, с его точки зрения, главную загадку, перед которой оказывается наука о языке. Он называет эту загадку «парадокс шифровальщика». Бейкер рассказывает известный исторический эпизод: одной из причин победы Соединенных Штатов Америки во Второй мировой войне над Японией в Тихом океане было то, что американцы расшифровали японские военно-морские коды, а японцы американский код расшифровать не смогли.
Вместо кода американцы использовали язык индейцев племени навахо, которые были призваны на военную службу и переводили с английского на навахо при передаче сигнала и с навахо на английский при приеме сигнала. Вопреки опасениям, которые были у командования, сообщения переводились очень точно и очень быстро, что было, конечно, важно в условиях боевых действий. И Бейкер правильно говорит, что если среди всех языков Земли специально искать два языка, которые максимально отличаются друг от друга (такие два языка, которые не имеют вообще ничего похожего), то лучшими кандидатами будут английский и навахо, различающиеся всем, чем могут различаться человеческие языки. Бейкер говорит, что английский и навахо, конечно, радикально различаются и что если бы они не различались, то японцы легко разгадали бы эту загадку. С другой стороны, английский и навахо должны различаться очень мало, по сути, почти вообще не различаться, потому что иначе невозможно объяснить, как так быстро и эффективно происходил перевод с одного языка на другой.
Есть два вопроса. Первый вопрос, или факт, — то, что языки колоссально различаются. Это касается примерно пяти тысяч языков, на которых говорит сейчас человечество; в истории существовало еще необозримое множество языков, которых уже нет. Языки проявляют потрясающее разнообразие. Можно приводить много примеров: есть языки практически совсем без морфологии, их довольно много, есть языки, в которых отсутствует грамматика (их не так много, но они существуют), есть языки, в которых предложения выражаются целым словом. Таков, в частности, язык навахо. К этому же типу относятся и некоторые языки Северного Кавказа, например абхазский, о котором в одном из рассказов Фазиля Искандера говорится, что там одним словом можно выразить что-то типа: «Они нагрузили это на него по нашей просьбе вопреки им». Приблизительно такие значения выражаются одним словом. Такие языки называются полисинтетическими. Различие действительно колоссальное, и об этом говорит название другой известной популярной книги по лингвистике. Это книга Владимира Александровича Плунгяна, нашего известного лингвиста, которая называется «Почему языки такие разные?».
Еще один вопрос, который поставил другой наш замечательный лингвист Александр Евгеньевич Кибрик в противовес вопросу Плунгяна: «Почему языки такие одинаковые?» Как понять то, что, с одной стороны, возможен быстрый и эффективный перевод с любого на любой язык, что ребенок усваивает любой первый родной язык с поразительной быстротой и эффективностью независимо от своего этнического происхождения? Как это возможно, если языки не имеют между собой ничего общего?
Раздел лингвистики, который занимается общим, что имеют все языки, называется лингвистикой универсалий.
Этот вопрос волновал лингвистов по крайней мере начиная с семнадцатого столетия. Этим занимались французские ученые, авторы так называемой «Грамматики Пор-Рояля». Но настоящий расцвет лингвистика универсалий получила во второй половине XX века и в наше время, когда стали использоваться два основных метода исследования того, что во всех языках есть общего. Первый метод — метод выборки языков, заимствованный из биологии и социологии, его предложил американский лингвист Джозеф Гринберг. У самого Гринберга была небольшая выборка, в тридцать языков. Но она была так хорошо составлена, что те обобщения, которые сделал Гринберг шестьдесят или семьдесят лет назад, в основном не опровергнуты.
Чем интересны наблюдения Гринберга? Во-первых, к числу языковых универсалий иногда относятся какие-то тривиальные вещи, типа так называемых признаков человеческого языка, которые выделил американский лингвист Чарльз Хоккет. Они отличают человеческий язык от других знаковых систем, скажем от коммуникации животных, как он думал. Это, например, способность сообщать что-то о прошлых событиях или способность производить высказывания, которые являются истинными или ложными.
Но для того, чтобы понять это про язык, не нужно быть лингвистом. Гораздо интереснее другие, собственно лингвистические наблюдения типа того, что во всех языках есть местоимения или что во всех языках есть гласные и согласные. Кроме того, Гринберг увидел, что большинство языков обнаруживают интересные универсальные закономерности в области порядка слов, так что в общем и целом языки делятся на два класса. Примерно в половине языков порядок слов идет от главных к зависимому: «Дай книгу, которая лежит на столе», — как в русском или английском языках. Во второй половине языков, например в японском или в некоторых кавказских языках, порядок слов обратный: «Столе на лежит которая книгу дай». Это тоже область лингвистики универсалий, это универсалии в грамматике.
В настоящее время существуют целые архивы универсалий, компьютеризованные базы данных о разнообразных языках мира. Речь уже не идет о маленьких выборках, с которыми работал Гринберг, — в современных исследованиях используется очень много языков.
Есть важные обобщения, которые выявляются в процессе наблюдения за многими языками. Эти универсалии объясняются по-разному. Например, некоторые из них, очевидно, связаны с работой механизма восприятия речи у человека. В частности, как было показано в ряде исследований в 90-е годы, закономерности порядка слов связаны с тем, что грамматика стремится сделать предложения более удобными для восприятия — такими, которые меньше бы нагружали оперативную память, используемую при анализе предложений на слух.
Но есть и другой подход к лингвистике универсалий, он связан с именем наиболее известного современного лингвиста Ноама Чомски, или, как его принято у нас называть, Ноама Хомского, основателя генеративной лингвистики.
То, что дети необычайно быстро и эффективно осваивают родной язык, Хомский считает главной загадкой, связанной с человеческим языком.
Он связывает это с тем, что у человека имеется врожденная способность к овладению родным языком, которую лингвист может сформулировать в виде того, что Хомский называет универсальной грамматикой. Принцип этой грамматики следует формулировать в максимально абстрактных, не связанных с какими-то конкретными грамматическими формами или служебными словами терминах, таких как «вершина», «зависимое слово», «словосочетание» или «грамматический признак». Сама абстрактность этих обобщений, согласно Хомскому, в определенной степени приближает нас к пониманию того, какое множество принципов лежит в основе всех языков мира.
В книге Бейкера, о которой я сказал вначале, излагается именно эта позиция — позиция Хомского. На материале разнообразных языков Бейкер объясняет различие между языками Северной Америки, которыми занимается сам Бейкер, и английским языком, а также другими языками: японским или русским, — согласно философии генеративной грамматики, то есть основанного Хомским направления.
Это различие объясняется тем, что в основу всех языков положено одно и то же множество определяющих языковую структуру принципов.
Но, как выражается сам Бейкер, эти принципы в разных языках применяются по-разному, примерно так же, как из одних и тех же ингредиентов можно приготовить разные блюда: продукты одни и те же, но если рецепты разные, то, соответственно, будет разный результат. В качестве таких исходных продуктов генеративная грамматика рассматривает те неизменяемые абстрактные принципы, которые лежат в основе структуры всех языков и которые до определенной степени ограничивают языковое разнообразие. Если бы языки были бесконечно многообразными (в принципе, в языках могло бы быть все что угодно), то становится непонятно, каким образом ребенок при освоении языка может отбросить бесчисленное множество ложных гипотез, возникающих при восприятии доступной ему информации.
Оппоненты Хомского с этим не согласны. Они считают, что его теория, пытаясь выйти на этот универсальный уровень, приходит к абстрактным понятиям, теряющим всякую связь с фактами языков, и превращается в интеллектуальную игру. Тем не менее, несмотря на то, что эта критика многими признается справедливой, генеративная грамматика Хомского остается главенствующим трендом мировой лингвистики в области изучения языковых универсалий так, как их понимает Хомский.
Так или иначе, эту загадку лингвистика продолжает пытаться решить. Ведь если бы не было основы, в которой лежит некоторое универсальное множество принципов, на которых построен любой человеческий язык, то было бы невозможно не только овладение языком или быстрый перевод с языка на язык, но и, например, обучение иностранным языкам, иногда очень резко различающимся по структуре. Когда мы открываем описание какого-то экзотичного языка, название которого мы видим первый раз — какого-нибудь южноамериканского индейского или африканского языка, языка Новой Гвинеи или Юго-Восточной Азии, то мы видим в этом описании знакомые нам термины.
«Существительное», «глагол», «подлежащее», «дополнение», «вопрос», «отрицание» — все знакомые слова. Они имеют, конечно, не совсем то же значение, что и в знакомых нам языках, но почему-то, используя эти понятия, мы понимаем, о чем написано в этом описании, сколь бы далеким от нас и экзотичным по своей структуре ни был бы данный язык. Поэтому в принципе любой лингвист, имеющий дело с самыми поразительными языками, которые, казалось бы, абсолютно непохожи на европейские (те, что иногда называют среднеевропейским стандартом — это такой ненаучный термин, обозначающий привычные черты наиболее знакомых всем европейских языков), неизбежно понимает, что какое-то множество универсалий существует. Задача лингвистики только в том, чтобы обнаружить и понять их по-настоящему убедительным способом.
